Страница 57 из 59
-- С целью создания видимости того, что Похвалова была в квартире еще живехонька и даже вино из бокала пила... -- подхватила Серафимова, уже с интересом.
-- И теперь читаем: ликер "Айриш крим", рыбное ассорти, упаковка свежей клубники, сыр, печенье, копченый угорь, хлебцы -- все совпадает до последней жвачки.
-- Вы что же, Евгений Александрович, даже и не попробовали ничего, все для следствия оставили? -- спросила она.
Губарев злобно смотрел на следователей, при этом бросал недоуменные взгляды на чек.
-- Время стоит подходящее, -- продолжал Братченко, -- даже адрес указан.
-- А это вы уже по пути на Солянку заехали, да? Похвалова у вас в багажнике лежала?
Губарев продолжал молчать.
-- Неужели вы думаете, Евгений Александрович, что когда вы несли умирающую Похвалову наверх, никто вас не видел и не заподозрил неладное?
-- Не могли меня видеть, -- вырвалось у Губарева, -- я с черного хода ее тащил.
Серафимова выдохнула и выхватила из рук Братченко маленький клочок, вырванный им из журнала "Сифилис-инфо". Поняла, что Витя на свой страх и риск спровоцировал Губарева пустышкой, ужаснулась, восхищенно посмотрела на ученика и незаметно для Губарева вздохнула, за-крывая глаза.
Так Евгений Александрович Губарев признался в убийстве Натальи Похваловой, снимавшей квартиру в том же доме, этажом ниже.
Так уж случилось, что в этой истории все персонажи были привязаны к каким-нибудь домам или гостиницам. А некоторые и к больничным койкам.
ХОУПЕК
Витю Похвалова оставили в гостинице.
Ярослава Иераскова вела машину одним пальцем (гидроусилитель у нее, что ли?), хотя весь Карлсбад, как какой-нибудь Владивосток, состоял из обрывов, сопок и мостов над пропастями.
Королевская больница располагалась на той стороне петляющего по всему городу ущелья, к которой вел мост Петро Примо. Прямо напротив карлсбадской Нотр-Дам -- Православного собора Петра и Павла, с примостившимся невдалеке памятником Карлу Марксу и тайным Москов-ским двориком имени мэра Лужкова, разысканным российскими журналистами неизвестно для каких целей, на том берегу в зелени утопала городская ратуша -- красивый средневековый замок с башенками и часовнями.
Проехав по мосту Петро Примо, пересекавшему это лесистое ущелье, на головокружительной высоте, Ярослава Иераскова повернула с проспекта Свободы Духа направо, так что ратуша и спуск к нижнему парку остались по левую руку и позади. Клиника была мелковата по сравнению с Онкологическим центром на Каширском шоссе или Федоровским глазным центром. Да и много ли жителям Ярмилкиного карликового государства надобно?
-- Нас пропустят? -- спросил Алтухов.
-- Если вы не попали в картотек преступникофф зараз ничью, обязательно, -- буркнула Ярослава.
-- Там ведь, наверное, полиция дежурит? Пацаны уже улетели?
-- По нашим данным, ранним рийсом вылетели на Москву два похожих гражданина России.
-- Хоупек дал их описание? Значит, он может разговаривать? -- оживился Алтухов.
-- Но он все-таки шибко плох. Мэр следит за состоянием его здоровья. У нас тут почти нема преступлений, трошки зовсим. То велосипед вкрадут, то секретаршу потрогают.
Они припарковались и вошли в клинику. Никто не обратил на них внимания, только возле палаты Хоупека на третьем этаже сидел полицей-ский, дремал.
Ярослава приоткрыла дверь в палату, и полицейский дрогнул. Открыл глаза. Пришлось объясняться и показывать документы. Полицейский долго изучал удостоверение Алтухова, наконец нажал на дверь ладонью, не глядя. Дверь открылась. Высокая, напичканная техникой кровать была пуста.
-- Наверное, на процедурах, -- пояснил полицейский.
То же самое повторила дежурная сестра за стойкой. Но Хоупека не было нигде.
Вечером Константина Константиновича Алтухова и его подопечного Виктора Степановича Похвалова провожали в Москву. Проверив регистрацию купленных билетов, карлсбадская полиция пришла к выводу, что Ганс Хоупек вылетел в полдень в Москву вслед за бандитами, напавшими на него. Мэр решил, что Ганс Хоупек лично хочет разделаться с преступниками, и одобрил его новое начинание.
