Страница 18 из 37
ГРАНАДА И 1850
Я слышу, как за стеною струя бежит за струей.
Рука лозы виноградной и в ней луча острие, и хочет луч дотянуться туда, где сердце мое.
Плывут облака дремотно в сентябрьскую синеву. И снится мне, что родник я и вижу сон наяву.
ПРЕЛЮДИЯ
И тополя уходят но след их озерный светел.
И тополя уходят но нам оставляют ветер.
И ветер умолкнет ночью, обряженный черным крепом.
Но ветер оставит эхо, плывущее вниз по рекам.
А мир светляков нахлынет и прошлое в нем потонет.
И крохотное сердечко раскроется на ладони.
* * *
В глубинах зеленого неба зеленой звезды мерцанье. Как быть, чтоб любовь не погибла? И что с нею станет?
С холодным туманом высокие башни слиты. Как нам друг друга увидеть? Окно закрыто.
Сто звезд зеленых плывут над зеленым небом, не видя сто белых башен, покрытых снегом.
И, чтобы моя тревога казалась живой и страстной, я должен ее украсить улыбкой красной.
СОНЕТ
Вздыхая, ветер ночи, призрак странный, он отливает серебром надменно, раскрыл края моей старинной раны; он улетел, желанье неизменно.
Жизнь в язву превратит любовь так рано, и хлынут кровь и чистый свет из плена; в ней, как в щели, гнездо среди тумана найдет немеющая Филомена.
О, нежный шум в ушах! На землю лягу, бездушные цветы оберегая, я тем служу твоей красе, как благу.
И пожелтеют воды, пробегая, и выпьет кровь мою - живую влагу душистая трава береговая.
ПЕСНИ ДЛЯ ОКОНЧАНИЯ
НА ИНОЙ ЛАД
Костер долину вечера венчает рогами разъяренного оленя. Равнины улеглись. И только ветер по ним еще гарцует в отдаленье.
Кошачьим глазом, желтым и печальным, тускнеет вогдух, дымно стекленея. Иду сквозь ветви следом за рекою, и стаи веток тянутся за нею.
Все ожило припевами припевов, все так едиьо, памятно и дико... И на границе тростника и ночи так странно, что зовусь я Федерико.
ПЕСНЯ О НОЯБРЕ И АПРЕЛЕ
От небесного мела стали глаза мои белы.
Чтобы не блек, взгляду дарю желтый цветок.
Тщетно. Все тот же он - стылый, бесцветный.
(Но поет, возле сердца летая, душа, полнозвучная и золотая.)
Под небесами апреля глаза мои засинели.
Одушевленней их сделаю, приблизив к ним розу белую.
Напрасно усилие не сливается с белым синее.
(И молчит, возле сердца летая, душа, безразличная и слепая.)
* * *
Куда ты бежишь, вода?
К бессонному морю с улыбкой уносит меня река.
Море, а ты куда?
Я вверх по реке поднимаюсь, ищу тишины родника.
Тополь, что будет с тобой?
Не спрашивай лучше... Буду дрожать я во мгле голубой!
Чего у воды хочу я, чего не хочу найти?
(Четыре на тополе птицы сидят, не зная пути.)
ОБМАНЧИВОЕ ЗЕРКАЛО
Птицей не встревожена ветка молодая.
Жалуется эхо без слез, без страданья. Человек и Чаща.
Плачу у пучины горькой. А в моих зрачках два поющих моря.
САД В МАРТЕ
Яблоня! В ветвях твоих - птицы и тени.
Мчится моя мечта, к ветру летит с луны.
Яблоня! Твои руки оделись в зелень.
Седые виски января в марте еще видны.
Яблоня... (потухший ветер).
Яблоня... (большое небо).
ДВА МОРЯКА НА БЕРЕГУ
I
Он из Китайского моря привез в своем сердце рыбку.
Порою она бороздит глубины его зрачков.
Моряк, он теперь забывает о дальних, дальних тавернах.
