Страница 20 из 22
– А папа разбирал людей?
Светлана уронила тарелку.
– Что?..
– Папа, говорю, разбирался в людях?
– Твой папа, – могла бы она сказать душой, потому что язык к таким словам у Светланы не приспособлен, – твой папа взял меня в один ликующий гнусный ослепительный день. Он многого хотел. Возможно, он хотел всё, и я была для него всем… Но он смог только поелозить во мне. Инструмент свой вложил, пытаясь приноровиться, понять, как там устроено, а вот душу не вложил. То ли не было её; то ли была, но в другом месте…
Вслух же, собирая веником осколки, мать сказала:
– Папа разбирался в веселье.
Светлана посмотрела на Костика и вздрогнула. Он ещё мал, черты были пастельные, округлые, личико просвечивало, но скоро отвердеет и расправится слишком симметричное лицо.
– А дядя Арсений разбирается? Он не очень весёлый.
– У дяди Арсения бизнес. Он хороший.
– Это-то понятно, – отмахнулся сын.
Пока начищал бивни (от дёсен вверх, не круговыми движениями! – так учила бабуля), всё смотрелся в зеркало. Значит, мама вздрагивает, когда они лицом к лицу. Тогда по какому-то наитию Костик подобрал себе ухмылку, подсмотрел у прохожего, и она помогла.
А потом дядя Арсений приехал к ним в гости. Впервые остался на ужин, а не позвал маму с порога. Вместе они подарили Костику набор “Лего” для самых маленьких. Костик заявил, что подарок уместный и разумный. Значит, быть ему конструктором, мам, надо скорее в школу! Сердце Светланы зачастило: турбины, трубы и пилоны…
Они пообещали Костику парк аттракционов. Самый большой, куда там колпинскому, там весело и много детей.
Дядя Арсений и мама сказали: “Приморский парк Победы”. К трём “п” Костик бы добавил ещё одну, главную: “Папа”.
Месяц назад Арсений прислал Светлане дорогую электронную открытку на сайте знакомств. У него платный аккаунт, это было видно. Мать Константина знала, чего такие хотят. “Чем занимаешься?” – “У меня точки”. В своём профиле Арсений представил мужской стандарт успеха так же технично, как боксёр-профи отрабатывает фирменное комбо: прямой левой – джеб с правой. Новая немецкая машина. Несколько парадных фасадов от “Армани” и “Хилфигер”, но в жизни – только кожанка и джинсы. Выпуклое фото из тренажёрки, и фильтр подходящий – вены выставляет. Он в хорошей форме для сорока пяти, но вот эти жёлтые синяки под глазами… – их не скрадывает ни солярий, ни ретушь – почки-то могут подкачать…
На первом свидании Арсений выбрал пафосный ресторан на Невском. В машине ждал орущий букет роз; его приторностью можно было смазать все дверные петли в квартале. Мужчина был мил, был учтив, был серьёзен, а ещё он ни разу от души не рассмеялся.
На втором свидании он уже показывал свой дом с восьми вечера до одиннадцати утра. Нет, Светлана знала о правиле трёх свиданий. Она просто согласилась. Видела, чем это закончится, что придётся терпеть, сколько часов в сутках она будет вещью, – она знала это и нашла приемлемым.
Слава богу, Костика покормила, уложила подруга Ольга: “Мама ушла на чужой день рождения, спи спокойно!..” На том втором свидании Арсений предложил ей остаться. Это была его коронная серия ударов после пика формы: по правде, без обиняков позвал замуж, когда она в постели, покрытая шёлковым одеялом, синяками, засосами и королевским подносом, вскрыла устрицу, а в ней оказалась подделка под Тиффани.
Чрезвычайно довольный Арсений лежал рядом. Обработанный до гранитной гладкости, череп его лоснился. Тело было огромное, волосатое.
Возможно, он вкладывал и душу.
– …и на работу тебе удобнее добираться отсюда, – деловито продолжал Арсений, – а не из Колпино.
Хотя какая теперь работа?! – подумала Светлана.
А затем подумала глубже: тот обманщик был честнее.
Нечет
Он был одет в джинсовую курточку, потёртые велюровые штаны, футболку с тремя сказочными богатырями. Лицо Поповичу заляпала капля сметаны, сорвавшись с утреннего блинчика, как хорошо, мама не заметила. Плохо, что мама ничего не замечает от этой жары.
