Вернуться домой

Они все о чем-то оживленно говорили. Пару раз Мари коротко посмотрела в мою сторону. Затем к ним подошел Шарль. Поздоровался с отцом девушки, церемонно приложился к ручке мамочки. Когда дошла очередь до Мари, она не позволила ему приложиться к своей ручке, а смеясь подставила щечку. Повернувшись к нам с Артуром, Шарль весело крикнул:

— Идите сюда, что вы там прилипли!

Мы подошли. Только закончили меня представлять и знакомить с этой семьей, как из группки мужчин донесся голос самого пожилого:

— Все, хватит курить и болтать! Пора в храм, служба начинается!

Все двинулись к боковой двери собора…

— Тебе приходилось бывать в католических соборах? — спросил Николай.

— Да, как экскурсанту.

— Тогда я очень коротко. Очень старый собор, и все вроде как обычно в католических храмах. Но вот одна вещь меня поразила. Старинные, дубовые, резные скамьи с низкими спинками. Подлокотники и обратная сторона скамей — все резное. Искусно увито виноградной лозой. Массивные листья и гроздья ягод, как живые. Рука невольно тянется потрогать. Когда сидишь на скамье, то создается впечатление, что сидящие перед тобой люди слушают проповедь, находясь в беседке, увитой виноградом. Понимаешь: даже сюда, в Божий дом, они ввели свою кормилицу — виноградную лозу. Воздают хвалу не только Богу, но и ей. В этом что-то есть, не правда ли?

— Все правильно, ты же сам говоришь, что она их кормилица. Почему бы и нет. Да и строгое убранство собора, наверное, от этого только выигрывает.

Николай тушит сигарету, мы встаем. Слегка развернувшись в сторону бармена, кивком головы благодарим его. Алжирец расплывается в заученной улыбке и, прижимая ладони к груди, слегка кланяется нам в ответ.

В ярмарочном павильоне уже нет толкотни и суеты. Идет последний час работы. Основная масса посетителей разъехалась по домам. За стеклянными стенами павильона уже темно. Подходим к большим вращающимся дверям. Николай останавливается возле большой пепельницы с насыпанным в нее белым песочком, сплошь утыканным окурками. Достает сигареты. Протягивает мне.

— Нет, спасибо! Уже накурился так, что аж в горле першит.

Он прикуривает, говорит:

— Все собираюсь бросить, но не получается.

Понимаю, что сейчас сигаретная пауза ему нужна для того, чтобы быстро закончить рассказ. Поэтому молчу. И он продолжает.

— Когда в соборе шли к скамьям, Мари оказалась со мной рядом. Чуть тронула меня за локоть. Слегка повернулся к ней и наклонился. Девушка тихо шепнула мне те же слова, что я до этого услышал от Шарля: «Спасибо вам за Анри». Мы улыбнулись друг другу.

Во время проповеди Артур, сидевший рядом со мной, тихонько толкнул меня локтем в бок. Наклонил голову к нему. Тихо сказал мне, что Шарль пригласил семейство Мари к себе на обед. Попросил меня помочь ему сегодня на кухне. Я с удовольствием согласился. В конце проповеди священник уделил внимание и моей персоне…

Николай засмеялся:

— Прям как политработник… обычное «бла-бла»… Почувствовал себя экзотической аквариумной рыбкой, попавшей в чужой аквариум. Все головы повернулись в мою сторону…

Николай посмотрел куда-то за мою спину и явно заторопился:

— Короче, обед тогда прошел отлично, и мы получили приглашение на следующий день нанести ответный визит в семью Мари. Между этими мероприятиями сумел переговорить с Анри. Похоже, мне удалось вправить ему мозги.

В понедельник утром я уезжал дальше — к морю. Мужчины провожали меня на ступенях усадьбы. Старик, обнимая меня, все шептал благодарности за то, что я приехал и, похоже, сумел образумить парня. Шарль, пожимая мою ладонь, сказал:

— Перед рождеством я отправляю в Париж своему другу-ресторатору две коробки коньяка, теперь буду отправлять три, одну в твой адрес.

Я попробовал возразить. Он шутливо сунул мне под нос кулак со словами:

— Попробуй только!

Обнялись с Анри, и парень уверенно сказал:

— Надеюсь, скоро встретимся.

