Слишком взрослая жизнь

Солнечные панели домов ярко светились, жадно впитывая рассветную энергию светила. Чахлые деревья ещё не сбросили свою листву; раньше люди в это время собирали урожай – по крайней мере, так показывали по визору. Урожаем в те времена были те же фрукты и овощи, что я производил на заводе, но на вид куда более аппетитные. Наш небольшой город со всех сторон окружал лес; туда никто давно уже не ходил. Поговаривали о том, что где-то за ним есть поселение, где жители до сих пор остаются в здравом уме – но никто не рисковал проверить это. Люди вообще отвыкли путешествовать; даже ездить по дорогам никто не хотел, и ненужные старые машины годами ржавели на свалке близ города (хотя в Интернете многие американцы хвалились, что всё ещё наслаждаются высокими скоростями, рассекая по дорогам на автомобилях). Именно поэтому всё, что показывали по визору, было для нас как-то дико и непривычно; мы не хотели жить так. Даже самые маленькие дети вели слишком взрослую жизнь, торопясь насладиться всеми удовольствиями существования. Курс обучения сводился к тому, что расскажут детям их ещё не сошедшие с ума родители плюс то, что дети сами увидят по визору или на мониторе компьютера. Кое-как читать, немного коряво писать и считать – вот и всё образование, что можно получить. А некоторых детей, рождённых матерью в 23-24 года, воспитывали и вовсе исорги – почти неотличимые от людей искусственные организмы. Высокие, худощавые, практически многие из них – на одно лицо, они внешне выглядели как обычные парни и девушки – но в общении с ними всегда становилось ясно, что им чуждо всё человеческое, так как их голоса казались металлическими, неживыми. Все слова исорги произносили с одной и той же механической интонацией, без малейшего проявления чувств. Даже няни-исорги, кто воспитывал детей с рождения, отлучая многих от родителей уже в возрасте трёх-четырёх лет, не способны были выражать эмоции.

Не знаю почему, но я пока не собирался ни жениться, ни заводить детей. Все мне говорили: мол, что ты медлишь, так и не успеешь потомство оставить. Но я всё отчего-то не решался найти себе пару; возможно, просто не хотел, чтобы дети вместо отца видели пускающего слюни идиота.

Пробравшись сквозь извилистые улочки города к заводу, я на секунду остановился возле входа. Сам завод представлял собой нелепую четырёхэтажную конструкцию с арочками, портиками и даже никому не нужными балкончиками. Раньше здесь явно был самый обычный дом, из тех, что показывают по визору. Мне не раз предлагали устроиться на работу по прокрутке старых фильмов и передач, но я не соглашался, потому что считал этот труд самым противным. Да и кому понравится вставлять нелепые программы и фильмы в эфир визора, востребованного, в основном, только у умалишённых взрослых?

На первом этаже завода располагался магазин, где продавали изготовляемую нами продукцию. Возле главной кассы кто-то приклеил нелепое объявление:

АЛКОГОЛЬ И СПИРТОСОДЕРЖАЩУЮ ПРОДУКЦИЮ

РЕАЛИЗУЕМ ТОЛЬКО ЛИЦАМ ДО 25 ЛЕТ

Как будто взрослые смогут самостоятельно прийти в этот магазин и купить себе выпивку!

Возле входа в ещё не открывшийся магазин о чём-то своём бубнили трое молодых алкашей; все они казались ещё не достигшими и двадцати лет, но, по моему мнению, уже стали идиотами. Сам я к выпивке, ненатуральной к тому же (как и все продукты), относился очень настороженно и практически не пил.

Поднявшись по лестнице на второй этаж, я прошёл к закреплённому за мной приборчику. Три часа поработал и домой – такой график был у всех, и неважно, где ты работаешь – на заводе, в визор-студии или ещё где-то. Каждый работник фабрики имел право забирать себе часть произведённой им за смену продукции. Я взял несколько псевдояблок для себя (они казались самым вкусным продуктом из тех, что я пробовал), а также захватил бананы для сестры, три булки хлеба и шесть сосисок для отца с матерью. Ольге мясное я не давал, и даже не из-за того, что она была в положении. Просто она, отведав якобы «мясных» псевдопродуктов, тут же покрывалась аллергической сыпью.

