Страница 12 из 37
ЦЫГАНСКИЕ ВИНЬЕТКИ
ПОРТРЕТ СИЛЬВЕРИО ФРАНКОНЕТТИ
Медь цыганской струны и тепло итальянского дерева вот чем было пенье Сильверио. Мед Италии к нашим лимонам шел в придачу и особенный привкус дарил его плачу. Страшный крик исторгали пучины этого голоса. Старики говорят - шевелились волосы, и таяла ртуть зеркал. Скользя по тонам, никогда их не ломал. Еше разбивать цветники мастер был редкий и возводить из тишины беседки. А ныне его напев в последних отзвуках тает, чистый и завершенный, в последних отзвуках тает.
ХУАН БРЕВА
Ростом колосс, был он, как девочка, тонкоголос. Ни с чем не сравнить его трель гибкий стебель певучей скорби с цветком улыбки.
Ночи Малаги в его пенье лимонной тьмой истекают, и приправила его плач соль морская. Пел он, слепой, как Гомер, и была в его голосе сила беззвездного моря, тоска стиснутого апельсина.
В КАФЕ
В зеленых глубинах зеркал лампы мерцают устало.
На темном помосте, одна, в глубине застывшего зала, хочет со смертью вести разговор Паррала. Зовет. Но та не являет лица. Зовет ее снова. Сердца, сердца сотрясают рыданья. А в зеркалах,зеленея, колеблются шлейфов шелка, как змеи.
ПРЕДСМЕРТНАЯ ЖАЛОБА
С черного неба желтые серпантины.
В мир я с глазами пришел, о господь скорби моей сокровенной; зачем же мир покидает незрячая плоть. И у меня только свеча да простыня.
Как я надеялся, что впереди ждет меня свет - всех достойных награда.
Вот я, владыка, - гляди! И у меня только свеча да простыня.
Лимоны,лимоны на ветках лерев, падайте на землю, не дозрев. Раньше иль позже... Вот: у меня только свеча да простыня.
С черного неба желтые серпантины.
ЗАКЛИНАНИЕ
Судорожная рука, как медуза, ослепляет воспаленный глаз лампады.
Туз трефей. Распятье ножниц.
Над кадильным белым дымом есть в ней что-то от крота и бабочки настороженной.
Туз трефей. Распятье ножниц.
В ней невидимое сердце стиснуто. Не видишь? Сердце, чьим ударам вторит ветер.
Туз трефей. Распятье ножниц.
MEMENTO
Когда я мир покину, с гитарой схороните мой прах в песках равнины.
Когда я мир покину среди росистой мяты, у рощи апельсинной.
Пусть мое сердце станет флюгаркой на ветру, когда я мир покину.
Когда умру...
ТРИ ГОРОДА
МАЛАГЕНЬЯ
Смерть вошла и ушла из таверны.
Черные кони и темные души в ущельях гитары бродят.
Запахли солью и женской кровью соцветия зыби нервной.
А смерть все выходит и входит, выходит и входит...
А смерть все уходит и все не уйдет из таверны.
КВАРТАЛ КОРДОВЫ
Ночь как вода в запруде. За четырьмя стенами от звезд схоронились люди. У девушки мертвой, девушки в белом платье, алая роза зарылась в темные пряди. Плачут за окнами три соловьиных пары.
И вторит мужскому вздоху открытая грудь гитары.
ТАНЕЦ
Танцует в Севилье Кармен у стен, голубых от мела, и жарки зрачки у Кармен, а волосы снежно-белы.
Невесты, закройте ставни!
Змея в волосах желтеет, и словно из дали дальней, танцуя, встает былое и бредит любовью давней.
Невесты, закройте ставни!
Пустынны дворы Севильи, и в их глубине вечерней сердцам андалузским снятся следы позабытых терний.
Невесты, закройте ставни!
ШЕСТЬ КАПРИЧЧО
ЗАГАДКА ГИТАРЫ
Там, где круг перекрестка, шесть подруг танцевали. Три - из плоти, три - из стали. Давние сны их искали, но обнимал их яро золотой Полифем. Гитара!
СВЕЧА
В скорбном раздумье желтое пламя свечи!
Смотрит оно, как факир, в недра свои золотые и о безветренном мраке молит, вдруг затухая.
Огненный аист клюет из своего гнезда вязкие тени ночи и возникает, дрожа, в круглых глазах мертвого цыганенка.
КРОТАЛО
Кротало. Кротало. Кротало. Звонкий ты скарабей.
Воздух горячий и пьяный ты в пауке руки раздираешь на лоскутки и задыхаешься в деревянной трели своей.
Кротало. Кротало. Кротало. Звонкий ты скарабей.
КАКТУС ЧУМБЕРА
Дикий Лаокоон.
Как ты хорош под молодой луной!
Позы играющего в пелоту.
Как ты хорош, угрожающий ветру!
Дафна и Атис знают о муке твоей. Несказанной.
АГАВА
Окаменелый спрут.
Брюхо горы ты стянул пепельною подпругой. Глыбами завалил ущелья.
Окаменелый спрут.
КРЕСТ
Крест. (Конечная точка пути.)
С обочины смотрится в воду канавы. (Многоточие.)
СЦЕНА С ПОДПОЛКОВНИКОМ ЖАНДАРМЕРИИ
Зал в знаменах.
Подполковник. Я подполковник жандармерии. Сержант. Так точно! Подполковник. И этого никто не оспорит. Сержант. Никак нет! Подполковник. У меня три звезды и двадцать крестов. Сержант. Так точно! Подполковник. Меня приветствовал сам архиепископ в мантии с лиловыми кистями. Их двадцать четыре. Сержант. Так точно! Подполковник. Я - подполковник. Подполковник. Я - подполковник жандармерии.
Ромео и Джульетта - лазурь, белизна и золото - обнимаются в табачных кушах сигарной коробки. Военный гладит ствол винтовки, полный подводною мглой.
Голос. (снаружи).
Полнолунье, полнолунье в пору сбора апельсинов. Полнолунье над Касорлой, полутьма над Альбайсином.
Полнолунье, полнолунье. Петухи с луны горланят. На луну и дочь алькальда хоть украдкою, да глянет.
Подполковник. Что это?! Сержант. Цыган.
Взглядом молодого мула цыган затеняет и ширит щелки подполковничьих глаз.
Подполковник. Я подполковник жандармерии. Цыган. Да. Подполковник. Ты кто такой? Цыган. Цыган. Подполковник. Что значит цыган? Цыган. Что придется. Подполковник. Как тебя звать? Цыган. По имени. Подполковник. Говори толком! Цыган. Цыган. Сержант.Я встретил его, и я его задержал. Подполковник. Где ты был? Цыган. На мосту через реку. Подполковник. Через какую? Цыган. Через любую. Подполковник. И... что ты там делал? Цыган. Колокольню из корицы. Подполковник. Сержант! Сержант. Я, господин жандармский подполковник! Цыган. Я выдумал крылья, чтобы летать, - и летал. Сера и розы на моих губах. Подполковник. Ай! Цыган. Что мне крылья - я летаю и без них! Талисманы и тучи в моей крови. Подполковник. Айй! Цыган. В январе цветут мои апельсины. Подполковник. Айййй! Цыган. И в метели зреют. Подполковник. Айййй! Пум, пим, пам. (Падает мертвый.)