Чужая беременная

— Вот, держи. — Он переступил через порог, протянул крынку и тарелку. — Парное.

— Спасибо. — Она приняла посуду, поставила на стол. Платок съехал с плеч и упал на пол. — А это зачем?

— Вишня? Да не принято пустую посуду отдавать. Не понравится — выбросишь.

— Спасибо, — повторила соседка.

Михаила раздражал ее вид. Какая-то потерянная, и нос красный. Неужели плакала? Из-за него?

— Маруся, ты зла не держи. — Он поднял платок, подал ей. — Я тебя обидеть не хотел. Вернее, хотел, но…

Не было печали. Какого черта он оправдывается тут, как мальчик?

— Я поняла. — Она снова накинула на плечи платок. — Ко мне это не имеет никакого отношения.

Ядрена вошь! Не рассказывать же ей эту историю!

— Все в порядке, — добавила соседка. — Спасибо. Боюсь, я все же не смогу покупать у вас… у тебя молоко. Для меня это дорого.

— А тебе для чего? — поинтересовался Михаил.

— В смысле?

— Ну… пить или…

— Пить, конечно, — удивилась она. — А что еще можно делать с молоком? Разве что творог или сыр…

— Договоримся.

Без кружки молока он не обеднеет, а девочка бледная, худенькая. Может, больная? И в деревню лечиться приехала, чистым воздухом дышать? Идиот, как есть, идиот.

— Ты замерзла?

— А? Да… немного… Тут печка есть, а топить я так и не научилась, хоть Николя и показывал, как.

— Давай помогу.

Михаил не понимал, как можно мерзнуть теплым вечером, однако растопить печь несложно. Пусть греется.

— Ты не заболела?

— Нет. Спасибо.

Еще одно «спасибо» — и его стошнит. Боевой настрой соседки нравился ему больше. Может, дело вовсе не в их ссоре? Может, случилось чего? С расспросами Михаил не спешил. Захочет — сама расскажет. Нет — и не надо.

Он растопил печь, рассказал, что нужно сделать, когда прогорят дрова. И ушел домой, спать. Деревня приучила его ложиться и вставать рано.

Утро выдалось богатым на события.

Михаил уже часа три, как работал, когда к соседскому дому подкатила машина, не Колькина. Из машины вылез лощеный мужик с огромным букетом цветов. Завертел головой, увидел Михаила.

— Простите, это Лесная, восемь? — спросил он, показав на дом Маруси.

— Восемь, — подтвердил Михаил.

Мужик зайчиком поскакал к терраске. Михаил подошел поближе.

— Машуля, солнышко, открой, — проворковал мужик, колошматя в дверь.

Дверь распахнулась, как будто Маруся открыла ее с ноги. Мужик едва успел отскочить.

— Паспорт! — рявкнула соседка. — И пошел вон!

— Машуля, давай поговорим. Я могу все объяснить!

Михаил навострил уши.

— Вон, я сказала!

— Машуля, это тебе.

Букет полетел по направлению к калитке.

— Паспорт!

— Не отдам! Сначала поговорим!

Мужик схватил Марусю за руку, она взвизгнула от боли.

Михаил и не заметил, как очутился на соседской терраске.

— Слышь, козел! Пошел вон отсюда!

— А, ты уже любовника завела! — заверещал мужик. — Быстро! Или он у тебя давно?

— У него мой паспорт, — сказала Маруся. — Забери, пожалуйста.

Легко! Михаил взял мужика в захват. Тот заверещал еще громче, чисто баба.

— Пальцы! Руки! Я хирург!

— Пальцы переломаю, — пообещал Михаил, сообразив, чего тот испугался. — Если сейчас же не отдашь. Считаю до трех, один и два уже было!

— В кармане пиджака!

— Маруся, забери, — велел Михаил.

Ей сподручнее лазить по карманам.

— Все, у меня, — обрадовано произнесла соседка.

— А этого куда?

— Пусть убирается туда, откуда пришел.

— Слышал? — Михаил отпустил мужика и подтолкнул его к калитке. — Проваливай.

Взъерошенный мужик нырнул в машину и ударил по газам. Михаил запустил ему вслед букетом.

— Марусь, а кто это был? — спросил он, когда осела пыль на дороге.

— Муж, — ответила она.

