Страница 7 из 7
Все это – крутые соул-хиты Америки 1965 года, а Джимми было насрать.
Он расхаживал по 110-й улице в черной ведьмовской шляпе и с прямыми волосами. Он снова тащил гитару в ломбард. Он перенимал сленг.
«Ты вообще цветной, ниггер?»
Джимми возвращался в свой гостиничный номер к Фэйн, включал проигрыватель с Диланом, тащился от текстов, сюрреализма; кайфовал от So Many Roads Джона Хэммонда-младшего; зажигал под The Stones и The Beatles; был в восторге от «британского вторжения», например от The Animals; качался под Byrds, отчаянно желая стать частью всего этого. Но не знал, как это сделать. В Гарлеме у него не было настоящих друзей.
Фэйн была плохой девочкой. Джимми был не лучше.
«Понимаешь, он не любил выделяться и был довольно робким, – вспоминал Альберт Аллен, который какое-то время жил со своим братом-близнецом Артуром в том же доме, что и Джимми с Фэйн. – Вот только Джимми всегда выделялся!»
Джимми по утрам сидел с гитарой, записывая текст на случайных страницах, пока Фэйн спала или проводила время с кем-то другим. Накуренный Джимми читал научную фантастику и думал о всяких странных космологических вещах. А потом отправлялся на работу в клуб к чернокожим музыкантам, которые презирали его за молодость, за мечты, за дерзкие выходки. Джимми хотел большего.
Фэйн ненавидела этих мерзавцев за то, как они обращались с Джимми. Даже когда они пускали его на сцену, чтобы показать, на что он способен, и дать заработать немного денег, то задалбывали его советами, старые уроды.
– Они выходили с ним на сцену и просто начинали лажать. Представляешь, как это было ужасно? И он стоял в шоке, постоянно оглядываясь на них. Другие говорили, что он должен завязать. Ну, знаешь, специально внушали ему такие мысли.
Джими возвращался в номер, садился на кровать, держа на коленях конверт от Highway 61, скручивал косяк, смотрел на Дилана с объемными взъерошенными волосами, в темных очках, в майке и рубашке, и с выражением лица, как у Джеймса Дина. Крутил в руках пластинку, размышляя о словах: «Потом Рим и Джон выходят из бара и едут в Гарлем… сегодня мы поем о безумной банде, она скупает, владеет и управляет Фабрикой Безумия – если вы не знаете, где находится Фабрика Безумия, сделайте два шага вправо, почистите зубы и ложитесь спать…»
– Ты видишь? – спрашивает Джими. – Понимаешь, что он на самом деле имеет в виду?
– Конечно, детка, – Фэйн зевает. – Ложись спать, милый.
Джими еще не причастился к кислотным трипам, но был открыт для моря возможностей, которые он слышал в лирике Дилана, его поэзии, его вызывающей самоактуализации. Никто на самом деле не понимает, что имеет в виду Дилан, просто интуитивно воспринимая совершенно новый уровень понимания современного рок-н-ролла. Джимми читал об электрическом шоу на фолк-фестивале в Ньюпорте всего несколько недель назад, где Дилана освистали, блин, освистали, представляешь? Газеты тут же набросились на него: «Он наэлектризовал одну половину аудитории, а другую ударил током». Джимми просто в восторге от этой идеи, представляя, как делает то же самое; если бы он мог, то сделал бы то же самое.
– Детка, иди спать.
Джимми спит, прижимая гитару к груди. Фэйн хотела было убрать ее, но он открыл один глаз: «Нет, нет, нет, оставь мою гитару в покое…»
Джимми любил Фэйн. Любил так сильно, что часто плакал, а Фэйн смеялась. Каждый раз, когда Фэйн уходила от него, Джимми клялся, что никогда больше не будет страдать из-за женщины, а затем умолял ее вернуться. Во время скитаний от одной дерьмовой ночлежки к другой, где мусор накапливался вокруг них, пока не достигал небес, Джимми цеплялся за своего Дилана, свою поэзию и свои маленькие научно-фантастические книжки. Джимми все еще просто ребенок в карих глазах Фэйн, а что хорошего в жизни с незрелым мужчиной, когда вам надо выживать?
