Звёздная пыль

– Я – поверенная императрицы, – повторила она, с разочарованием прерывая контакт их тел, – меня прислали узнать, не требуется ли вам что-нибудь.

Северянин молчал, будто язык проглотил.

– Видимо, всё хорошо и без меня, – констатировала Кэйтрин и развернулась к двери, чтобы уйти.

– Верните моего слугу! – прилетело ей в спину, и Кэйтрин, замерев на пороге, обернулась через плечо.

За эти несколько мгновений северянин уже почти совладал с собой, и теперь на лице его читался приказ.

– Его зовут Керве Эрлансен. Неприемлемо, чтобы мне прислуживал кто-то, кроме него.

Кэйтрин подняла бровь.

– Я передам Императрице, – бросила она, – если будете хорошо себя вести.

Индрэ так и стоял, глядя бесцеремонной незнакомке вслед и все еще ощущая обжигающие прикосновения её рук на своём плече.

ГЛАВА 3

– Оближи.

Индрэ знал, что есть вещи, с которыми лучше не спорить. Он стоял на коленях у ног Рудены. Руки были скрещены за спиной.

Хлёсткая пощёчина прошлась по лицу.

– Ты не слышал приказ?

Не дожидаясь следующего удара, Индрэ наклонился и принялся выполнять.

К горлу подступала тошнота.

Он не знал, кого ненавидит сильнее – Рудэну, за то, что та имеет власть над ним, или себя самого – за то, что позволяет ей иметь такую власть.

По законам северных краёв семья принадлежит женщине. В её власти находятся все супруги, независимо от старшинства. Никто не станет вмешиваться в дела, которые творятся между мужем и женой.

Днём он, сын правителя, проигравшего войну, мог носить имя герцога Северных земель, но, когда наступала ночь, и в дворцовых покоях закрывалась последняя дверь, никакая стража не могла бы ему помочь.

Для наместницы Остерайха, принцессы Рудэны, он был не более чем рабом.

Так было уже настолько давно, что иногда Индрэ казалось, что так было всегда.

Он старательно выполнял приказ, пока Рудэна не поставила одну ногу на стоявший сбоку сундук.

– Не останавливайся, – приказала она, – ласкай языком. Ты должен знать своё место, мой дорогой муж.

Индрэ замешкался. Так далеко Рудэна не заходила ещё никогда. Но Индрэ знал, что у её желаний нету границ. Всего секунда колебания – и новый удар обжёг его щёку.

Индрэ сипло выдохнул и, задержав дыхание, принялся выполнять приказ.

Индрэ сел на кровати.

За окном, заливая призрачным светом заброшенный двор, тускло мерцала луна – кажется, до рассвета оставался ещё час или около того.

Индрэ перевёл взгляд на изъеденный молью полог кровати, и ему показалось, что темнота наступает на него со всех сторон. А где-то там, в перекрестье теней, ожидает его Она. Рудэна.

Головой он понимал, что попросту сходит с ума. Что Рудэна мертва и уже никогда не тронет его. Что страхи эти терзают его лишь потому, что он позволяет им жить внутри себя – но никакие доводы разума не помогали. Ему хотелось бежать, не разбирая дороги, и он сбежал бы – если бы знал, куда.

– Спаси меня, Звезда… – прошептал Индрэ и, уронив лицо на ладони, с трудом подавил душивший его всхлип. Даже здесь, наедине с собой, нельзя было отдавать боли власть над собой.

– Мастер…

Индрэ вздрогнул, услышав знакомый голос в тишине, и мгновенно выпрямился, поняв, что находится в комнате не один.

– Керве? Откуда ты здесь?

– Да, мой господин.

Непривычно прошуршали в темноте чужие грубые одеяния, и Индрэ увидел во мраке лицо слуги. Керве стоял на коленях, подле его кровати, и Индрэ невольно подумал о том, как давно тот находится здесь и не говорил ли он сам во сне?

Индрэ облизнул губы.

– Принеси мне попить.

– Простите, мастер, здесь нет стакана для воды. Станете ли вы пить из моих рук?

Индрэ издал сухой смешок.

– Они боятся, что я покончу с собой?

– Даже я этого боюсь.

Индрэ качнул головой.

– Нет. По крайней мере, не сейчас.

Наступила тишина. Каждый думал о своем.

