Страница 12 из 125
— А колдовство? Есть много способов, известных колдуньям. У Инка есть руна Мадр. Она позволяет выведать правду. Ну... не то чтобы правду. Но, во всяком случае, показывает, что человек врёт. Почему они не пользуются колдовством?
— Ого. Ты так быстро запалишься, приятель. Ну что это за сказочник, который владеет Сейдом. Может у тебя ещё и посох есть? И гримуар? И фамильяр?
— Я не владею Сейдом!
Нинсон отогнал Уголька, обратившегося в чёрную крысу с сияющими янтарными глазами и длинным хвостом из мелких чешуек. Призрак фамильяра обнюхивал шнурованный сапожок Тульпы, натирал мордочку, мыл усы, заглядывал женщине под юбку, вдумчиво нюхал воздух, снова намывал усы и принюхивался.
— Я просто знаю руны.
— И откуда же сказочник знает руны?
— Ну, это же не закрытая информация. Всякий человек знает одну — две руны. Их носят, как украшения, как обереги. Главный герой в половине сказок — колдун. А в другой половине сказок — борец с колдунами. Поэтому кое-что о колдовстве я знаю. Это правда, да. Это отнюдь не делает меня колдуном.
— Скажи, ты помнишь, какие-нибудь руны? И названия, и начертить сможешь?
— Да. Все руны. Я же был профессиональным рассказчиком. Можно добиться совершенно иной степени драматизма, если знать Сейд. Хотя бы примерно.
Тульпа усмехнулась.
— Ну-ну. И много ты ещё рассказчиков знаешь, которые бы знали Сейд?
— Может быть, я просто хороший рассказчик.
— Тогда ты должен знать, что Мадр не устанавливает истину. Она лишь мешает сказать неправду. То есть если мужа-рогоносца, верящего жене, облепить колдуньями, бросающими в него Мадр, и при этом спрашивать о верности жены, то велика вероятность, что муженёк с чистой совестью поручится за её добродетель. И ни одна Мадр не напряжётся. Потому что он не говорит неправды. А живёт в своём мире. Каждый из вас, смертных олухов, живёт в своём мире. И в его мире правда является такой.
— Допустим. Значит, поскольку я уверен в том, что я это сказочник Ингвар Нинсон, то в моём мире я действительно Ингвар Нинсон. Мадр не напряжётся, как ты выражаешься, если я назовусь сказочником. А вот если скажу, что колдун...
— Не знаю. Пока, не знаю. Поэтому и не хочу тебе доказывать, что ты колдун.
— А ты можешь это сделать?
— Легко. Но, повторюсь, пока тебе полезнее побыть в сомнениях. И тут я вернусь к разговору о выводах, которые могут сделать твои палачи. Хорошо?
— Давай.
— Один вывод, что они ошиблись. Ты не тот, кто им нужен. Ты просто случайный полусумасшедший сказочник. А колдуна они упустили. Тогда они продолжат искать колдуна. А тебя убьют. Ну не отпускать же тебя, в самом деле?
Ингвар кивнул.
— Да. Для нас это плохой вариант.
— А другой вывод, что они не ошиблись. Но ты сопротивляешься. Тогда они продолжат искать способ вытянуть признание из тебя. И рано или поздно перегнут палку. Слишком долго продержат тебя под водой. Или слишком глубоко запихнут в жопу кочергу. Не учтут, в насколько изношенном теле ты им достался. Тогда они тебя убьют.
— Что там про изношенное тело?
Тульпа кивнула, показывая, что услышала вопрос.
— Или они поймут всё правильно. Как? Ну не знаю... Пригласят пыточных мастеров получше, а не этих потрошителей. Или сами рискнут показаться на глаза, и лично бросят в тебя руны. Но, так или иначе, придут к выводу, что ты слишком хорош, и твоя настоящая колдовская личность от них спрятана за этим жирным сказочником, что всё равно что умерла. Нужные им секреты похоронены под фантазиями Ингвара Нинсона так глубоко, что до них уже не добраться. И тогда они тебя убьют.
Ингвар кивнул.
— Понимаю.
— Теперь, следи за мыслью. В любом случае, рано или поздно случится одно из двух. Либо они тебя сломают. Либо поймут, что тебя нельзя сломать.