Он смотрит в воду.
II
Он когда-то о многом поведать мог. Да теперь растерялись слова. Он умолк.
Мир полновесный. Кудрявое море. Звезды и в небе и за кормою.
Он видел двух пап в облачениях белых и антильянок бронзовотелых.
Он смотрит в воду.
ПЕСНЯ СУХОГО АПЕЛЬСИННОГО ДЕРЕВА
Отруби поскорей тень мою, дровосек, чтоб своей наготы мне не видеть вовек!
Я томлюсь меж зеркал: день мне облик удвоил, ночь меня повторяет в небе каждой звездою.
О, не видеть себя! И тогда мне приснится: муравьи и пушинки мои листья и птицы.
Отруби поскорей тень мою, дровосек, чтоб своей наготы мне не видеть вовек!
ПЕСНЯ УХОДЯЩЕГО ДНЯ
Сколько труда мне стоит, день, отпустить тебя! Уйдешь ты, полный мною, придешь, меня не зная. Сколько труда мне стоит в груди твоей оставить возможные блаженства мгновений невозможных!
По вечерам Персей с тебя срывает цепи, и ты несешься в горы, себе изранив ноги. Тебя не зачаруют ни плоть моя, ни стон мои, ни реки, где ты дремлешь в покое золотистом.
С Восхода до Заката несу твой свет округлый. Твой свет великий держит меня в томленье жгучем. Сколько труда мне стоит с Восхода до Заката нести тебя, мой день, и птиц твоих, и ветер!
Федерико Гарсиа Лорка
Федерико Гарсиа Лорка
Цыганское романсеро 1924 - 1927 Перевод А. Гелескула - Романс о луне, луне. - Пресьоса и ветер. - Схватка. - Сомнамбулический романс. - Цыганка-монахиня. - Неверная жена. - Романс о черной тоске. - Сан-Мигель. Гранада. - Сан-Рафаэль. Кордова. - Сан-Габриэль. Севилья. - Как схватили Антоньито эль Камборьо на севильской дороге. - Смерть Антоньито эль Камборьо. - Погибший из-за любви. - Роман обреченного. - Романс об испанской жандармерии. - Три исторических романса. - Мучения Святой Олайи. - Небылица о Доне Педро и его коне. - Фамарь и Амнон.
РОМАНС О ЛУНЕ, ЛУНЕ
Луна в жасминовой шали явилась в кузню к цыганам. И сморит, смотрит ребенок, и смутен взгляд мальчугана. Луна закинула руки и дразнит ветер полночный своей оловянной грудью, бесстыдной и непорочной. - Луна, луна моя, скройся! Если вернутся цыгане, возьмут они твое сердце и серебра начеканят. - Не бойся, мальчик, не бойся, взгляни, хорош ли мой танец! Когда вернутся цыгане, ты будешь спать и не встанешь. - Луна, луна моя, скройся! Мне конь почудился дальний. - Не трогай, мальчик, не трогай моей прохлады крахмальной!
Летит по дороге всадник и бьет в барабан округи. На ледяной наковальне сложены детские руки.
Прикрыв горделиво веки, покачиваясь в тумане, из-за олив выходят бронза и сон - цыгане.
Где-то сова зарыдала Так безутешно и тонко! За ручку в темное небо луна уводит ребенка.
Вскрикнули в кузне цыгане, эхо проплакало в чащах... А ветры пели и пели за упокой уходящих.
ПРЕСЬОСА И ВЕТЕР
Пергаментною луною Пресьоса звенит беспечно, среди хрусталей и лавров бродя по тропинке млечной. И, бубен ее заслыша, бежит тишина в обрывы, где море в недрах колышет полуночь, полную рыбы. На скалах солдаты дремлют в беззвездном ночном молчанье на страже у белых башен, в которых спят англичане. А волны, цыгане моря, играя в зеленом мраке, склоняют к узорным гротам сосновые ветви влаги...