Собрание птиц

Я небрежно махнул рукой и повернулся в сторону, тщетно пытаясь найти другую тему разговора и отвлечь Нур.

– О, излишняя скромность ни к чему, – усмехнулся Хью. – Они поставили целую пьесу о том, как Джейкоб помог нам избавиться от тварей и изгнал Каула в адскую дыру в ином измерении.

– Это большая честь! – воскликнула Бронвин, широко улыбаясь. – Джейкоб здесь настоящая знаменитость…

– Стойте! Только посмотрите на это! – завопил я, надеясь, что Нур не расслышала последние слова Бронвин. Я указал на небольшую группу людей, собравшихся рядом на Пироговой площади. Двое странных устроили там какое-то соревнование.

– Это же состязание в подъеме двери! – воскликнула Бронвин, тут же забыв о пьесе. – Я собиралась участвовать, но сначала нужно немного потренироваться…

– Нечего здесь задерживаться, – перебил ее Хью, но Бронвин замедлила шаг и уставилась на диковинное состязание с таким же детским любопытством, как и мы с Нур.

Двенадцать человек стояли на двери, положенной горизонтально на козлы, и здоровенный молодой парень вызывающе смотрел на соперницу – высохшую пожилую даму. У нее было неприятное, зловещее выражение лица; казалось, она может одним взглядом заморозить воду в озере.

– Это Сандина, – объяснила Бронвин. – Она просто потрясающая.

Кучка зрителей начала скандировать ее имя: «Сандина! Сандина!» Женщина опустилась на колени около двери, уперлась в нее широкими плечами, затем медленно, с кряхтением поднялась на ноги. Люди, стоявшие на двери, зашатались и разразились одобрительными возгласами.

Бронвин тоже радостно завопила, и даже Нур крикнула: «Ура!» На ее лице отразились удивление и любопытство. Любопытство. Не ужас. Не отвращение. И я подумал, что она быстро освоится в странном мире.

Я вдруг сообразил, что понятия не имею, куда мы идем. Бронвин и Хью говорили что-то о нашем «доме», но в последний раз, когда я навещал друзей, они жили в огромной общей комнате в цокольном этаже Панпитликума, похожем на проходной двор. Когда мы по хлипкому мостику переходили Лихорадочную Канаву, я, наконец, спросил, куда же мы идем.

– Пока ты лежал у костоправа, мисс Эс устроила так, что мы переехали из дома Бентама, – объяснил Хью. – Подальше от любопытных, которые так и норовят подслушивать чужие разговоры. Осторожно, эта доска шатается!

Он перепрыгнул через доску, она отвалилась и с плеском шлепнулась в черную воду. Нур осторожно перешагнула дыру, но у меня закружилась голова, и лишь огромным усилием воли я заставил себя поставить ногу на другую сторону.

Мы перешли на противоположный берег, двинулись вдоль Канавы и некоторое время спустя приблизились к древнему покосившемуся дому. Его вид противоречил всем законам физики и архитектуры. Казалось, здание стоит вверх ногами: его основание было в два раза уже, чем верхний этаж; второй и третий этажи, нависавшие над пустотой, поддерживал целый лес хлипких подпорок и жердей. Первый этаж был похож на жалкий сарай, на втором виднелись большие окна и вырезанные в стене декоративные колонны; над третьим этажом возвышался внушительных размеров купол. И все это было наклонено под опасными углами, покрыто пятнами от непогоды, давно облупилось и выцвело.

– Дом не сказать чтобы шикарный, – признала Бронвин, – зато наш собственный!

Знакомый тонкий голосок окликнул меня по имени, и я, запрокинув голову, увидел Оливию, выплывающую из-за купола. В руках она держала ведро и тряпку, а веревка, обвязанная вокруг ее талии, туго натянулась.

– Джейкоб! – воскликнула она. – Это Джейкоб!

Она возбужденно помахала мне, я помахал ей в ответ; я был очень рад видеть ее и испытал огромное облегчение от того, что она так приветлива со мной.

От радости Оливия уронила ведро. Оно упало на участок крыши, который мне снизу было не видно; раздался возмущенный возглас, но по голосу я не смог определить, кто это был. Парадная дверь распахнулась с такой силой, что одна петля отлетела с громким звяканьем.