Положив всё это в пластиковый пакет, я отправился обратно домой. Сидящая на скамейке троица уже не просто бормотала вполголоса, но распевала на всю улицу пьяными голосами и невпопад какую-то похабную песенку. «Алкашня!» – подумал я и двинулся дальше.

Пройдя сотню метров, я почувствовал, как мне на плечо опустилось что-то тяжёлое. Резко развернувшись, я увидел лишь взмах чёрных крыльев и птицу, приземлившуюся на раскрошившийся от времени асфальт. «Ворон», – вспомнил я название птицы из пособия, некогда скачанного в Интернете.

Странно… Обычно никто к нам в город не залетает – все звери и птицы живут себе в лесу. Даже голуби, которые, судя по фильмам с экрана визора, в обилии водились в крупных поселениях, появлялись близ человеческого жилища редко-редко. И, что самое интересное, никогда не клевали крошек псевдохлеба, что рассыпала щедрая мальчишеская рука.

Мы, торопящиеся прожить всю человеческую судьбу за отведённые двадцать четыре года, совсем забыли, что такое природа. Поэтому огромный ворон, матовыми глазами посматривающий на меня, казался чем-то совершенно неведомым и даже диким. Наклонившись к птице, я проговорил:

– Чего ж ты прилетел-то?

Ворон в ответ мягко клюнул меня по ладони и, встопорщив крылья, важно двинулся на своих когтистых лапах к лесу.

«Что же он хочет этим сказать? Неужели – следуй за мной?» – растерянно подумал я. И через секунду, сам не отдавая себе отчёта в том, что делаю, двинулся за вороном робкими шагами. Лес приближался; я несмело посматривал на живую «изгородь» из деревьев и кустарников, чьих названий я даже и не знал!

Ощутив голод, я машинально достал яблоко. Откусил его… и чуть не подавился! Яблоко оказалось очень противным на вкус – видимо, сегодня снова поставили некачественные вкусозаменители. С отвращением выплюнув то, что успел разжевать, я резко остановился. Ворон тоже встал на месте, топорща крылья в нетерпении. А я неожиданно для себя задумался о том, как такое едят люди – ведь очень часто попадались некачественные вкусозаменители? Зачем я работаю на заводе, изготовляя подобную отраву? Чтобы прокормить сумасшедших родителей? Им уже всё равно, чем питаться. Чтобы дать пищу людям? А не станут ли они от такой еды ещё более сумасшедшими? И уж точно вредно есть такие яблоки моей сестре – ведь она вот-вот родит ребёнка.

Я медленным движением потянулся к следующему яблоку. Достав его, я осторожно-осторожно сделал первый укус… и тут же сплюнул на землю, отбросив оба неприятных на вкус яблока. «Такая пища вряд ли полезна», – подумалось с досадой.

В этот момент я вспомнил один случай. Как-то раз, наблюдая за мамой, я заметил, что она не переключает канал уже целых два часа – это был для неё рекорд. Заинтересовавшись, что же такого необычного показывают по визору, я увидел довольно-таки интересную передачу из архива местного телевидения. На экране босоногая женщина ходила по очень красивому саду среди плодовых деревьев – наши чахлые городские им не чета. Голос за кадром мягко комментировал, объясняя, что весь этот сад женщина посадила совместно с ныне покойным мужем. Вот уже пятнадцать лет она ухаживает за этим прекрасным садом, каждый год собирая немалый урожай. Крупными кадрами показали корзинки, где лежали аппетитные на вид яблоки, гораздо красивей тех сморщенных, что выдавал прибор на заводе, где я работал. В саду были и другие фрукты, настолько сочные и крупные, что хотелось немедленно залезть внутрь транслируемой картинки и попробовать их. Такой же босоногий, как и его мать, мальчонка, с аппетитом поглощал груши – тут не только у мамы, у меня слюна потекла!

И теперь, вспомнив эту передачу, я с величайшей опаской глядел на третье псевдояблоко, взятое с работы. Оно наверняка окажется невкусным, я знал это заранее. Очень, очень сильно захотелось попробовать тех, настоящих яблок, что собирали женщина с сыном. А раз передача, судя по титрам, из местного архива, значит… значит, сад где-то рядом.