Страница 13 из 21
– Почему они должны мешать друг другу?
– Ну, ты же понимаешь. Синяк под глазом, выбитые зубы…
Он снова захохотал, и я поняла, что люблю, когда он смеётся. Я уже не могла представить себе более прекрасный смех.
– Макияж и правильное освещение скрывают всё. Кроме того, речь ведь не о жизни или смерти, а о технике. В боях с полным контактом я редко участвую.
– Почему? – я была уверена, что на дипломе мирового чемпионата был указан полный контакт.
– Личные причины. Полный контакт безусловно может стать кровавым делом. В лёгком контакте борьба идёт за баллы, не за то, чтобы отправить противника в нокаут. Есть ещё ограниченный контакт, но, на мой взгляд, это уже не спортивное единоборство. Лучше тогда сразу в кружок лепки идти.
– Так кровь не брызжет? Никаких опасных для жизни травм?
Он пожал плечами:
– Брызжущая кровь не обязательна. Травмы, конечно, есть. Но они и на тренировках случаются.
Дэнни свернул на одну из просёлочных дорог.
– У тебя ещё не было серьёзных травм от кикбоксинга?
– Да нет, были. Несколько рваных ран, которые пришлось зашивать, сломанная рука, сломанное ребро, повреждения сухожилий и сломанная три раза одна и та же лодыжка. Но я сам виноват. Если ты такой идиот, что не можешь выполнить определённую комбинацию шагов, то лучше бросить её, чем всё время пытаться.
– Боже мой. Да конный спорт после этого безопасен.
– Я начал в одиннадцать лет и тренировался каждый день по три-четыре часа. Так что конечный счёт всё же неплохой, – заметил он.
Мы ехали мимо старой мельницы с большим водяным колесом. На лугу около неё лежали несколько жалких пятен снега и спорили с солнцем. Дэнни припарковался на лугу у выгона для лошадей.
– Как ты вообще додумался заниматься единоборствами?
Дэнни потянул ручной тормоз и с вызовом посмотрел на меня:
– Я внезапно почувствовал, что нужно защищать себя.
– Почему?
– Вот мы и приехали, – сказал он и начал что-то искать в сумке.
– Если сегодня на тебя нападут вооружённые парни, ты с ними справишься?
– Сколько парней нападет на меня?
– Хм, ну, скажем, пятеро.
– Да, с этим я справлюсь. Если только у них не будет автомата.
Он вытащил мешок с кусочками сыра. Потом вышел и открыл заднюю дверь для Лайки.
– Теперь я по-настоящему поздороваюсь с твоей собакой, а потом представлю тебя Майе.
Я тоже вышла и наблюдала за Дэнни и Лайкой. Дэнни сел на корточки и протянул моей собаке раскрытую ладонь с сыром. При этом он не отрывал взгляд от земли.
Интуитивно он делал именно то, что надо. Присел, чтобы не выглядеть угрозой, избегал зрительного контакта, который собаки часто ошибочно принимают за сигнал к нападению. Лайка нагнулась, подползла к нему, немного отползла обратно, помахала хвостом и быстро схватила кусок сыра. Дэнни не двигался. Он не совершил ошибку, которую часто совершают люди в таких обстоятельствах, – не попытался схватить собаку. Вместо этого он подождал, когда Лайка отползёт от него достаточно далеко, и только потом медленно поднялся. Я порадовалась, что он так хорошо понимает, что делать с травмированными собаками.
– Так, – сказал он, – теперь буду делать это каждый раз при встрече. Пойдём, я покажу Майю.
Я взяла его протянутую руку, и мы пошли к выгону. Майей оказался толстенький пони высотой 1,45 метров с лохматой серой шерстью, среди которой иногда пробивались белые пятнышки. Чёрная густая грива падала на обе стороны его толстой шеи. Дэнни позвал серую красавицу и, тяжело ступая, она подошла и горячо дыхнула мне в лицо. Я никогда не встречала такого дружелюбного пони. На выгоне стояли ещё два более мелких пони. Я подозревала, что это шотландские пони или, по крайней мере, их помесь. В случае с Майей я понятия не имела, какой она породы. Может, норвежец? Но тут не подходил цвет. Возможно, она была помесью разных пород.
Дэнни показал пальцем на других пони.