Из дома выбежала Эмма.

– Смотри, кого мы нашли! – объявила Бронвин.

Эмма остановилась в нескольких футах от нас и оглядела меня с ног до головы. На ней была рабочая одежда из грубой синей ткани и тяжелые черные сапоги. Щеки пылали румянцем под слоем пыли и сажи, она тяжело дышала, словно только что пробежала несколько лестничных пролетов. Выглядела она взъерошенной, и на ее лице отражался целый спектр противоречивых эмоций: гнев, радость, обида, облегчение.

– Даже не знаю, что мне делать – то ли дать тебе пощечину, то ли обнять!

Я невольно усмехнулся.

– Может, начнем с объятий?

– Ты полный придурок! Ты всех нас до смерти перепугал!

Она бросилась ко мне и обвила мою шею руками.

– Правда? – с невинным видом переспросил я.

– Ты же лежал на больничной койке, едва оправился от тяжелых ранений, и вдруг сбежал, не сказав никому из нас ни слова! Конечно, ты нас перепугал!

Я вздохнул и сказал, что мне очень жаль.

– Мне тоже, – прошептала она, уткнувшись лицом мне в шею, но в следующий миг резко отстранилась, словно вспомнила о том, что ей больше нельзя так делать.

Прежде чем я успел спросить, что она имеет в виду, меня тряхнуло – кто-то еще налетел на нас с разбегу. Я увидел обхватившие меня рукава пурпурной бархатной домашней куртки.

– Как чудесно, просто чудесно, что ты вернулся целым и невредимым, – повторял Миллард, – но, может быть, сцену воссоединения друзей лучше перенести с улицы в дом?

И он начал подталкивать нас к крыльцу. Переступая порог странного дома, я оглянулся, чтобы взглянуть на Нур, но увидел только сияющие лица Бронвин и Хью. А потом меня провели в уютную комнату с низким потолком, служившую одновременно гостиной, кухней и птичником: в углу кудахтали куры, повсюду было разбросано сено. В комнату один за другим ворвались мои друзья. Меня начали тискать и едва не разорвали на части. В кухне стало очень шумно, потому что все заговорили разом.

– Джейкоб, Джейкоб, ты вернулся! – восклицала Оливия, спускаясь по скрипучей лестнице так быстро, как только могла в туфлях со свинцовыми подошвами.

– И ты жив! – кричал Гораций, прыгая и размахивая высоким шелковым цилиндром.

– Ну разумеется, я жив! – отвечал я. – В моем путешествии не было ничего смертельно опасного.

– Ты не мог знать это наверняка! – возразил Гораций. – И я тоже, к сожалению… В последнее время мне вообще не снятся сны.

– Америка – это ужасное, опасное место, – возразил Миллард, по-прежнему цеплявшийся за мой локоть. – О чем ты думал, как ты мог уйти вот так, никому ничего не сказав!

– Он думал, нам все равно! – сказала Бронвин с таким видом, словно поверить не могла в подобную чушь.

Эмма воздела руки к потолку.

– О, клянусь птицей, Джейкоб, неужели ты так плохо нас знаешь?

– Из-за меня у вас уже столько неприятностей с имбринами, – попытался оправдаться я, – а потом, после того, что мы наговорили друг другу…

– Честно говоря, я ничего не помню.

Задумавшись, я понял, что тоже не помню ни слова из нашего разговора. Помню только свои чувства: обиду, боль и злость оттого, что они встали на сторону мисс Сапсан, отвернулись от меня.

– Люди говорят всякую чушь, когда сердятся, – быстро вставил Хью. – Это вовсе не значит, что нам все равно, жив ты или нет.

– Мы одна семья, – сурово заявила Оливия, уперев руки в бока и глядя на меня снизу вверх. – Неужели ты этого не понимаешь?

Что-то в ее сердито нахмуренном детском личике заставило мое сердце немного оттаять.

– Ах-ах-ах, мои друзья меня обидели! Несправедливо обошлись со мной! – завыл Енох, тяжело ступая по ступеням. В руке он тащил ведро, из которого выплескивалась вода. – Я один буду изображать героя и попаду в такую переделку, что меня понадобится срочно спасать! Вот тогда они поймут, что натворили!