Страница 18 из 21
– Это был убийца? – с любопытством во взгляде спросила Эмма, а Сисси откинулась в кресле, слегка обескураженная выговором.
– Как он выглядел? – повторил Себастиан.
Никто из них сразу не ответил, они переглянулись, Сисси пожала плечами, а Эмма вновь повернулась к Урсуле и Себастиану.
– Он был… старый.
– Насколько?
– Не знаю, возможно, лет пятьдесят пять.
– Старше, – вставила Сисси. – Моему дедушке семьдесят, он выглядел так же.
Урсула посмотрела на цифры у себя в блокноте и мысленно вздохнула. Между пятьюдесятью пятью и семьюдесятью огромная разница. Пару лет туда-сюда, и получается возрастной зазор в двадцать лет. Безнадежно для составления фоторобота.
– Как вы думаете, сколько лет мне? – спросил Себастиан, явно думавший в том же направлении.
Женщины по другую сторону низкого столика посмотрели на Себастиана.
– Шестьдесят, шестьдесят пять? – с некоторым сомнением произнесла Сисси и взглянула на Эмму в поисках поддержки, и та согласно кивнула.
Себастиан ничего не сказал. Возможно, пора все-таки слегка заняться собой. Он бросил беглый взгляд на Урсулу и мог поклясться, что она развеселилась.
– Борода, – вдруг сказала Эмма. – У него была борода. Седая борода.
«Может, поэтому им показалось, что он выглядит старше, – подумала Урсула, записывая в блокноте под цифрами: «седая борода». – Впрочем, у Себастиана бороды нет, а они все равно дали ему почти на десять лет больше фактического возраста».
– Он все время сидел в кепке. В такой стариковской кепке.
Урсула кивнула и записала. Хорошо, уже становится на что-то похоже. При большом количестве деталей неопределенный возраст, возможно, особой роли не играет.
– И в очках, – сказала Сисси.
– Точно, в таких, с тонкой оправой, – добавила Эмма. – Как продаются на бензоколонке.
– Что-нибудь еще? – призывно спросила Урсула.
– Нет.
– Диалект? – поинтересовался Себастиан. – Вы слышали, как он разговаривает? Помните что-нибудь про голос?
Женщины переглянулись, отрицательно покачали головами.
– Разве заказывал не он? – настаивал Себастиан.
– Да, но я ничего особенного не запомнила. Просто голос.
– Вы помните, как он расплачивался? – спросила Урсула. Она не смела надеяться на кредитную карточку, но иногда самые ловкие преступники совершают глупейшие ошибки.
– Наличными, – ответила Эмма, быстро похоронив маленькую надежду.
– Ничего другого вы не запомнили?
Опять переглядывание, покачивание головами.
– Значит, бородатый мужчина в кепке и очках, который выглядит и звучит, как все другие старики в возрасте от пятидесяти пяти до семидесяти лет? – подвел итог Себастиан с видимым разочарованием.
Сисси и Эмма снова переглянулись и на этот раз кивнули.
– Да…
– Тогда спасибо.
Сисси и Эмма встали и ушли. Урсула закрыла блокнот и откинулась на спинку дивана. Задумалась, стоит ли привозить сюда полицейского художника, но пришла к выводу, что решать Торкелю.
Себастиан встал и подошел к стеклянным дверям, отделявшим комнату, где они сидели, от ресторана.
Они могли бы выступить с призывом связаться с полицией всем, кто обедал здесь в прошлый вторник. Кто-нибудь из других посетителей, возможно, сумел бы дать лучшее описание. Если повезет, окажется, что кто-нибудь сфотографировал Петковича вместе со Свеном Катоном.
Хотя Катон умен. Наверняка он предусмотрел такую возможность.
Сидели в углу, спиной к остальному залу… В лучшем случае они получат фотографию шеи и спины. Значит, у них по-прежнему ничего нет.
19
Билли проник в ноутбук Патриции Андрэн.
Без особых трудностей. Пароля для авторизации у нее не было, и, войдя в оперативную систему, Билли смог через буферную память установить, какие страницы Патриция обычно посещала. Он начал с Фейсбука, куда она заходила чаще всего, и ему сразу повезло.
Здорово повезло.
