Вернуться домой

Французские партизаны, «Маки», одними из первых входили в освобожденный Париж. Все население города высыпало на улицы встречать своих героев. В первых рядах одной из колонн, сильно прихрамывая, вышагивал и наш Сашенька.

В последний год войны карательные отряды немцев и полицаи буквально по пятам преследовали отряд. Ожесточенные стычки и бои стали почти ежедневными. Отряд нес большие потери, но доставалось и немцам. Что это было? Предсмертная агония фашистов или активная деятельность предателей, внедрившихся в отряд? Сейчас сказать трудно. Но каратели буквально висели на плечах партизан. За последние годы отряд сильно разросся не только за счет местного населения. Многие примкнули к отряду, бежав из лагерей. Кого там только не было! Поляки, чехи, русские, югославы — всех не перечесть. Каждого не проверишь, приходилось верить на слово. В одном из боев Сашеньку тяжело ранило осколком снаряда в бедро. Друзьям удалось надежно спрятать его в крошечной горной деревушке. Престарелая француженка лечила и выхаживала его более двух месяцев. Окрепнув, встав на ноги, но не долечившись, он вернулся в отряд. И вот теперь вместе с боевыми друзьями входил в освобожденный Париж.

На этот раз она замолчала надолго. А когда начала говорить, я услышал то, чего не ожидал услышать.

— Вы понимаете, наш сын Витюша был очень поздним ребенком. Когда закончилась эта проклятая, мерзкая война, мои женские годы ушли безвозвратно, я уже не могла иметь детей.

В этой реплике было столько горя, чисто женского отчаяния по неосуществившейся полностью мечте, что мне стало как-то не по себе. Я промолчал. А что я мог сказать ей?

— Мы так хотели дочку! Господь дает девочек не для войн, а для любви, домашнего очага, для продолжения рода. Мы просили для себя такую малость! Да будь трижды прокляты войны, все эти десятилетия они преследовали нас.

Глава 7

ТОЧКА ВОЗВРАТА

— Наступил май сорок пятого года. Всеобщее ликование и гордость за Россию. Советский Союз не только одолел фашизм, но и вбил осиновый кол в эту мразь. Надеюсь, навечно.

Сашенька вернулся к работе в прежней фирме. Съездил на юг Франции и перегнал в Париж нашу машину, простоявшую в чьем-то гараже всю войну. Через короткое время он уже был ведущим специалистом на фирме, а через пару лет — акционером и совладельцем.

— Я устроилась на работу аккомпаниатором в частной балетной студии. Мой папа получал работу на дом, утром курьер привозил ему бумаги. Часа два, от силы три он делал какие-то сметы. Звонил на фирму, приезжал человек и забирал.

Сашенькин отец работу таксиста тоже почти забросил, выезжал раза два в неделю. Не ради денег, а больше для поддержания физической формы и общения с пассажирами. Такой режим работы наших отцов очень устраивал. Годы уже брали свое. Большую часть дня они проводили с внуком. Да и надобность в их заработках уже отпала. Материальное благополучие и достаток вернулись в нашу семью.

Наши матери сосредоточились на ведении домашнего хозяйства и воспитании внука. Витюша рос шустрым, хорошо развитым во всех отношениях мальчиком. Первую половину дня он был в полном распоряжении бабушек, а во второй его брали в свои руки деды. С ним гуляли, постоянно что-то ему рассказывали, старались ответить ему на все интересующие его вопросы. Перед поступлением в гимназию он уже хорошо читал и писал на двух языках, много знал из истории России и Франции, отлично знал историю наших родов. Постоянно общаясь с такими дедушками, иначе и быть не могло.

В тот год, когда Витюша пошел в гимназию, произошло еще одно событие. Был выходной день. Утром раздался телефонный звонок. Мужчина представился нотариусом, доверенным лицом нашей квартирной хозяйки. Сказал, что у него есть к нам серьезный разговор. Когда он мог бы встретиться с нами? Ему ответили, что в любое удобное для него время, а еще лучше — сегодня, когда вся семья в сборе. Задолженности по аренде жилья за нами не было, но на душе было как-то неспокойно.

