Страница 50 из 57
В этой связи К. Маркс дал сравнительный анализ неутолимой жажды прибавочного труда в Дунайских княжествах с такой же жаждой на английских фабриках, потому что прибавочный продукт при барщине, в отличие от последних, обладает самостоятельной, осязательно воспринимаемой формой.
Предположим, что рабочий день на английской фабрике равен 12 часам и состоит из 6 часов необходимого труда и 6 часов прибавочного труда, т. е. норма прибавочной стоимости составляет здесь 100 %. В таком случае свободный рабочий доставляет капиталисту еженедельно 36 часов прибавочного труда (при шестидневной рабочей неделе). Это равносильно тому, как если бы он работал 3 дня в неделю на себя и 3 дня в неделю даром на капиталиста. Но это деление рабочего времени незаметно, поскольку необходимый труд и прибавочный труд здесь сливаются вместе. Поэтому то же самое отношение можно выразить, например, следующим образом: рабочий в продолжение каждой минуты работает 30 секунд на себя и 30 секунд на капиталиста и т. д.
Совершенно «иначе обстоит дело с барщинным трудом. Необходимый труд, который выполняет, например, валашский крестьянин для поддержания собственного существования, пространственно отделен от его прибавочного труда на боярина. Первый труд он выполняет на своем собственном поле, второй – в господнем поместье. Обе части рабочего времени существуют поэтому самостоятельно, одна рядом с другой. В форме барщинного труда прибавочный труд точно отделен от необходимого труда. Это различие в форме проявления, очевидно, ничего не изменяет в количественном отношении между прибавочным трудом и необходимым трудом. Три дня прибавочного труда в неделю остаются тремя днями труда, который не создает эквивалента для самого рабочего, будет ли этот труд называться барщинным или наемным трудом. Но у капиталиста неутомимая жажда прибавочного труда проявляется в стремлении к безмерному удлинению рабочего дня, у боярина же проще: в непосредственной погоне за барщинными днями.
Барщина соединялась в Дунайских княжествах с натуральными рентами и прочими атрибутами крепостного состояния, но она составляла основную дань, уплачиваемую господствующему классу. Там, где это имело место, барщина редко возникала из крепостного состояния, наоборот, обыкновенно крепостное состояние возникало из барщины»[363].
§ 3
Отрасли английской промышленности без установленных законом границ эксплуатации
До сих пор речь шла о стремлении капиталиста к удлинению рабочего дня. Последнее характеризует «поистине волчью жадность к прибавочному труду, в такой области, в которой непомерные злоупотребления, не превзойденные даже, как говорит один буржуазный английский экономист (Дж. Ваде. – Н.С.), жестокостями испанцев по отношению к краснокожим Америки, вызвали, наконец, необходимость наложить на капитал узду законодательного регулирования»[364]. Однако эта узда отнюдь не препятствовала тому, что и теперь в некоторых отраслях производства, в которых «высасывание рабочей силы или и сейчас еще нисколько не стеснено, или до самого последнего времени ничем не было стеснено»[365].
Опираясь в этой связи на реальные факты, К. Маркс дал глубокий анализ особенностей жестокой эксплуатации различных половозрастных слоев рабочего класса (детей, подростков, взрослых, мужчин и женщин) в таких отраслях английской промышленности, как гончарное производство, спичечная мануфактура, производство обоев, хлебопечение, железнодорожный транспорт, причем без установленных законом границ этой эксплуатации. При этом обнаружилось, что положение дел в них везде одинаковое. Ибо «из пестрой толпы рабочих всех профессий, возрастов, полов» преследуют «нас усерднее, чем души убитых преследовали Одиссея», что свидетельствует «о чрезмерном труде»[366] этих рабочих.
§ 4
Дневной и ночной труд. Система смен
Как показано выше, у капиталиста неутолимая жажда прибавочного труда проявляется в стремлении к безмерному удлинению рабочего дня, к непрерывному потреблению купленных им факторов труда, что лежит в основе процесса увеличения стоимости, ее самовозрастания. Постоянный капитал, т. е. средства производства служат здесь лишь для того, чтобы потреблять переменный капитал, т. е. рабочую силу, или впитывать живой труд рабочих и с каждой долей этого труда впитывать соответственное количество прибавочного труда. Если же средства производства этого не делают, то простое их наличие образует для капиталиста отрицательную потерю. Более того, до тех пор, пока средства производства остаются без употребления, они представляют собой бесполезно авансированный капитал. Напротив, такая потеря становится положительной только в том случае, когда возобновление прерванного производства делает необходимыми добавочные затраты на приобретение факторов труда. Вследствие этого «удлинение рабочего дня за пределы естественного дня, удлинение за счет ночи действует только как паллиатив, лишь до известной степени утоляет вампирову жажду живой крови труда. Присвоение труда в продолжение всех 24 часов в сутки является поэтому имманентным стремлением капиталистического производства. Но так как физически невозможно высасывать днем и ночью одни и те же рабочие силы, то, чтобы преодолеть физические препятствия, требуется чередование между теми рабочими силами, которые потребляются днем, и теми, которые потребляются ночью, чередование, допускающее различные методы, например, организованное таким способом, что часть рабочего персонала одну неделю выполняет дневную работу, а на другой неделе – ночную и т. д.»[367].
Таким образом, постоянное стремление к присвоению (отчуждению) труда в течение полных суток обусловила необходимость появления системы дневных и ночных смен. Ибо больше всего капитал боится бездействия вещественного и личного факторов производства, а стало быть, бесполезного авансирования. Так, работа в одну дневную смену (при 12-часовом рабочем дне) означает бездействие капитала в течение другого полусрока его жизни. Напротив, работа в две смены (по 12 часов каждая) обеспечивает непрерывное удовлетворение основной цели капитала – жажды обогащения, прибавочной стоимости. Различие между детьми, подростками и взрослыми, мужчинами и женщинами, физически сильными и слабыми – здесь не принимается капиталом во внимание под воздействием этой неутолимой, постоянно нарастающей жажды.
