Страница 116 из 125
— Тогда ещё нет.
«Отнеси её к костру. С ней всё в порядке. Пусть отлёживается в спальнике».
— А я знаешь, о чём всё думаю? О четвёртой странице письма.
— О какой? — не поняла Грязнулька.
— Да я сам только вот понял...
«А ведь, правда! Там было пять листочков. Первый, второй, третий, пятый и шестой. Где четвёртый, спрашивается?»
— Может ты просто ошибся, когда их подписывал?
«Нет, не думаю. Какая на янь ошибка в Мактубе?»
— Ну, ты-то всё-таки не Мактуб писал, да?
— Фирболг, ты говоришь сам с собой, — Грязнулька не знала, что делать, боясь дотрагиваться до Великана и боясь оставить его в таком состоянии.
«Она права. Ты же понимаешь, что слышимость у нас тут хорошая. Басить свои мысли вслух не обязательно. А четвёртая страница, да, всё забудь, какое бы слово я тебе там не оставил — „остерегайся“ или наоборот „можешь“ — мы теперь уже никогда не узнаем».
Но Ингвар опасался, что они ещё узнают.
— Грязнулька? Тьфу, то есть Дэйдра, это что, рюкзак?
Девочка попыталась ответить, но зашлась кашлем.
Ингвар резко дёрнул её, переворачивая на бок.
Изо рта вытекла красная струйка.
— Да. Там хворост.
Нинсон прощупал спину. Вздыбленную рюкзаком куртку, с хрустнувшими при падении ветками, спина, поясница, задница, ноги, всё было цело.
— Тьфу! — Нинсон в сердцах сплюнул густую бетелевую слюну.
Поднялся, сквозь ворот куртки ухватил лямку рюкзака и вздёрнул девочку на ноги.
— Стоять можешь?
Грязнулька кое-как держалась, но Нинсон не отпускал обмотанной ручки рюкзака, за которую таскал девочку. Отыскал укатившийся люмфайр, вделся в лук, и за шкирку потащил куклу к костру.
Бэр Путешественник был абсолютно прав. Надо было лечь спать. И спать долго. Столько, сколько требовало изможденное тело. А потом сложить костёр, выпить тоник и идти в город. Но скоро рассветёт. А Бэр не учитывал, что дойти Нинсону нужно сегодня же. Дело было не в плече. А в Бранде. А ещё он не рассчитывал на такой дождь. Проклятье, проклятье!
«Сделай всё, что зависит...»
— Завали, клять!
Ингвар вытряхнул девочку из куртки и из рюкзака, запихал в спальник оленьего меха и велел спать. Он вытряхнул собранный хворост в огонь, и принялся готовить погребальный костёр.
Без разбора валил ближайшие деревья, стаскивал их к огню, обрубал сучья и разваливал брёвна на неровные куски. Когда топор тупился, он не правил лезвие, а брал следующий. Работа шла неаккуратно, но быстро. Нужен был большой костёр, чтобы не зажарить тело, а сжечь. Для этого пламя должно быть жарким и обнимать мертвеца.
— Мой Мактуб совсем промок, Мать Драконов, где же ты?
Но её было не видать сквозь низкое чёрное небо, исходящее холодным дождём.
Ингвар знал, что виноват перед Целлией Циннци.
Понятно, что она не должна была так вот сразу кидаться убивать, не разобравшись.
Понятно, что и в клятом дожде, из прохудившегося неба, тоже никто не виноват.
Понятно, что и у Грязнульки не достало бы сил её оглушить.
Достать лук?
Так она не смогла бы его натянуть.
Сделать что-то ещё?
Так счёт шёл на секунды.
Да Нинсон и сам бы не придумал ничего лучше, будь у него в руке нож.
← 84 Дороже Денег 86 Умение Перешагивать →
86 Умение Перешагивать 86
Умение Перешагивать
Ингвар закончил сооружать костёр.
Всё промокло. Ливень шёл уже много часов подряд. Действие тоника шло на спад. Нинсон методично разжевывал табачные листья и зёрнышки перца, давясь красной вязкой слюной, чтобы не сплёвывать то, что могло дать хоть каплю сил. Отыскал рядом со спальником и доел плохо пережёванный Грязнулькой бетелевый конвертик. Прополоскал кожаный бурдючок из-под тоника, разрезал его и даже соскоблил внутренний слой, напитанный алхимической бодростью кожи. Съел комок мурцовки, запив его кипятком.
Нинсон заклинал Мактуб руной Феху, чем почти доконал призрак фамильяра.
