Страница 54 из 214
Кальтон женился на своей спасительнице Кольмале, и Оссиан вернулся в Морвен.
Приятен глас твоей песни, одинокий житель скалы. Он прилетает ко мне вместе с журчаньем источника, что течет вдоль узкой долины. Моя душа пробуждается, о чужеземец, посреди моего чертога. Я простираю длань к копью, как бывало в дни минувших годов. Я простираю длань, но бессильна она, и вздох наполняет мне грудь. Не хочешь ли ты, сын скалы, услышать песнь Оссиана? Минувшие времена наполняют мне душу; возвращается радость юности. Так на закате является солнце, освободившись от бури, что скрывала поступь его сияния; зеленые холмы подъемлют росистые главы, голубые потоки резвятся в долине.* Из жилища, опершись на посох, выходит герой престарелый, и его седые власы сверкают в лучах.
*
Коль ввечеру сияющее солнце
Сквозь тучи луч пошлет прощальный, поле
Вдруг оживает, вновь щебечут птицы,
Мычат стада от радости, и звоном
Холмы и долы полнятся...
Мильтон [Потерянный рай, II, 492].
Так благостное солнце летним днем,
Едва минует бурное ненастье,
Лучами озаряет мир кругом,
И каждый птенчик, сидя над гнездом,
И каждый зверь, таившийся в берлоге,
Уже согрет живительным теплом
И забывает прошлые тревоги.
Спенсер [Аморетти, XL].
Не видел ли ты, сын скалы, щита в дому Оссиановом? Он отмечен ударами битв и блеск наверший его потускнел. Тот щит носил великий Дунталмо, вождь многоводной Теуты. Дунталмо носил его в бранях, покуда не пал от копья Оссианова. Послушай же, сын скалы, повесть минувших лет.
Ратмор вождем был Клуты. Слабый в чертоге его обретал приют. Никогда не смыкались ворота Ратмора, всегда был пир его уготован. Приходили сыны чужеземцев и благословляли вождя великодушного Клуты. Барды запевали песни, бряцая на арфах, и озаряла радость лица скорбящих. Пришел Дунталмо в гордыне своей и вступил в поединок с Ратмором. Клуты вождь победил: воспылала ярость Дунталмо. Он явился в ночи со своими бойцами, и Ратмор могучий пал. Он пал в чертогах своих, где часто давал пиры чужеземцам.
Колмар и Кальтон, сыны колесницевластного Ратмора, были еще детьми. В юном веселье вбежали они в чертог отца. Они узрели его, обагренного кровью, и залились слезами. Душа Дунталмо смягчилась, когда он увидал малолеток. Он взял их с собою в стены Алтеуты,* они выросли в доме врага. На его глазах они напрягали лук и выходили сражаться во бранях его.
* Al-teutha, или, вернее, Balteutha, - _город на Туиде_, где жил правитель Дунталмо. Все имена в поэме явно гэльского происхождения, из чего следует, как я уже отмечал в одном из примечаний, что этот язык был распространен по всему острову.
Они видели павшие стены предков своих, они видели терн зеленый в чертоге. Их слезы струились втайне, но порою печаль омрачала их лица. Эту скорбь приметил Дунталмо, и душа его черная замыслила смерть. Он заточил их в двух пещерах на гулкозвучных брегах Теуты. Не посылало солнце туда лучей, не заглядывал ночью месяц небесный. Сыны Ратмора томились во мраке и ожидали смерти.
Молча слезы лила дочь Дунталмо, златокудрая, голубоокая Кольмала*. Очи ее обращались тайно к Кальтону; душу ее полонила его красота. Она трепетала за воина, но что могла сделать Кольмала? Ее руке не поднять копья, и не пристало носить ей меч на бедре. Никогда не теснила кольчуга белую грудь. Никогда ее очи не устрашали героев. Что можешь ты сделать, Кольмала, для вождя обреченного? Нетверды ее шаги, распущены кудри, дико блуждают очи, наполненные слезами. Она пришла ночью в чертог ** и в доспех облачила прелестное тело свое, в доспех молодого ратника, что погиб в первой же битве своей. Она пришла в пещеру Кальтона и узы расторгла на дланях его.
* Caol-mhal - _женщина с тонкими бровями_. Тонкие брови считались одним из главных признаков красоты во времена Оссиана, и он почти всегда наделяет ими красавиц в своих поэмах.
** То есть в чертог, где было развешено в виде трофеев оружие, захваченное у противника. Оссиан очень старается придать своему повествованию правдоподобный характер, поэтому Кольмала у него надевает доспехи юноши, убитого в первом же сражении, которые более подходят девушке, поскольку ясно, что ей не под силу носить доспехи взрослого воина.
"Ратмора сын, подымись, - сказала она, - подымись, ибо ночь темна. Бежим к королю Сельмы,*** вождь опозоренной Клуты! Я сын Ламгала; его приютил твой отец в чертоге своем. Я проведал, что ты обитаешь в мрачной пещере, и моя душа возмутилась. Ратмора сын, подымись, ибо ночь темна".
*** К Фингалу.
"Благовещий глас, - ответствовал вождь, - не исходишь ли ты с мрачноклубящихся туч? ибо с тех пор, как солнце от взора Кальтона скрыто и мрак воцарился вокруг, духи праотцев часто во сне его навещают. Или впрямь твой родитель Ламгал, вождь, которого часто я видывал в Клуте? Но как убегу я к Фингалу, а Колмар, мой брат, погибнет? Как убегу я в Морвен, а герой пребудет в ночи заточенный? Нет, дай мне копье, сын Ламгала, Кальтон пойдет и выручит брата!"
"Тысяча воинов, - ответила дева, - простерли копья вкруг колесницевластного Колмара. Одолеет ли Кальтон один столь великую рать? Бежим к королю Морвена, войною пойдет он сюда. Его десница всегда простерта к несчастному, молнией своего меча он ограждает слабого. Ратмора сын, подымись, тени ночные скоро рассеются. Дунталмо узрит твои следы на поле, и в цвете юности ты падешь!"
Герой поднялся, тяжко вздыхая; он слезы лил о колесницевластном Колмаре. Он с девой пришел в чертоги Сельмы, но не ведал, что это Кольмала. Шлем прикрывал ее лик прекрасный, а перси вздымались под сталью доспеха. Фингал вернулся с ловитвы и увидел прекрасных странников; они посреди чертога сияли, как два луча.
Король выслушал повесть печальную и взор обратил окрест. Тысяча героев привстали, пылая желаньем сразиться в Теуте. Держа копье, я вернулся с холма, и веселие битвы взыграло в моей груди, ибо король говорил с Оссианом среди своего народа.
"Сын моей мощи, - сказал он, - возьми копье Фингалово, ступай к потоку могучему Теуты и спаси колесницевластного Колмара. Пуст:, весть о тебе обгонит тебя, как ветерок отрадный, чтобы душу мою порадовал сын, возродивший славу праотцев. Оссиан, будь грозою в бою, но исполнись кротости, когда супостаты повержены! Вот так, о мой сын, возросла моя слава, и ты будь подобен властителю Сельмы. Когда надменные входят ко мне в чертоги, не видит их взор мой. Но десница моя простерта к несчастному. Мой меч - оборона слабого".