§ 5
Борьба за нормальный рабочий день. Принудительные законы об удлинении рабочего дня с середины XIV до конца XVII столетия
Именно жажда обогащения, извлечения прибавочной стоимости побуждает капиталиста к тому, чтобы рабочий день насчитывал полных 24 часа в сутки, за вычетом тех немногих часов отдыха, без которых рабочая сила становится абсолютно непригодной к возобновлению ее дальнейшего потребления. При этом рабочий на протяжении всей своей жизни есть не что иное, как носитель рабочей силы, а потому время, которым он располагает, естественно и по праву предстает как рабочее время, а следовательно, оно целиком принадлежит процессу самовозрастания стоимости капитала, процессу производства прибавочной стоимости. «Что касается времени, необходимого человеку для образования, для интеллектуального развития, для выполнения социальных функций, для товарищеского общения, для свободной игры физических и интеллектуальных сил, даже для празднования воскресенья – будь то хотя бы в стране, в которой так свято чтут воскресенье, – то все это чистый вздор!» Ибо «при своем безграничном слепом стремлении, при своей волчьей жадности к прибавочному труду капитал опрокидывает не только моральные, но и чисто физические максимальные пределы рабочего дня. Он узурпирует время, необходимое для роста, развития и здорового сохранения тела. Он похищает время, которое необходимо рабочему для того, чтобы пользоваться свежим воздухом и солнечным светом. Он урезывает время на еду и по возможности включает его в самый процесс производства, так что пища дается рабочему как простому средству производства, подобно тому как паровому котлу дается уголь и машинам – сало или масло. Здоровый сон, необходимый для восстановления, обновления и освежения жизненной силы, капитал сводит к стольким часам оцепенения, сколько безусловно необходимо для того, чтобы оживить абсолютно истощенный организм. Таким образом, не нормальное сохранение рабочей силы определяет здесь границы рабочего дня, а наоборот, возможно большая ежедневная затрата рабочей силы, как бы болезненно насильственна и мучительна она ни была, ставит границы для отдыха рабочего. Капитал не спрашивает о продолжительности жизни рабочей силы. Интересует его единственно тот максимум рабочей силы, который можно привести в движение в течение рабочего дня. Он достигает этой цели сокращением жизни рабочей силы, подобно тому как жадный сельский хозяин достигает повышения доходности земли посредством расхищения плодородия почвы.
363
Там же. С. 248. Например, «так было в румынских провинциях. Их первоначальный способ производства был основан на общинной собственности, но не в ее славянской или индийской формах. Часть земель самостоятельно возделывалась членами общины как свободная частная собственность, другая часть – ager publicus (общинное поле) – обрабатывалась ими сообща. Продукты этого совместного труда частью служили резервным фондом на случай неурожаев и других случайностей, частью государственным фондом на покрытие военных, церковных и других общинных расходов. С течением времени военная и духовная знать вместе с общинной собственностью узурпировала и связанные с нею повинности. Труд свободных крестьян на их общинной земле превратился в барщинный труд на похитителей общинной земли. Одновременно с этим развились крепостные отношения, однако только фактически, а не юридически, пока они не были узаконены всемирной «освободительницей», Россией, под предлогом отмены крепостного права. Кодекс барщинных работ, обнародованный русским генералом Киселевым в 1831 г., был, конечно, продиктован самими боярами. Так Россия одним ударом завоевала магнатов Дунайских княжеств и стяжала одобрительные рукоплескания либеральных кретинов всей Европы.» / Там же. С. 248–249. Подкрепляя теоретический анализ историческими фактами, К. Маркс далее показал, что ненасытная жажда капиталиста к прибавочному труду, даже ограниченная фабричными законами, все же превосходит боярина. Это обусловлено отнюдь не личными свойствами капиталиста, а утверждением и развитием всеобщего товарного производства в буржуазном обществе, в котором стремление к извлечению прибавочной стоимости, ее непрерывному накоплению не знает границ.
364
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 254–255.
365
Там же. С. 255.
366
Там же. С. 265.
367
Там же. С. 267. «Как известно, такая система смен, такое попеременное хозяйство господствовало в полнокровный юношеский период английской хлопчатобумажной промышленности и т. д. и процветает в настоящее время, между прочим, на бумагопрядильных фабриках Московской губернии. Как система, этот 24-часовой процесс производства существует и поныне во многих до сих пор еще «свободных» отраслях промышленности Великобритании, между прочим на доменных печах, в кузницах, на железнодорожных заводах и других металлических мануфактурах Англии, Уэльса и Шотландии. Процесс труда продолжается по 24 часа не только в каждый из 6 будничных дней, но и в большинстве случаев охватывает также и 24 часа воскресных суток. В состав рабочих входят мужчины и женщины, взрослые и дети обоего пола. Дети и подростки представлены всеми возрастами от 8 (в иных случаях от 6) до 18 лет. В некоторых отраслях девушки и женщины работают ночью совместно с мужским персоналом.
Не говоря уже об общих вредных последствиях ночного труда, непрерывный, двадцатичетырехчасовой процесс производства дает в высшей степени удобную возможность переступать границы номинального рабочего дня. Например, в упомянутых выше отраслях промышленности, требующих большого напряжения, официальный рабочий день составляет для каждого рабочего по большей части 12 ночных или дневных часов. Но сверхурочный труд, выходящий за эти пределы, во многих случаях, выражаясь словами английского официального отчета «поистине ужасен» («truly fearful»).» / Там же. С. 267–269.