Видно, уже тогда принял решение. Уже осенью из почтового ящика я достал красиво оформленную открытку с приглашением на свадьбу Анри и Мари. При регистрации брака в мэрии я был свидетелем со стороны Анри.

Свадьбу справляли в усадьбе. Сияла огромная старинная люстра. Сверкали хрустальными гранями все бра. Во всех вазах — цветы. Музыка и масса народа. Такое впечатление, что на свадьбе было все население городка. Помню слова Шарля. Обращаясь к молодым и всем собравшимся, он сказал, обводя зал рукой:

— Знали бы вы, как он заждался света, цветов, музыки и смеха!

Организацией праздничного стола и всего торжества занимались приглашенные повара и гарсоны. Старина Артур, естественно, все контролировал. Мелькал то тут, то там, не расставаясь с огромным платком, который поминутно прикладывал к глазам и шептал:

— Хвала тебе, Господи! Дождались наконец-то! Теперь бы первенца дождаться — и можно на покой.

И он его дождался…

Николай затушил сигарету. Улыбаясь, закончил:

— Пару недель назад я был у них на…

Он силился вспомнить французское слово и не мог. Махнул рукой.

— …По-нашему — на крестинах. Похоже, это не последние крестины.

За моей спиной раздалось приближающееся цоканье каблучков. К нам подходила моя сотрудница.

— Ну вот, все вовремя. Это уже по твою душу.

Он сделал шаг в сторону женщины, шутливо расшаркиваясь, произнес:

— Все, все, удаляюсь! Возвращаю вам шефа. Прошу отметить особо: в совершенно трезвом виде, несмотря на то что мы с ним бутылочку все же прикончили.

Повернулся ко мне, протягивая руку:

— Вот видишь, как много ты сегодня узнал.

С нотками сомнения в голосе я протянул:

— Да-а уж!..

— Да брось ты! По крайней мере ты узнал, чей и откуда коньяк, что мы с тобой пили. Вернусь, расскажу остальное.

Махнул рукой женщине и нырнул во вращающуюся дверь. А мы направились к нашему стенду, где меня ждал солидный, но привередливый клиент. Француз желал рассчитаться чеком и просил такой процент скидки, какой мы обычно никому не давали. Обернувшись назад, увидел спину Николая, нырнувшего в салон головного такси.

Глава 18

ОТ САМЫХ ИСТОКОВ

Последний день работы на ярмарке — самый суматошный. Утром, пока в залах еще мало посетителей, новички бегают по стендам, обмениваются адресами и телефонами. Владельцы стендов, для кого ярмарка оказалась удачной, обсуждают и планируют очередные выезды. Те же, кто «пролетел, как фанера над Парижем», устраивают в последний день дикие распродажи, пытаясь спасти положение.

Надо оплачивать гостиницы, производить окончательный расчет с организаторами поездки. В противном случае могут за бесценок описать остатки товара и «зарубить» визу лет на пять. Более ушлые «ветераны» успокоительно похлопывают подобных коммерсантов по плечам и не без ехидства напоминают им их же рассказы первых дней. О гостиницах «в пяти минутах ходьбы от ярмарки, где все включено», о гостиничных номерах с платными каналами телевидения. Напоминают бедолагам, как те пыжились в первые дни, изображая из себя всезнающих и крутых. В заключение делают вывод, что все через это проходили. Вот это истинная правда: сея чаша никого в свое время не миновала. Отходят от неудачника, прикидывая в уме: «Приложился «фейсом» об стол так, что больше не появится, похоже». А этот настырный — полезет еще раз.

Отсев среди новичков проходит примерно пятьдесят на пятьдесят. Одни отваливаются уже после «первых брызг на столе». Другие упорно лезут во вторую, в третью ярмарку, неся убытки все меньше и меньше, набивая при этом не только физиономию, но и руку, приобретая опыт.

Таким упертым могут даже шепнуть по секрету о какой-либо потрясающей ярмарке в глуши Испании или Франции, куда якобы, побросав лопаты и мотыги, сбегаются фермеры со всей округи, выстраиваясь в дикие очереди за русскими матрешками и цветастыми платками для своих подруг. Он едет туда — пролетает в пух и прах так, что если бы билет не был в два конца, то пришлось бы наниматься в батраки к тем же фермерам. Когда он всплывает на очередной ярмарке, о нем уже говорят так: «Сел на иглу».