= 8 =

Сбежав от ненормального соседа, Маша заперлась в доме. И даже окна закрыла. У этого Михаила настроение меняется, как у женщины во время предменструального синдрома: то спокоен, то истерика. Все, хватит! Больше никаких попыток наладить отношения и никаких пирогов! Сходит завтра… да хоть к Василисе, жене участкового. Та точно подскажет, кто в деревне продает молоко, а, может, даже и творог со сметаной.

Хозяйственный Николя купил хлебопечку, так что у Маши всегда будет свежий хлеб. И полмешка картошки откуда-то притащил. Холодильник забит продуктами. С голоду она не пропадет. Завтра займется садом-огородом. Искать Алима по деревне не придется, он оставил свой номер телефона. А еще пора настроить интернет и взять заказ на перевод. Запас денег у нее приличный, но и он когда-нибудь закончится.

Так что вскоре Маша и думать забыла о придурковатом соседе. Измена мужа и предстоящий развод волновали ее куда сильнее. Всю боль и обиду она выплакала еще в первый день, на груди Николя. Зацикливаться на этом и изводить себя страданиями она категорически не желала. Ребенок — вот ее единственная забота. Хотя, конечно, совсем не думать о муже не получалось.

Они четыре года прожили вместе, а встречаться начали, когда Маша была студенткой-первокурсницей. Анатолий старше ее на десять лет, познакомились они в клинике, он оперировал маму. В красивого молодого хирурга Маша влюбилась без памяти. Ухаживал Толик красиво, благородно, в койку затащить не спешил, а потом стал ее первым мужчиной. Поженились, когда Маша закончила институт. И жили… да нормально, в общем-то, жили.

Анатолий не заставлял ее работать. Считал, что сам может обеспечивать семью, а место жены дома. Маша заботилась о том, чтобы муж возвращался в чистый дом, чтобы носил чистые вещи, вкусно ел, нормально отдыхал. Переводы брала для себя, для практики, и деньги оставляла себе, Толик не требовал от нее отчета, потому и скопилась на ее счету приличная сумма.

Сам он часто пропадал на дежурствах, а как стал заведующим — и в командировках. Теперь-то понятно, что это были за командировки!

Справедливости ради, Маша не страдала от одиночества. Влюбленность давно прошла, осталась лишь привычка. Рядом с Толиком было сытно, спокойно и безопасно. Мать твердила ей, чтобы она держалась мужа, и советовала завести ребенка. Как будто это кошечка или собачка!

Ребенка Маша хотела сама, только все как-то не получалось.

За последнее время она не раз и не два задумывалась, сможет ли она простить Толика ради ребенка. И каждый раз перед глазами возникала случайно увиденная сцена, а к горлу подступала тошнота.

Родители уже в курсе того, что она ушла от мужа. Толик звонил им в поисках Маши. И мама уже умудрилась достать ее по телефону.

— Мария, что за фокусы? — гаркнула она, едва Маша ответила на звонок. — Куда ты пропала?

— Мам, у вас все хорошо? — спросила Маша.

— У нас — да! А что ты себе позволяешь?

— Мама, это тебя не касается. И прости, я не могу сейчас говорить, потом перезвоню.

Этот номер она тоже добавила в черный список, временно. Разговора с матерью не избежать, да и кто знает, что ей наплел Толик. Но перезвонит она ей попозже, когда устроится на новом месте. Родители на мужа надышаться не могли, навряд ли они будут на ее стороне.

— Ну вот за что мне это? — жаловалась Маша Николя. — Почему я все время должна оправдываться? Нет бы просто пожалеть…

— Я тебя пожалею, — широко улыбался друг. — А они тебя любят и хотят, чтобы у тебя все было хорошо.

— Да, только их «хорошо» и мое «хорошо» — это разные понятия, — вздыхала она.

— Да она просто не знает о том, что Толик — козел, — утешал Николя. — Навряд ли он ей об этом сообщил.

Так-то оно так, только Маша сомневалась, что мама поверит ей, а не Толику.

— Машуль, рыбка моя, у нас проблемы… — Николя позвонил вечером, как и обещал. — Паспорт из регистратуры забрал твой неблаговерный. Теперь он ругается матом и требует дать твой адрес. Ты не обидишься, если я заеду к нему и лично дам в морду?

— Ой, не надо! — испугалась Маша. — Не надо, пожалуйста!

Она не боялась Толика. Что он мог ей сделать? На квартиру его она не претендовала, на деньги — тем более. А вот испортить Николя карьеру — это запросто. Маша знала, что выступления в клубах — не предел мечтаний друга. И публичный скандал из-за его сексуальной ориентации ему не нужен.