Поэмы Оссиана

Возвращался Альдо, увенчанный славой, к высоким стенам Соры. С башни смотрела супруга Эрагона, смотрели влажные, томные очи Лормы. Ее темно-русые волосы развевает ветр океана, белые перси колышатся, словно снег на вереске, когда подъемлются легкие ветры и тихо вздымают его на свету. Она увидела младого Альдо, подобного лучу заходящего солнца Соры. Нежное сердце ее вздохнуло, слезы наполнили очи, и глава склонилась на белую руку.

Три дня сидела она в чертоге, скрывая горе весельем. На четвертый она бежала с героем по бурному морю. Они достигли замшелых башен Коны и пришли к Фингалу, властителю копий.

"Альдо надменносердый, - сказал, вставая, король Морвена, - стану ль тебя защищать я от гнева короля оскорбленного Соры? Кто примет моих людей в чертогах своих, кто пир задаст чужеземцам после того, как Альдо, ничтожный душой, похитил красавицу Соры? Ступай на холмы свои, бессильная длань, и сокройся в свои пещеры. Прискорбна битва, что нам предстоит с королем омраченным Соры. Дух благородного Тренмора! Когда же Фингал перестанет сражаться? Я рожден среди битв,** и мне суждено по крови шагать до могилы. Но десница моя не обидела слабого, мой булат не коснулся того, кто не владел оружием. Я предвижу бури, о Морвен, что ниспровергнут мои чертоги, когда чада мои погибнут в бою и никого не останется в Сельме. Тогда придут бессильные, но они не найдут могилы моей; слава моя в песне, и почтут времен; грядущие мои подвиги сновидением".

** Комхал, отец Фингала, был сражен в битве против племени Морни в тот самый день, когда Фингал родился, поэтому вполне уместно сказать, что он был _рожден среди битв_.

Вкруг Эрагона собрался его народ, как бури вкруг духа ночи, когда сзывает он их с вершины Морвена, чтоб устремить в далекий иноплеменный край. Он дошел до берега Коны и послал к королю барда, требуя битвы тысяч или земли многих холмов.

Фингал сидел в чертоге своем в кругу товарищей юности. Младые герои охотились и зашли далеко в пустыню. Седые вожди толковали о делах своей юности и о минувших годах, когда пришел престарелый Нартмор, король многоводной Лоры.*

* Neart-mor - _великая сила_. Lora - _шумная_.

"Не время теперь, - начал вождь, - слушать песни времен минувших: хмурый Эрагон стоит на бреге и подъемлет десять тысяч мечей. Мрачен король меж своих вождей! он словно месяц померкший среди ночных метеоров".

"Приди, - промолвил Фингал, - из твоего чертога, дочь любови моей; приди из твоего чертога, Босмина,** дева многоводного Морвена! Нартмор, возьми коней чужеземцев *** и сопутствуй Фингаловой дочери. Пусть она пригласит властителя Соры на пиршество наше к тенистым стенам Сельмы. Предложи ему мир, Босмина, достойный героя, и сокровища щедрого Альдо. Далеко отселе охотятся юноши Морвена, а наши длани дрожат от старости".

** Bos-mhina - _мягкая и нежная рука_. Она была младшей дочерью Фингала.

*** Вероятно, это были кони, захваченные каледонцами во время вторжения в римские владения, на что, по-видимому, указывает выражение _кони чужеземцев_.

Она пришла в войско Эрагона, словно луч света в мрачную тучу. В правой ее руке сияла стрела золотая, а в левой - блестящая чаша, знамение мира в Морвене. При виде ее просиял Эрагон, словно утес под нежданными солнца лучами, когда исходят они из разорванной тучи, разделенной ревущим ветром.

"Сын далекой Соры, - начала, зарумянившись, нежная дева, - приди на пир короля Морвена к тенистым стенам Сельмы. Мир, достойный героя, прими, о воин, и оставь покоиться темный меч у бедра твоего. А если ты предпочтешь сокровища королевские, выслушай слово щедрого Альдо. Дает он Эрагону сотню коней, что послушны узде, сотню красавиц из дальних стран, сотню соколов, что на трепетных крыльях небеса прорезают. Твоими же будут сто поясов, дабы высокогрудых жен опоясать; помогают они героев рожать и исцеляют чада мучений.**** Десять чаш, камнями украшенных, будут сиять в чертогах Соры; блеском их озаренная, вода ключевая искрится, как вино. Некогда они веселили властителей мира ***** посреди гулкозвучных чертогов. Твоими станут они, о герой, или супруги твоей белогрудой. Лорма будет очами блестящими поводить в чертогах твоих, хоть и любит Фингал великодушного Альдо, Фингал, что вовек не обидел героя, хотя десница его сильна".

**** Освященные пояса до последнего времени сохранялись во многих семействах на севере Шотландии. Ими опоясывали рожениц: считалось, что они облегчают муки и ускоряют роды. На них были вытиснены некие тайные знаки, и обряд опоясывания ими женской талии сопровождался словами и телодвижениями, которые свидетельствуют, что обычай этот унаследован от друидов.

***** Римских императоров. Эти чаши были частью военной добычи, захваченной у римлян.

"Нежный голос Коны, - ответил король, - скажи ему, что напрасно готовит он пир. Пусть Фингал повергнет к моим стопам всю добычу свою, пусть покорится он власти моей. Пусть отдаст мне мечи своих праотцев и щиты минувших времен, дабы чада мои, узрев их в моих чертогах, сказали: "Это оружие Фингалово"".

"Вовек не узреть им его в твоих чертогах, - полнясь гордостью, молвила дева, - оно в могучих дланях героев, что на войне никогда не сдаются. Король гулкозвучной Соры, сбирается буря на наших холмах. Иль не предвидишь ты падения племени своего, сын далекой земли?"

Она вернулась в чертоги безмолвные Сельмы; король увидал очи ее потупленные. Он встал во весь рост в силе своей и потряс седыми кудрями. Он взял кольчугу звенящую Тренмора и темно-бурый щит праотцев. Мрак разлился в чертогах Сельмы, когда он простер свою длань к копью: тысячи духов были вблизи и предвидели гибель многих людей. Грозной радостью вспыхнули лица престарелых героев; они бросились навстречу врагу, помышляя о подвигах прошлых времен и о славе могилы.

И тогда у могилы Тратала появились охотничьи псы. Понял Фингал, что за ними следуют юные воины, и прервал он свой путь. Оскар явился первым, за ним сын Морни и потомок Неми; далее шествовал Феркут * угрюмый. Черные волосы Дермида развевались по ветру. Последним пришел Оссиан, о сын скалы; ** я напевал песнь минувших времен и, опершись на копье, через ручьи проносился, могучих мужей вспоминая. Фингал ударил в щит свой горбатый и подал зловещий знак войны. Тысяча мечей, тотчас обнаженных, сверкает над волнами вереска.*** Три седовласых сына песни подъемлют согласный и скорбный глас. Гулко звучали шаги наши грозные, когда могучей и мрачной грядой мы вперед устремились, как ливень в бурю, заливающий узкий дол.