Страница 5 из 6
Скажу по секрету, хотя ты наверняка это слышал: мужчинам, способным на это, и достаются такие женщины, как я. Скорее так: именно таким мужчинам вообще достаются женщины. И даже – считай, что я шепчу тебе на ушко, по секрету – ты можешь быть учителем литературы. А ты то спрашиваешь, красивая ли я, то просишь фоточку, то отвешиваешь необязательные комплименты – зачем, если ты даже меня не видел? Но я отвечу: да, красивая. Если тебе действительно это так важно знать, если ты не хочешь получать весточки от некрасивой женщины и тратить на них свое время. Скажу тебе больше: я как раз такая, о которых пишут в Интернете – тебе покажется глупым, ну и ладно – меня трудно найти, легко потерять, но невозможно забыть».
На этих словах учитель поморщился: «Все-таки, это было не обязательно».
«Знаю, – как будто ответила его собеседница. – Но, что поделаешь, если в этой банальной и такой популярной форме выражено все, что надо. Зачем придумывать что-то еще?
Учи мужчин понимать женщин, а женщин понимать мужчин. Учи понимать, в какой стороне искать счастье, и учи искать дорогу к нему, а если дороги нет – так прокладывать. Да и учись потихоньку сам, хотя как-то странно мне, незнакомке, объяснять это взрослому человеку. Просто пойми: а зачем вообще нужна твоя литература, если не за этим?
Отвечаю на твой последний вопрос. Писать, конечно же, буду. Сообщи новый адрес – и нет проблем. Просто, может, письмо будет идти дольше. Ну а так – все то же самое.
Хочу, чтобы у тебя все было хорошо. Такой неуверенный, запутавшийся, но ты все-таки симпатичен мне. Да и жизнь тебя сейчас будет проверять: готовься к стрессам и неожиданностям. На новом месте всегда так. Будет непросто. Так что тебе понадобится удача, которой и желаю.
Обнимаю тебя».
Иван Матвеевич ошалело смотрел на последнюю строчку и не мог оторваться. В голове как будто что-то перемкнуло. Он вдруг понял, что ответил ей так, как будто вообще не читал письма. Что ей с того, что он закусывал огурчиком, ходил по снегу?
– Я отвечал не ей, а на свое, как будто и не видел, что она пишет, – проговорил он медленно. Водка ударила в голову, и он принялся искать бумагу, переворошил содержимое шкафов, пары собственных, еще не разобранных сумок, с которыми приехал, но бумаги нигде не оказалось. Зато оставалась водка, и учитель, терзаемый осознанием неправильного ответа, решил допить ее до конца.
– Не пойду сегодня в школу, – сказал он вслух, медленно, делая акцент на каждом слове, и тут же пьяно рассмеялся двусмысленности. – Слишком много событий за одно короткое утро.
Через час он ехал в автобусе, обозревая из окна город. Увиденное не впечатляло. Нижний Новгород был небогат, центр стоял в запустении – исторические здания то тут, то там были обнесены заборами, но никакого ремонта за ними не наблюдалось, скорее это была подготовка к сносу. Даже набережная не производила впечатления: река в городе как будто существовала отдельно, не нужная никому.
К берегам были пришвартованы обшарпанные катерки: похоже, в последний рейс они выходили многие годы назад. Спуск к реке с обоих берегов был завален мусором, да и в самой воде его хватало. Отъезжая от центра, автобус заворачивал в квартал старых, потрепанных жизнью деревянных домов вроде тех, на которые учитель смотрел из окна и в котором сам теперь проживал, а дальше начинались унылые массивы спальных районов: многоэтажки, сетевые универсамы, уродливые стеклянные торговые ряды, склады, обитые сайдингом, огороженные платные парковки и ржавые, оставшиеся еще с советских времен низенькие гаражи.
«Может, я сел не в тот автобус?» – думал учитель и выпрыгивал из задних дверей за пару остановок до конечной, не желая продолжать маршрут. Его уже мутило от водки, и чувствовал он себя неважно. Желания пить больше не было, и на смену пришло резкое и непреодолимое желание спать. Он прислонился к гаражу, осмотрелся по сторонам, не идет ли кто – люди были, но вдалеке, – и сунул два пальца в рот. Выпитое утром и съеденное предыдущим вечером, смешавшись в сплошной вонючий поток, устремилось наружу, заливая стену гаража и ботинки Ивана Матвеевича.