— Оба варианта так себе.
— Но твой план это учитывал. Давал хороший шанс. Точка, где тебя поймали, отстоит от точки, где тебя убили, на небольшое расстояние. Где-то там появляюсь я, и напоминаю тебе, кто ты есть. Таков план.
— Ты можешь мне вылечить руку?
— Я? Нет. Я ничего не могу. Ты разве не понял? Меня здесь нет. Я Тульпа.
9 Лалангамена9 Лалангамена — Кин Лесник9
Лалангамена — Кин Лесник
Ингвар прошагал облака насквозь.
Рядом, метя дорогу фитильком чешуйчатого хвоста, тащился призрак фамильяра, в облике чёрной крысы.
Со временем облака, как и положено, заняли своё место над головой.
Тропинка уводила вниз, но теперь она не тонула в молоке, а вела к целому миру.
Отсюда, с высоты, открывался сказочный вид на остров.
Синева блестящих рек и озёр. Яркая зелень леса и лугов. Жёлтые и коричневые, как колонии грибов, проплешины, ещё не заросшие травой.
Ингвар то ли различил, то ли придумал другие острова атолла за дымкой океана на горизонте. А там вон на берегу город. А там ещё один. Но все далеко.
Надо было остановиться здесь, попытаться запомнить, что где. Это было бы мудро.
Но сил не хватало. Пить хотелось так, что Нинсон тянул подкрашенную юшкой воду, пропитавшую мех. Но на ветру мех высох ещё в полдень. Ноги от колен так замерзли, что ощущались ледяными протезами.
Отсюда виднелись несколько стоянок, до которых он доберётся за ночь, если холод не прикончит. Одеяло и похлёбка с большей вероятностью найдутся там, где много народа. Так что нужно было идти в один из двух больших лагерей.
Первый выглядел заброшенным. Разбитые там шатры прятались за лапником, маскировались листьями и прошлогодними иголками. Зелёные пятна древесного сока покрывали небелёную ткань палаток. Этот скрытный лагерь Ингвар оставил про запас, как место, куда можно будет податься, если нигде больше не примут.
Слабо верилось, что такими замороженными пальцами он сможет развести огонь, даже при наличии сухих дров в кострище. Но оставалась возможность хотя бы раздербанить палатки, и завернуться в несколько слоёв ткани. Мысленно Нинсон уже примеривался, как будет нарезать ткань с помощью медвежьих когтей — иного инструмента не было.
Промозглый день быстро скатился в фиолетовый вечер, а к моменту, когда Нинсон окончательно спустился с горы, по небесам уже рассыпались звёзды. Мать Драконов светила парой белых очей с заоблачной высоты, на которой всегда облетала Лалангамену.
Ингвар шёл к большому лагерю у кромки леса. Там кипела жизнь.
Сушили обувь — костер был окружен частоколом жердин с надетыми сапогами.
Готовили еду — запах чего-то невнятного, но съестного разносился над полем.
Звучала музыка — тренькали струны, и пел нестройный хор мужских голосов.
Ухаживали за лошадьми — слышалось ржание общительных животных.
Большой костер расположился на самом краю леса.
Ингвар шёл туда как заворожённый.
Уже различал слова песни:
Я — красный волк.
Пожелтела луна от тоски, —
У нее календарный запой.
Неумелые, но яростные удары по струнам.
Я — красный волк.
Жить с волками, а выть по-людски —
Это значит остаться собой.
Дикий и дружный хор сплёлся в вой.
Я — красный волк.
Волчья ягода — мой талисман,
Я на ней настоял свою кровь.
И потом снова мощные удары по струнам.
Я — красный волк!
Но даже ночь недовольна весьма
Этой мастью, давая мне кров...
Стук посуды, дружный лязг кружек, бойкий треск струн.
Ингвар уже чувствовал, что не зря разменивает остатки последних сил на шаги к огню. Запах жареного мяса с чесноком вёл Великана надёжнее рун. Он топал напрямки, через заросли огромных папоротников в человеческий рост.
Остановился, когда почуял направленный из зарослей лучик недоброго внимания.
Эх, сейчас бы лук или рогатину.
Да хоть медвежий вибросвисток. Он редко срабатывал, но исправно придавал уверенности в лесу.