Патриция не вышла из аккаунта. Билли с энтузиазмом принялся прокручивать ее ленту сообщений. Эффект от пресс-конференции оказался потрясающим. В течение дня комментарии буквально хлынули потоком.
Множество.
До абсурдного много.
Похоже, все почувствовали необходимость сказать что-нибудь личное, выразить страдание. Рассказать, как они оплакивают человека, с которым встречались только через экран телевизора. Это казалось странным и в то же время слегка банальным. Все 7187 подписчиков Патриции скорбели, независимо от того, насколько хорошо они ее знали. Судя по откликам и комментариям, ей после смерти предстояло стать более популярной и любимой, чем она когда-либо была при жизни.
Билли начал крутить назад, мимо последних постов, и вскоре добрался до последней записи, сделанной самой Патрицией. С ее мобильного телефона, в 14:46, в день, когда ее убили. Селфи, снятое в парикмахерском салоне, а под ним текст: «Скоро иду на интервью, пожелайте мне удачи».
Он продолжил искать дальше – среди множества будничных, повторяющихся записей, которые тем или иным образом сообщали, как все хорошо, как все вкусно и как классно можно жить – пока не нашел нечто интересное. 8-го июня, в 13:24, под другим селфи, снятым на работе, она написала: «Только что звонили из “Сюдсвенска дагбладет”. Намечается огро-о-о-мное интервью! Буду держать вас в курсе».
Билли записал себе в ноутбук: 8/6 13:24.
Следующий шаг – заказать в телефонной компании распечатки разговоров с мобильного телефона Патриции. Посмотреть, с каких номеров ей звонили в этот день до 13:24. Среди них должен быть убийца. Правда, если он проявил такую же ловкость и осторожность, как демонстрировал до сих пор, он, вероятно, звонил с телефона с анонимной сим-картой, но проверить определенно стоило.
Билли вернулся к последней записи, сделанной Патрицией, и начал просматривать комментарии под ней. Возможно, она ответила на какой-нибудь комментарий и рассказала больше о предстоящей встрече. Ряд пожеланий удачи и поднятых вверх больших пальцев. Нигде никакого ответа или комментария от Патриции. Только в самом конце.
Отправлено в 03:16. С ее телефона.
Очень коротко.
Тринадцать из шестидесяти. Незачет.
Билли содрогнулся. 03:16. Примерно за пять часов до того, как обнаружили ее труп. Он быстро пролистал отчет о вскрытии. Ему вроде помнилось, что в Лунде определили время наступления смерти между 21:00 и 01:00. Найдя нужную страницу, он убедился, что не ошибся.
Запись определенно выложили после ее смерти.
Тринадцать из шестидесяти.
В тесте, который они нашли на спинах жертв, шестьдесят вопросов.
Билли глубоко вздохнул и отложил бумаги. Мысли понеслись. Выложил ли преступник в социальные сети результаты Мирре после его смерти? Насколько им известно, нет. Впрочем, местная полиция не всегда первым делом проверяет социальные сети. Билли знал, что компьютерная сторона расследования делит коллег на две группы. На тех, кто рассматривает новую технику как преимущество, и тех, кто почти не обращает на нее внимания.
Он взял свой мобильный телефон и включил Твиттер. Поискал страницу Мирре Петковича, нашел его и выбрал просмотр. Появились записи Мирре. Ничего. Он не проявлял особой активности. Один твит в два-три дня. После его смерти ничего.
Билли открыл свой Инстаграм и поискал там, нашел нужное имя, и, как он и думал, аккаунт Мирре оказался публичной страницей. Билли сразу решил, что просматривать его не имеет смысла.
Но вдруг он содрогнулся.
Первая появившаяся фотография – это тест Мирре, лежащий на чем-то, похожем на школьную парту, он заполнял почти весь снимок, но в одном углу виднелся кусок пола. На нем ботинок с ногой под углом, говорившим, что обладатель ноги не стоит. Ботинки Билли узнал. Они принадлежали Мирре. Очень многое указывало на то, что когда делали фотографию, он уже был мертв. Под снимком имелась подпись:
Незачет. 3/60.
1884 лайка.
366 комментариев – большинство спрашивало, что он, черт возьми, выложил. Похоже на экзамен. Он что, не знает, что сейчас каникулы?