Минут через тридцать нотариус был уже у нас. Не берусь сейчас описывать его внешность, помню только его большие роговые очки. Представился, предъявил свои документы и доверенность от хозяйки на ведение ее дел. Затем передал ее письмо для нас.

После обязательных приветствий она писала, что благодарит нас за порядочность и пунктуальность в оплате жилья даже в годы войны. Далее шли новости личного характера. А в конце письма уведомляла нас о главном. Она не собирается возвращаться в Париж и хотела бы продать дом именно нам. Если вся сумма окажется для нас обременительной, то она согласна и в рассрочку, но не более чем на два года. Боится, что более не проживет. Далее называлась сумма. Увидев ее, наши мужчины переглянулись. Деньги были весьма приемлемые. В те годы подобная парижская недвижимость стоила значительно дороже. Нотариус торжественно спросил: «Итак, господа, кто из вас уполномочен ответить на предложение моей доверительницы?»

Сашенька впервые выступил в роли главы всего семейства. Он ответил, что выплата в кредит с правом досрочного погашения всей суммы нас устраивает, и просил нотариуса передать хозяйке нашу благодарность за ее доверие к нашей семье. На следующий день все юридические и прочие бумажные вопросы были оформлены. А еще через полтора года мы стали полноправными владельцами дома.

Шли мирные годы. Наши родители старели, а их внук и наш сын взрослел. Он легко и с удовольствием учился в гимназии, обожал историю и иностранные языки, к изучению которых у него было особое пристрастие.

Французское правительство не обошло вниманием своих сограждан, сражавшихся с фашизмом. Сашенька получил свои награды, а вместе с ними некоторые льготы и привилегии, полагающиеся кавалерам этих орденов. В глазах сына он был героем и непререкаемым авторитетом. Витюше было двенадцать лет, когда он твердо заявил, что будет военным офицером. Естественно, мы были не в восторге от его заявления, но и не придали ему особого значения по принципу «чем бы дитя ни тешилось…»

Взаимоотношения между Францией и СССР складывались хорошие. После смерти И.В. Сталина, в годы правления Хрущева, они стали еще лучше. Уловив это улучшение и «потепление» между странами, наши отцы решили обратиться в посольство СССР с прошением о разрешении им посетить Родину. Несколько вечеров подряд они писали, исправляли, переписывали письмо. Приодевшись, приосанившись, вместе торжественно повезли его в посольство. Письмо приняли. Эти дни ожидания ответа для наших отцов стали самыми волнительными за последнее десятилетие. Смешно и больно было видеть, как два седых как лунь старичка почти наперегонки бегают к почтовому ящику. Ответ пришел примерно недели через две и не по почте, а с курьером. Расписавшись в получении, они получили на руки конверт светло-кремового цвета. С одной стороны — печатный адрес посольства, а обратная сторона скреплена сургучной печатью.

В тот вечер мы с мужем немного задержались на работе. Волнуясь и как бы торопя нас, наши отцы буквально через каждые пять минут выглядывали в окно, дожидаясь нас. Когда мы вошли в дом, в прихожей нас никто не встречал. Вошли в залу.

Эта сцена до сих пор четко стоит перед глазами. Большой овальный полированный стол. Наши отцы сидят рядышком, пальцы рук нервно выплясывают на столешнице. По лицам бродит тихая счастливая улыбка — они все в ожидании. Матери стоят за их спинами, смотрят на нас растерянными, но счастливыми глазами. Волнуясь, непроизвольно поправляют седые пряди волос, теребят кончики пояса на халате. Когда-то давным-давно, на своем первом свидание, на пороге больших перемен, в ожидании счастья, я думаю, они вели себя точно так же. Тогда судьба их не обманула.

В центре стола лежал конверт. Мой отец, указывая на него рукой, только и смог выдавить из себя: «Вот!»

Мы присели к столу.

— Давай, вскрывай, не томи.

Сашенькин папа, хрустнув сургучом печати, вскрыл конверт. Достал лист бумаги, стал читать вслух. Текст письма был короток, но я его не помню. Помню только последнюю фразу: «Вам отказано в посещении СССР и города Свердловска».