Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 37



Грусть мою потрясает грусть вечернего сада. Однозвучная нежность переполнила воздух. Неужели, господь, мои муки исчезнут, как сейчас исчезает хрупкий лиственный отзвук?

Это звездное эхо, что хранится в предсердье, станет светом, который мне поможет разбиться. И душа пробудится в чистом виде - от смерти? И все, что в мыслях творится, - в темноте растворится?

О, затих, как счастливый, сад под негой дождливой! В чистоте мое сердце стало отзвуком, эхом разных мыслей печальных и мыслей хрустальных, их плесканье в глубинах - вроде крыл голубиных.

Брезжит солнце. Желтеют бескровные ветви. Рядом бьется тоска с клокотаньем смертельным, и тоскую сейчас о безнежностном детстве, о великой мечте - стать в любви гениальным, о часах, проведенных - как эти! - в печальном созерцанье дождя. Красная Шапочка, по дороге идя... Сказки кончились, я растерялся над бездной, над потоком любви - муть какая-то в звездах.

Неужели, господь, мои муки исчезнут, как сейчас исчезает хрупкий лиственный отзвук?

Снова льет. Ветер призраки гонит вперед.

КЛЮЧ

(Отрывок)

В долине задремали тени, ключи запели.

Увидев зимних сумерек пространность, заснуло сердце. О, кто ключи понять сумеет, воды секреты новорожденной, песню, укрытую от зренья духовного, с мелодией сладчайшей, запредельной?..

Ключ распевал, сгибаясь под грузом тени. Я подошел его послушать, но сердце было глухо к пенью.

На целомудренной траве цвели незримые планеты. Глагол земли рождался, зачатый непорочным чревом.

Среди долины рос столетний тополь, его листва зашелестела. Листва заката трепетала, серебряная, как планеты. Средоточьем неба был великий тополь. Нежной, от сумрака неясной ключа мне показалась песня.

Написаны те темные слова на азбуке каких рассветов? Что говорят они далеким звездам? И чьи уста прошепчут это? Душою, господи, я зол. Сжигает огонь греховный тело. Море, что я вместил в себе, утратило свой берег. Маяк твой, господи, погас.

Одно лишь мое сердце морю светит. Но неужели эти тайны ночи, воды секреты таинственны лишь для очей людского разуменья? Неужто сумрак тайн не будоражит долины, горы, бабочек, деревья? Неужто ужас тьмы не ощущают ни камни, ни коренья? Неужто только я глаголю, а чистый ключ сказать свое не смеет?

Но что-то вдруг почувствовал в воде я, и это будоражит... словно ветер в моей душе качает ветви.

Стань деревом! (Вдали мне голос шепчет.) И водопадом хлынули светила на незапятнанное небо.

С печалью и тревогой впечатываюсь в тополь тот столетний, как Дафна, убегающая в страхе от Аполлона сумрака и тени. Душа моя листвою поглотилась, и соком стала кровь моя древесным, а слез моих источник смолою обернулся цепкой. Опустилось в корни сердце, а страсти человечьи покинули меня и убежали, изранив тело.

Увидев зимних сумерек пространность, ломал я ветви и радовался незнакомым ритмам порывов ледяного ветра.

Я ласку крыльев ощущал руками, гнезд нежных трогал тело, и тысячами пчелы полевые ко мне летели. Целый улей золота живого таил я в дряхлых недрах.

Пейзаж и вся земля исчезли. Осталось только небо, и я дыхание горы услышал и звездный шелест.

Поймут ли нежные мои листочки воды секреты? Достигну ли корнями королевства, в котором родилась вода и зреет? К отраженному волнами небу склонивши ветви, смыл листву я в голубом, певучем алмазе светлом и клокотание ключей услышал, как слышал их, когда был человеком. Исполнено неведомого знанья, а также музыки струенье.

Огромнейшие руки воздымая, лицом к голубизне я стоял, исполненный росы, тумана и угасающего света.



Я чувствовал великое томленье, тоску деревьев, желанье устремиться к белым звездам с ветрами вместе. Но из камней мне тихо и печально шепнуло сердце: Когда тебе слова ключа невнятны, умри и обломай все ветви!

О боже, вырви из земли меня! Дай слух мне, который воду разумел бы! Дай голос, чтобы он любви во имя похитил у волны секреты пенья. Мне только масла слова не хватает, чтобы маяк твой снова загорелся!

Стань соловьем! - послышался мне голос, что был вдали затерян. Ночь не устерегла, и грудь разверзлась, и звезды хлынули потоком светлым. ................................................... ...................................................

""""""

МОРЕ

Море, ты - Люцифер лазоревых высот, за желанье стать светом свергнутый небосвод.

На вечное движенье бедный раб осужден, а когда-то, о море, стыл спокойно твой сон.

Но от горьких уныний тебя любовь спасла, ты жизнь дало богине, и глубь твоя поныне девственна и светла.

Страстны твои печали, море сладостных всхлипов, но ты полно не звезд, а цветущих полипов.

Боль твою перенес сатана-великан, по тебе шел Христос, утешал тебя Пан.

Свет Венеры для нас гармония вселенной. Молчи, Екклезиаст! Венера - сокровенный свет души...

...Человек падший ангел. Прощай, о земля: ты - навек потерянный рай!

К ЛАВРУ

На край небосклона, туманный и скорбный, шла ночь, набухая звездами и тенью. А я, бородатый волшебник преданий, я слушал наречья камней и растений.

Я понял признания - тайну печали плющей, кипарисов и жгучей крапивы, узнал сновиденья из повести нарда, пел светлые гимны средь лилий счастливых.

И в древнем лесу, исходя чернотою, открыли мне душу глухие глубины: сосняк, от звучаний и запахов пьяный, согбенные знаньем седые маслины, и мох, оснеженный ночною фиалкой, и высохший тополь - приют муравьиный.

И все говорило так сладостно сердцу, дрожа в паутине, звенящей блаженно, ведь ею вода облекает дремоту, как некоей тканью гармоний вселенной.

И бредили пеньем тяжелые розы, и ткали дубы мне сказания древних, и сдержанной скорби высоких платанов шептал можжевельник о страхах деревни.

Так я постигаю волнение леса: поэму листвы и поэму планеты. Но, кедры, скажите: когда ж мое сердце утихнет в объятьях бессмертного света?!

Я знаю любовь твою - лиру, о роза: ведь струны я создал былым своим счастьем. Скажи мне, в какой же затон его кинуть, как люди бросают постылые страсти?!

Я знаю напевы твои, кипарис: я брат твой по мраку, твой брат по мученьям. Ведь в недрах у нас так глубоко гнездятся в тебе - соловьи, а во мне - сожаленья!