Страница 40 из 82
— У папы есть «Ягуар».
Я поворачиваюсь на своем месте.
— Что?
Она снова хихикает.
— «Ягуар».
Снова смотрю на нее и стону. Сиси хихикает еще громче. Я смотрю на Макса и прикусываю губу, чтобы сдержать смех.
— Не то чтобы ты был идиотом, Макс. Я имела в виду только всех остальных идиотов, у которых есть дурацкие гоночные машины.
Он выезжает с подъездной дорожки и, похоже, дуется. Мы едем в тишине в течение нескольких минут, прежде чем он взрывается в потоке слов:
— «Ягуар» — это не просто машина, ясно? Это сила под твоими ногами. Это скорость и абсолютное совершенство, ясно? Это…
— Дерьмовый способ потратить сотню тысяч, — вставляю я.
И Сиси снова хохочет. Она смеется так громко, что боюсь, как бы она не обмочилась. Значит, ей нравится, когда над ее отцом стебутся? Сейчас я немного ненавижу себя за то, что мне нравится, когда над Максом смеются, пока она улыбается. Мне придется извиниться перед ним позже.
Макс вздыхает.
— Ты девочка. Ты не понимаешь этого. Если бы у меня был такой разговор с парнем, он бы понял. Для этого разговора нужны яички. У тебя есть яички, Кексик?
Я борюсь с улыбкой.
— Я не…
Но он обрывает меня, подняв руку.
— Я задал тебе вопрос. У тебя есть яички, Елена?
Я сжимаю губы.
Вот задница.
— Нет. У меня нет яичек, Макс.
Он кивает.
— Во-первых, слава богу. — Сиси снова хихикает над придурью своего отца, и мы оба замираем, в шоке косясь друг на друга. — Во-вторых, из-за отсутствия у тебя мужских частей тела то, что ты говоришь, не считается, детка. — Он пожимает плечами. — Вот так то.
Я осторожно протягиваю руку и тайно сжимаю его бедро, как бы говоря: «Мы сделали это!». Его рука накрывает мою и сжимает в ответ, как бы отвечая: «Ура!».
Наконец мы подъезжаем к продуктовому магазину и выходим из машины. Сиси делает все, что требуется, чтобы спуститься с трапа. Когда я иду ей на помощь, Макс удерживает меня и бормочет себе под нос:
— Это отличный способ вывести ее из себя. Позволь ей самой сделать это.
Мы ждем еще минуту, и я внимательно наблюдаю за Сиси. На ее лице отчетливо читается стальная решимость.
Хммм. Интересно.
Внезапно меня осеняет мысль, и я не могу дождаться, когда вернусь домой. Мне нужно поговорить с моим клиентом наедине.
Макс встает рядом с Сиси, но обнимает меня одной рукой.
— Так что у нас на ужин, девчонки? Мы можем сделать заказ, или я могу приготовить.
Сиси вызывающе бормочет:
— Я не хочу, чтобы ты готовил.
И ни с того ни с сего я вмешиваюсь туда, куда не следует, выпячиваюсь, хотя обычно предпочитаю сливаться с фоном.
— Я умею готовить.
Макс начинает протестовать, когда Сиси с любопытством спрашивает:
— Что ты умеешь готовить?
Я пожимаю плечами.
— Да почти все, что угодно. Я всегда была на кухне с мамой, даже когда мне этого не хотелось. Она просто затаскивала нас, девочек, туда и надеялась, что что-то прилипнет. К счастью для нее, все мы любим готовить. В основном потому, что мы любим поесть. — Сиси катится вперед, сосредоточенно нахмурив брови. Она, похоже, напряженно думает, когда я спрашиваю: — Что ты хочешь на ужин, милая?
— Мне все равно, — снова бубнит она. И мне кажется, что я на что-то наткнулась. Затем она тихо спрашивает: — Я могу помочь тебе готовить?
Бинго!
Я, прищурившись, смотрю на нее.
— Ты умеешь резать? — Она кивает, широко раскрыв глаза. — Ты можешь натереть на терке? — Она снова кивает. Наконец, я спрашиваю: — А ты сможешь добавить приправу? — И снова кивок. Я выхожу из объятий Макса, встаю между ними и кладу руку на плечо Сиси. — Тогда, думаю, сегодня вечером ты готовишь начос. С нуля.
Она потрясенно смотрит на меня.
— Я?
Киваю, как будто в этом нет ничего особенного.
— Конечно. Я буду присматривать за тобой, но сегодня ты готовишь ужин. Самостоятельно. — Я немного жду, прежде чем спросить: — Ты ведь не против?