«На свободу», – почему-то подумал учитель. Ему хотелось отвлечься, не концентрировать внимание на том, что делает – это же так скверно! – но не получалось. Прочищая желудок, сложно думать о чем-то другом. Отплевываясь и тихо ругаясь, учитель побрел на остановку, чтобы сесть на другой автобус и снова отправиться в центр. Светило солнце, день был в самом разгаре.
«Тепло», – сказал учитель радостно, а люди на остановке брезгливо смотрели и отворачивались от него. Молодая мать схватила за руку дочку-подростка и строго сказала: «Отойди от пьяницы». «Интересно, – подумал Иван Матвеевич, присаживаясь на освободившуюся железную лавку. – Что бы она сказала, узнав, что я приехал учить ее дочь?» Дальше этой мысли ему думать не хотелось, да и не моглось: сначала он уронил голову набок, а затем и всем телом плюхнулся на лавку и прекратил что-либо слышать, видеть и понимать. И так до самого вечера.
Когда он очнулся, было уже темно. Смутно разглядев людей, отшатнувшихся от его ожившего тела, вскочил, подняв из лужи портфель, и бормоча «Извините, извините», поспешил уйти. «Всё потом, сначала выпить!» В первом попавшемся магазине, как ни странно, не оказалось водки. Он взял две банки самого крепкого и дешевого пива, одну выпил несколькими глотками, не отходя от магазина, вторую только открыл, отхлебнул и поплелся к автобусам.
Прохладным вечером да после банки крепкого поездка в автобусе казалась прекрасным приключением, которое он предвкушал, выбирая маршруты. Изо рта текла слюна, толстые очки странно покосились, от безнадежно испачканной одежды попахивало. В какой-то момент Иван Матвеевич стал сам себе противен, но сделал еще пару глотков пива, и ощущение прошло.
Подошедший автобус приветливо приглашал войти внутрь, погреться в тепле, полюбоваться видами города, расположившись на любом удобном месте: ярко освещенный салон был пуст. Спустя пару остановок сюда набьются люди, но он успеет выбрать место. Впрочем, что тут выбирать: конечно, это будет место за кабиной водителя, переднее, его любимое.
Учитель плюхнулся на сиденье, улыбнулся и устремил взгляд в окно. В окне он увидел себя и салон автобуса, во тьме было невозможно рассмотреть, где он сейчас проезжает, но что-то подсказывало учителю, что там нет ничего интересного. А когда будет, ему об этом объявит водитель. «Смешно? – подумал учитель и внезапно начал икать. – Еще как. А вот ехать бы и ехать на первом сиденье полупустого вечернего автобуса, в легком опьянении после одной бутылки пива, по городам и деревенькам, переулочкам и площадям. Так бы и всю жизнь», – от наслаждения он даже зажмурился. Но объявление, сделанное водителем, заставило вздрогнуть: «Кладбище».
– Неудивительно, что никто не заходит, – пробормотал стремительно пьянеющий учитель и снова взглянул в окно. Автобус действительно проезжал мимо кладбища, за невысоким забором виднелись темные кресты. Иван Матвеевич сделал большой глоток пива, и его вновь потянуло на мысли: «Наверняка, обычное кладбище. На могильных плитах лица одухотворенные, смотрящие куда-то вдаль или внутрь себя. Либо полет мысли, либо самокопание. Сколько я таких видел. Никогда – крайние формы эмоций: недовольство или радостный смех. А на деле? Была такая тетка лет пятидесяти, начальницей какого-нибудь отдела, жрала мясо и жирными руками переключала каналы. Была любительницей “Смехопанорамы” Петросяна. А фотография взята двадцатилетней давности, когда она позировала подруге, впервые приехав в Ленинград. Мы помним тебя такой».
Учитель обратил внимание, что автобус давно проехал кладбище, а за время раздумий в салон набилось прилично людей. Возле него стояли женщины неопределенного возраста и неодобрительно косились то на учителя, то на пиво в его руке. Ему они тоже не нравились. Изображая брезгливость, он отвернулся к окну.
– Уступи место ребеночку, – сурово сказала женщина.