Костик взмок. От подъезда до маршрутки ещё пытался на ходу раздеться сам. Или сопя, не решаясь хныкать – чревато! – тянул за руку: мама, помоги. Но Светлана слишком торопилась. Потом голос метро объявил: “Крестовский остров”, – она резко шагнула, а Костик, конечно, угодил в щель между вагоном и платформой. Растянулся на плитке. Но она так спешила, что даже не закричала. Сказать словами – не спеши, не дави, – он опасался: безошибочно ощущал её раздражение.
В эту жару распирало и тело, и вещи, и маму. Она же была такая спокойная и скучная зимой, а тут на тебе – сорвалась, странная. Увеличивалось всё, даже радость и смех вокруг становились невыносимыми. Имя этой беде было Юль: как девочка – только середина лета…
Мальчик вглядывался в дома Крестовского острова одним глазом. Другой жмурил, чтобы толпа не лезла в голову. Местные жилища куда ниже их “муравейника”, потому что здесь живут богатые. Им полагаются малые дома. В яростном свете лета эти дома и их машины (увеличенные тачки из “Детского мира”) будто выпрыгивали из штанов. Стремились завладеть вниманием Костика.
Почему говорят “ясное солнечное утро”?
Ведь стёкла бликуют, впиваются в глаза. Дрожащее марево восходит от горячего асфальта, что пружинит под ногами. Ветер волнует, наделяет голосом шапки деревьев, и каждое – по-разному. Твёрдая стена плывёт в очертаниях. Белый цвет – слишком белый. А как шумно дышит овчарка того полицейского, и ходят её бока! Как у неё в пасти помещается огромный мокрый язык? В ясное солнечное воскресенье прохожие чаще сбивают с ног. Хочется пить, спать, бежать, лежать… Мамина рука выпускает Костика, трётся об юбку, словно поглаживая ушиб, хватает опять. То сухая и горячая, то влажная…
Ну что в этом утре “ясного”?! Почему мама постоянно жалуется на облачность и дожди, а как жара – не рада, а будто разогрета, и разогрета бестолково, мается?
Вместе с ними встала перед “зеброй” женщина. Костик по привычке держал голову ровно, но смотрел вниз, под ноги, пряча взгляд от лета, – так, бывает, чураешься бешеного родственника, что желает любить тебя, сгребать в охапку и подбрасывать вот прямо сейчас. “Жвачка розовая, жвачка серая, листик, пёрышко, – тихо перечислил мальчик то, что было нанизано у женщины на шпильку туфли, – канапе…” Светлана ответила невпопад: “Потерпи”. Костик усилил кривую ухмылочку. Мать готовила канапе. Несколько раз после тщательной уборки к бутылке вина и канапе приезжал дядя Арсений.
Миновали ворота и оказались в парке. Тут мать отпустила наконец его и вынула из сумочки мобильник. Костик смог заткнуть пальчиками оба уха: как здесь громко! Взглянул искоса вверх. Мать нахмурилась, по губам читались короткие вопросы. Она недовольна, зря спешила, дядя Арсений опаздывает или вовсе не придёт. И чего мать распереживалась из-за него? Сама говорила подруге Светке, мол, сидеть надо на попе ровно, это она выбирает, а не он.
Хорошо бы вернуться домой…
– Ты хотел хот-дог? Пойдём, я возьму тебе хот-дог… Да дай же руку мне!..
Взрыв восторга и ужаса – вдали, Костика словно ударной волной прижало к лавочке.
Слева в стеклянном пузе вертелась сладкая вата; на решётке справа вращались сосиски. Грохот аттракционов и крики людей отразились в куполе неба. Люди тоже вращались, как сосиски. Мальчик втянул голову в плечи, чужое веселье покалывало, как крупицы соли под одеждой.
– Костик, на! говорят же тебе…
Бережно взял у продавщицы хот-дог, а то кетчуп потечёт. Влажная салфетка. Сосиска вот-вот испарится. Уф, опять жарко, мам, как же ты не понимаешь…
И они вяло двинулись дальше.
Лицо Светланы выключилось, как перед теликом села. Последнее время она загоралась только от связи с дядей Арсением. Значит, будет ждать… И опять: крики, вж-жух! вж-жух! звонкий стук металла о металл. Ускорились барабанной дробью колёса по математическим изгибам расчётливого удовольствия. Открытые рты: голодные птенцы в гнезде – эти жаждущие восторга, вспотевшие человечки. Тоненький визг прорезал железо.