Джимми рассмеялся и не глядя подписал бумаги, которые, как он уже знал, ни хрена не стоили. Отдал свои записи в управление Генри «Джагги» Мюррею – заправиле в чем-то под названием Sue Records. Sue выпускали записи черных артистов, в основном ранние вещи Дона Ковея, Айка и Тины, всякое танцевальное дерьмо. Джагги знал, что у Джимми нет песен, которые можно использовать, но и знал, что мальчик умеет играть, поэтому подписал его, дал чек на несколько долларов и сказал, чтобы он вернулся позже.
Джимми обналичил чек и забыл о нем. Договор на два года с возможностью продлить еще на три. Эти чуваки рехнулись. У Джимми не было ни хрена. Ему не нужен менеджер. Унего еще не было настоящих песен, только длинные стихи, наполовину старые английские, наполовину гарлемские уличные рифмы. Он просто взял деньги и побежал домой. На следующей неделе снова был на нуле. Джимми и Фэйн постоянно ссорились. Постоянно были не в духе. Им становилось все труднее быть вместе, особенно когда они трахали друг другу мозги в пустой комнате.
«Понимаешь, у него был дар, – объяснялась Фэйн. – В постели он тоже был изобретателен. Мог все повторить на бис… жесткий драйв и огонь напоминали его музыку. Бывали моменты, когда я чуть не ломалась пополам, как и его гитара на сцене».
В ссорах Джимми всегда проигрывал словесный поединок. Он знал, что должен уйти, но не знал, как. В конце концов он написал Фэйн письмо. «Кажется, это единственный способ выразить себя и сказать то, что я хочу сказать, без помех и не вступая в спор».
Это только ухудшило ситуацию, Фэйн рвала все письма и выбрасывала их. Джимми был раздавлен, когда Фэйн сказала ему, что вышла замуж за Артура Аллена. Артур спокойно относился к сложившейся ситуации. Но Фэйн хотела, чтобы Джимми ушел, и после того как он услышал ее стычку с Артуром об этом, он просто свалил. Он уехал на метро со 125-й улицы на 4-ю Западную улицу, из Гарлема в Гринвич-Виллидж, уместив все свои вещи в кофре.
Вспоминая те дни позже, Джими говорил:
«Я часто ходил в клубы (Гарлема), и мои волосы тогда были очень длинными. Иногда я укладывал их так, что коты говорили: “Ах, посмотрите на него – черный Иисус”. Такое случалось даже в моем районе (города). У меня были друзья в Гарлеме, на 125-й улице, но незнакомые чуваки, старушки, девчонки, кто угодно говорили: “О, посмотрите на него. Это что, цирк приехал или что?”».
Виллидж – место, где тусовались Дилан и все эти модные белые коты, поэтическая масса. Джимми искал своих людей. Он получил шанс вписаться. Но тусовка в Виллидж была закрытой. Мало черных. Мир Café Society[3], который Майлз, Трейн, Билли, Берд, Каунт, Лена, Нат Кинг и все остальные когда-то сделали своим вторым домом… остался в другой жизни. Теперь Виллидж стал белым. Терпимым к черным, конечно, но не к их музыке. Все эти танцы в унисон, чувак, да ладно тебе, песни про «любовь-любовь-любовь» и щелчки пальцами, клевая черная хрень – это стафф для обывателей.
Битники не танцевали. Они любили рассуждать о музыке. Тусоваться, пить кофе и курить косяк в Gerde’s Folk City на 4-й Западной, или в Bitter End на Бликер-стрит, или там рядом в Au Go Go, или в Wha? на углу Макдугал, или чуть дальше по улице в кафе Gaslight. Это были места для арт-тусовки: художники, актеры, модели, писатели; заведения в стиле Гинзберга-Берроуза-Капоте-Маккуэна; странные встречи, героиновые братства; музыка, акустическая и деревенская, полная желчи, пива и зеленого табака. Дэйв Ван Ронк. Том Пакстон. Фил Окс. Джон Себастьян. Мария Малдаур. Хорошие люди, но серьезные. Образованные. При деньгах. Солнцезащитные очки в помещении. Галстуки. Трубки. Кто-нибудь здесь может произнести имя Тома Раша[4]
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
3
Café Society – известный нью-йоркский джазовый ночной клуб.
4
Том Раш – американский автор-исполнитель блюза и фолка.