В гостиницу Ярослава Иераскова подъехать не успела. Позвонила, предупредила, что приедет сразу в аэропорт. Срочные дела. Это несколько расстроило Алтухова, так как он заказал в номер прощальный ужин. Пришлось опять делить трапезу с Похваловым.
-- Только попадись он мне в руки, -- шипел Похвалов, -- я не знаю, что с ним сделаю.
В аэропорту они договорились быть в семь вечера. Ярослава Иераскова подойдет прямо к панно с информацией об улетающих рейсах...
-- А вот и носатенькая, -- заулыбался Похвалов, -- нравится она мне. Я, оказывается, страшненьких люблю. Мой тип женщин. Надо учесть.
Ярослава Иераскова, ничего не говоря, протянула Алтухову папку с бумагами. "Очередное досье на Хоупека, -- решил Алтухов. -- Потом прочту". Они с Похваловым по-отечески обняли Ярославу Иераскову, а она даже прослезилась. Кто бы мог подумать, что эти иностранки такие чувствительные.
Под крылом самолета о чем-то запело зеленое море сказочного наивного карликового королевства, где живет розововолосая Ярослава.
Алтухов открыл папку перед самой посадкой в Москве. Открыл и обомлел: вырезанная из старой пожелтевшей карлсбадской газеты статья рябила глаза заголовком "Ганс Хоупек обрел брата на российской земле".
МОШОНКО
-- Вазгенчик, скажи мне, ты еще мечтаешь о том, чтобы твоя жена не работала, сидела дома, готовила долму, растила дочь? Не говори "нет". Чему быть, того не миновать.
Вазген был удивлен звонком сестры в его дежурство, такое случалось редко.
-- Что ты хочешь от меня, золотая рыбка? -- спросил Вазген. -- Чтобы ее уволили?
-- Да, это будет результатом моей просьбы. Потому что на работе ее уже не оставят. Мне нужна встреча с Мошонко. Не знаешь? Главный государственый распорядитель.
-- А мне нужна встреча с "Мисс Бразилия-2000".
-- Вазген, ты уже все понял, не притворяйся.
-- Нет, но у твоего Мошонко нет проблем с сердцем, -- попытался еще улизнуть Вазген.
-- У него могут быть проблемы со здоровьем по части твоей жены. Ты знаешь, к чему я веду.
-- Я всегда хотел, чтобы ее уволили, -- признался Вазген, -- но что тут можно сделать?
-- Пусть она вызовет его на процедуру, для анализов, для ежегодной диспансеризации, на свидание в конце концов.
-- А нас не посадят?
-- Если посадят, Вазгенчик, то в одну камеру, ты не против?
-- Тогда ладно, -- успокоился брат и обещал подготовить жену к вечернему визиту своей сестрицы с ее взбалмошной идеей-сфинкс.
...Вечером они сидели втроем в их пятикомнатной квартире на Полянке, пили зеленый чай с сухариками. По телевизору начинался детектив.
Ниссо мялась, переводила разговор на другие темы. Вазген немилосердно напоминал ей, что они, родители Юли, в долгу перед Нонной и ее друзьями -они спасли девочке жизнь. Ниссо уходила на кухню за чайником, возвращалась, спрашивала, как же можно провести Нонну в Кремлевку, если охрана на воротах хуже церберов: без трех подтверждений и звонка в палату к больному -- не пропустят.
В конце концов Ниссо уставилась в телевизор и перестала реагировать на что-либо в окружающем ее мире.
-- Ты звук-то включи, -- подсказала ей Нонна Богдановна, -- я уже ухожу.
-- Постой, -- произнесла Ниссо, не отрываясь от телевизора.
Даже Вазген посмотрел на нее с некоторым неузнаванием.
-- Интересный детектив? -- спросили они женщину, вперившуюся в экран.
-- Поехали, -- вдруг вскочила Ниссо, и только теперь брат и сестра увидели происходящее на экране.
Шли "Новости", показывали лежащего возле своей машины Мошонко, мученически улыбающегося, жестами показывающего телохранителям, что с ним все в порядке. Пятен крови заметно не было.
-- Похоже, не попали, -- прокомментировала Серафимова, тоже забывшая включить кнопку громкости.