Затем Индрэ произнёс:

– Керве, я рад, что ты здесь. Не уходи далеко, посиди со мной.

Керве кивнул.

– Попытайтесь уснуть. Завтра будет тяжёлый день.

Уснуть Индрэ, конечно же, так и не удалось. Он лишь проворочался с боку на бок, не в силах избавиться от опасений, что Керве сумеет подсмотреть его сны, пока за окном не зарделся рассвет.

– Сколько времени? – спросил он, неподвижными глазами глядя в потолок.

– В третий раз прокричали петухи, и часы на башне пробили восемь раз.

Индрэ кивнул.

– Четыре часа… – медленно произнёс он. – Прикажи подать воды. Скажи им, что я не утоплюсь.

– Полагаю, они не разрешат мне помогать вам. Сами знаете почему.

Индрэ поджал губы, но кивнул. Он знал Керве так давно, что казалось, тот сопровождает его всю жизнь, хотя на самом деле Керве посвятили ему, когда тому было двенадцать лет – а самому Индрэ шестнадцать. Через два года после того, как Рудэна стала его женой и госпожой, и жизнь Индрэ превратилась в Ад.

– Пусть пришлют этого мальчика, – сказал он, – он уже видел всё, что мог. А ты… – Индрэ пощупал скулу, где продолжал наливаться синяк, – скажи, что я отказываюсь появиться на церемонии так. Мне нужна маска или ещё что-нибудь.

Керве вышел, а Индрэ произнёс в пустоту над собой:

– Четыре часа. Твой план был бесподобен, Индрэ. Здравствуй, новый день.

И эти четыре часа он провёл, пытаясь привести себя в порядок: сначала загримировать синяк, потом – прикрыть его волосами. Наконец, бросив гребень на пол и пинком отправив в дальний угол, взялся за белую фарфоровую маску, скрывавшую пол-лица. Наложил её и поморщился от боли, но затем завязал шёлковую ленту на затылке и, немного успокоившись, решил:

– Пойду так.

Индрэ не хотел снова предстать перед публикой поверженным, униженным и покорным. Ему было страшно. Больше всего на свете он не хотел и боялся заключать новый брак, ещё не успев вкусить и одного дня свободы. Снова отдавать себя в руки госпожи, которой было на него наплевать. Которую сам он не знал и которой не мог доверять.

И всё же, если выбора не было, оставалось делать то же, что и всегда: хорошую мину при плохой игре. Этому он обучился с малых лет, и, похоже, ему предстояло играть эту роль до конца своих дней.

– Ещё одна… – пробормотал Индрэ и прикрыл глаза, заставляя успокоиться мускулы лица. Глубоко вдохнул и снова принялся за туалет.

Керве помогал ему, хотя местное одеяние, какое принесли для Индрэ около девяти часов, было незнакомо слуге так же, как и его господину.

С трудом он разобрался в застёжках белоснежного камзола, и если бы настроение Индрэ было чуть лучше, он не преминул бы отметить то, что отлично заметил Керве: камзол с отделанными жемчугом пряжками, с белоснежными брызжами на груди и на рукавах, ему необыкновенно шёл. Лицо его и фарфоровая маска казались ещё белей, а волосы шёлком струились по плечам. Закалывать их Индрэ не стал: у него не было ничего, что он мог бы использовать для этих целей.

В одиннадцать в дверь постучали, и стража, состоявшая из шести кирасиров, повела их в собор – хотя Индрэ казалось, что его ведут на эшафот.

Невеста опаздывала, и с каждым мгновением ожидания волнение Индрэ становилось всё сильней. Как ни старался он унять дрожь, видения близкого будущего – брачной ночи и дороги домой – терзали его всё сильней.

Наконец, стук копыт раздался с другой стороны площади, толпа зевак расступилась, пропуская трёх вороных коней. Ещё шестеро всадников на гнедых лошадях сопровождали их, вооружённые до зубов.

Ехавшая впереди девушка в платье глубокого вишнёвого цвета спрыгнула со своего коня и, ведя его в поводу, стала приближаться к жениху. С удивлением Индрэ обнаружил, что такая же маска, только чёрного цвета, скрывает и её лицо.

Он хотел спросить, как следует это понимать, но прикусил язык, обнаружив, что тогда ему придётся раскрыть и свои причины.