Мы входим в магазин, когда она говорит:
— Я просто не хочу все испортить.
Одновременно мы с Максом отвечаем с полной уверенностью:
— Ты ничего не испортишь.
Она кивает, и я чувствую, как облегчение разливается по моему телу вместе с дыханием, которое я и не подозревала, что задерживаю. Она оглядывает магазин.
— А что мне нужно?
Я смотрю на Макса и поднимаю брови.
— Если твой папа не возражает, ты можешь сходить за двумя пакетами приправы для тако, пока я разберусь с овощами и мясом.
— Я не возражаю, — говорит Макс, но она уже отдаляется от нас, как будто это само собой разумеющееся.
Как только Сиси исчезает из виду, я с облегчением опускаю плечи.
— Черт возьми, это было все равно, что вырывать зубы.
Взвизгиваю, когда меня отрывают от земли, в прямом и переносном смысле. Макс поднимает меня, как будто я ничего не вешу. Крепко сжимаю его плечи, пока он кружит меня, смеясь.
— Ты потрясающая. Это было потрясающе. Ты, — он ставит меня на ноги, все еще обнимая за талию, — удивительная.
— Ладно, — бормочу я в некотором замешательстве.
Он смотрит мне в глаза, ухмыляясь от уха до уха, ямочка прорезает его щеку.
— Я собираюсь поцеловать тебя.
Что? Нет!
Я отрицательно качаю головой.
— Нет, не делай этого!
Он делает глупое лицо.
— Я должен поцеловать тебя. Таковы правила игры.
— Макс! Не надо!
Он притягивает меня к себе.
— Ну что такое маленький поцелуйчик между друзьями? Я уже сто раз целовал Нат. Теперь твоя очередь. Не будь ребенком.
Сердце бешено колотится, я с трудом сглатываю.
— Я не буду тебя целовать, — тихо заявляю я.
— Вытяни губки, Кексик. Я готов, — приказывает он, наклонив свое лицо к моему.
Я открываю рот, чтобы возразить, но мой аргумент замирает в горле, когда губы Макса накрывают мои в теплом, сладком, мягком поцелуе.
Черт бы его побрал. Так вот на что это похоже.
Мои глаза трепещут, закрываясь, и нога отрывается от земли, пальцы скручиваются. Я чувствую этот поцелуй. Я чувствую его с головы до ног. Тепло разливается по моему внезапно ослабевшему телу, и этот поцелуй — ничего не значащий. Знаю разницу между этим поцелуем и страстным поцелуем, и мои внутренности немного умирают от простого факта, что если это был контролируемый поцелуй, то его настоящие поцелуи были бы взрывоопасными.
Это длится не более нескольких секунд, хотя, судя по тому, как кружится голова, кажется, что прошло несколько часов. Когда он с улыбкой отстраняется, мне приходится крепко держаться за его майку, чтобы не упасть. Макс обнимает меня за талию и ведет вперед, вздыхая, как будто поцелуй не имеет большого значения.
— Сегодня самый лучший день, Кексик. Я же говорил, что ты будешь идеальна.
Во рту суше, чем в Сахаре, я хрипло бормочу:
— Мне нужна вода.
Он продолжает идти рядом со мной.
— Все, что ты захочешь, будет твоим. Черт возьми, я бы сейчас дал тебе все, что ты попросишь. Я в большом долгу перед тобой.
Мой разум все еще отключен, я подношу кончики пальцев ко рту, рассеянно бормоча:
— Ты не должен был меня целовать.
Его рука сжимает мою талию, притягивая меня вплотную к себе.
— Тебе лучше привыкать к нежностям, Лена, — говорит он, прижавшись губами к моему виску. — Я ласковый парень, и, когда хочу дарить нежность, ее дарю. — Его теплые губы нежно целуют меня в висок, и я, сама того не желая, льну к нему. Он добавляет: — Теперь мы друзья. Я собираюсь обнимать тебя и целовать тебя. Не волнуйся, — уверенно произносит он. — Ты к этому привыкнешь.
Этого-то я и боюсь, придурок.
Внезапно Макс останавливается на полушаге.
— Вот дерьмо.
Его руки застывают вокруг меня. Я поднимаю руку к его груди.
— Что случилось?
Заключив меня в медвежьи объятия, он шепчет мне на ухо:
— Видишь вон ту цыпочку в красном? — Когда я начинаю двигаться всем телом, он торопливо шепчет: — Не смотри!