– Это Пабло, а того, что побольше, зовут Йосто. Они принадлежат приюту, в котором я жил. Майя – моя. Девочки из приюта заботятся о ней и ездят на ней. Для тебя она уже не подойдёт. Она старенькая, немного хромает и совершенно не поддаётся дрессуре. Но для прогулок детей подходит идеально.
В середине монолога он перешёл на английский, даже не заметив этого. На самом деле я тоже знала английский, но он говорил слишком быстро и с американским акцентом, так что я не могла понять. Я осторожно похлопала его по плечу.
– Э-э, не тот язык.
– О, извини, – пробормотал он. – Хотя я здесь уже давно, я всё еще начинаю говорить на английском, когда волнуюсь.
Он был взволнован? Из-за чего? Неужели из-за меня?
Дэнни несколько раз ткнул пальцем в лоб.
– Я думаю по большей части на английском. Возможно, дело в этом.
Несмотря на то, что он жил в Германии уже почти десять лет, он всё ещё казался скорее американцем, чем немцем.
– А на каком языке тебя снятся сны?
– На обоих. Чаще всего и на том, и на другом. Я даже не всегда замечаю.
«Невероятно!»
– Ты что-то рассказывал про Майю, – напомнила я, и он повторил сказанное на немецком.
– Ты писал, что она очень важна для тебя. Она у тебя уже давно? – хотелось узнать мне.
– Я купил её два года назад. Всё указывало на то, что она скоро умрёт, но она всё же выжила.
– Боже мой, зачем покупать старого и больного пони?
– Не знаю, – он пожал плечами. – Я не смог по-другому. Она стояла у цирка, мимо которого я ездил каждый день. Она была ранена и запущена, и никто о ней не заботился. Поэтому я спросил, могу ли я её забрать. Я купил её из сострадания. Потому что она была так же одинока и потеряна, как и я.
Я стояла, раскрыв рот. Одинокий и потерянный? Мне он таким совсем не показался.
Мне вдруг захотелось прикоснуться к нему. Я схватила его руку и потянула его к себе. Теперь мы были так близко, что я чувствовала его запах, ощущала его дыхание на своей шее. Воздух между нами стал потрескивать. Я встретилась с ним глазами и снова утонула в них. Я потянулась к нему ртом, а он склонил голову набок и поцеловал меня осторожно, почти робко. Я не двигалась, позволив действовать ему. Он разомкнул мои губы языком. Поцелуй становился всё более крепким, почти нетерпеливым, и мой язык устремился к его…
Я судорожно вдохнула и заметила, что и его дыхание ускорилось. Моя рука зарылась в его волосы, спустилась по его затылку, пробежала по плечам вперёд к груди. Он вдруг оцепенел, перестал целовать меня, и немного отодвинулся от меня. Он глубоко вдохнул, взял меня за руку и куда-то повел.
– Идём, – сказал он. – Возьмём Майю и пойдём гулять.
«Бегство, – резюмировал внутренний голос в моей голове. – То, что сейчас произошло, не что иное, как бегство».
«Но от чего? И почему?»
Когда мы пришли в конюшню, он снял с крючка уздечку и вместе с оголовьем пристегнул к голове Майи. Я позвала Лайку, и мы ушли из выгона. Некоторое время мы молча шли рядом. Дэнни держал узду своего пони в правой руке, а левую протянул мне. Я схватила её, и мы сцепили пальцы. Два моих пальца, два его, один мой, один его…
Любопытный способ держаться за руки.
– В котором часу ты заберёшь меня вечером? – поинтересовалась я.
– Ты можешь сразу поехать со мной. Только перекусим, а потом вместе поедем туда. Это сэкономит время.
Я улыбнулась:
– Но тогда я буду пахнуть пони.
Он приподнял брови:
– Это арена для боя. Не подиум. Это никому не помешает.
– А собака?
– Можешь оставить её у меня, – ответил он. – Потом заберём её. Или она боится чужих домов?
– А ты не боишься, что она что-то сломает у тебя?
Я вспомнила Александра. Он всегда беспокоился, что Лайка что-то сломает, погрызёт или написает на его вещи. Чего она, конечно, никогда не делала.
Он удивлённо посмотрел на меня:
– Что ты всё лезешь с этим «сломает»? Это просто вещи. Их все можно заменить.
– Она ничего не ломает, – пояснила я. – И она не боится, когда остаётся одна в чужих квартирах. Нужно будет просто постелить ей одеяло и налить миску воды.