Тот лежал рядом с Грязнулькой. Ободранный и чуть живой. Бока дымной шерсти ходили ходуном. Больной янтарный глаз следил за Великаном.
Мортидо почернел и будто бы оплавился, когда Нинсон надел его на указательный палец. Изящная ювелирная красота перстня пропала, и он превратился в бесформенный кругляш каменного пряслица, стиснувшего палец.
Нинсон затащил тело Целлии Циннци внутрь раскисших поленьев. Снизу и сверху присыпал все мелкой трухой, и ветвями. Сбережёнными под курткой сухими щепами. Он вылил масло, которого оказалось совсем мало. Деревянную фляжку с трещиной вдоль бока бросил на плащ тиуна. Рядом бережно положил мечи и люмфайр.
В последний момент вспомнил о карманах плаща. В одном нашлась тряпица для протирки клинков. А в другом пузырёк с кровью Хорна. Ингвар забрал и т и другое. Тряпочка была сухой и промасленной. А кровь Хорна ещё понадобится ему, чтобы разыскать Бранда. Нинсон поблагодарил тиуна, надеясь, что Лоа, читающие его Мактуб не сочтут это кощунством или издёвкой. Но надеялся, что следившая за ним с респа Целлия Циннци не сочтёт этот жест слишком наигранным.
Нинсон с большим трудом разжёг хлипкий огонёк, который благодаря маслу, быстро обосновался на сухом пяточке под телом тиуна. Пламя быстро пожирало промасленную тряпицу, сухую щепу, кору, мох, остатки трута и всё, что мог предложить ему Нинсон. Но оно не желало браться за мокрую кору.
Огонь горел только в одном месте, поджаривая тиуну задницу. Это могло бы быть даже забавно, если бы это была не мёртвая по его вине женщина. Нинсону нервничал и суетился, а в голову не приходило ничего путного. Только самые разные вариации хохм про подгоревшую задницу.
Ингвар ненавидел себя за это, но ничего не мог поделать.
Даже ударил себя несколько раз:
— Заткнись, заткнись, заткнись.
Но без результата. Тогда он начал приговаривать:
— Улыбаешься, значит...
Стало ещё хуже.
— Значит ты, конченный ублюдок, раз улыбаешься...
Девочка смотрела на него странно. В этот момент он понял, что она не смеялась. И вообще, наверное, не умела самозабвенно хохотать или хихикать, что если она и научится когда-нибудь улыбаться, то смеяться вряд ли. То, что он тогда слышал, это покашливание, простуженного зверька, не было смехом.
«Сделай всё, что зависит от тебя, а в остальном положись на судьбу».
Настойчивость смягчает судьбу. Настойчивость. Настойчивость.
«Да. Это лучше подходит сегодняшнему утру».
Масло прогорало.
Даже на те поленья, которые были под самой Целлией Циннци попадало всё больше воды. Одежда тиуна промокла и вода просачивалась вниз. Нинсон обещал уничтожить люмфайр. Покатал в пальцах запаянный стеклянный шарик с ядрёно-бирюзовой жидкостью. Попытался рассмотреть чёрную икринку внутри. Без толку.
— Всё. Без толку, — громко сказал Ингвар и бросил шарик в оргоновую лампу.
Шарик разбился, и люмфайр залило слизью, которая не горела и не испарялась, а шипела и пенилась. Потом люмфайр треснул, как переспелый орех — вдоль. Хотя Нинсон скорее ожидал, что люмфайр разобьётся, как обычная стекляшка. Оргоновая лампа раскололась, а потом развалилась на две части. Красная жидкость мгновенно смешалась с шипучей жижей, загустела, и как розовая дохлая медуза провалилась вниз, под неплотно составленные поленья. Прежде, чем выпасть из костра тело медузы шлёпнулось в пламя, почти погасив его.
Можно было заготовить дров, разбить из плаща и веток шалаш и переждать. Поспать сколько можно. А как распогодится, закончить начатое. Но Ингвар не мог ждать.
Во-первых, он рисковал потерять руку. Но он уже так устал, что готов был объяснить себе, почему лучше сначала поспать, а потом идти.
Во-вторых, он мог упустить Бранда. Нужно во что бы то ни стало попасть в Бэгшот.
— Бросим её? — спросил он.
«Что тебя смущает? То, что останется доказательство? Тиун с никером в башке? До правды несложно докопаться. Просто Бэр не дознаватель. Твоё счастье, что они не осматривали тиуна. И не надо оставлять им эту иньскую возможность — надо сжечь тело. Хотя бы голову. Нет?»