Страница 10 из 42
— Беременность — это не инвалидность, — отрезала дочка.
Спорить с Ксюшей так же бесполезно, как с ним. Если что решила, то сделает непременно. А Михаилу нужно придумать, что делать с вишней, срочно. Оставить беременную дочь без лакомства — не вариант. Однако и нарушать данное слово он не привык.
Чаша весов склонялась в пользу Ксюши. Он не мог отказать ей. Он до сих пор чувствовал вину за то, что детство она провела без него. А Маруся… Да что Маруся? У нее просто блажь, пройдет.
— Пап, ты что делаешь? — спросила Ксюша, выглянув из кухни. — Куда мешок тащишь?
— Тебе в машину. Вишня это, как ты просила.
— Папа! — Она округлила глаза. — Куда мне столько? Отсыпь пару килограмм, мне хватит.
И как такая простая мысль не пришла ему в голову! Совсем отупел в своей берлоге! Мешок же можно поделить: половину Ксюше, половину Марусе. Гениально!
Вернувшись от соседа, Маша устроилась на терраске с тарелкой вишни. Алим усердно копал, а ей было лень заниматься делами. Чуточку можно и отдохнуть. А вообще, пора бы выяснить, где тут женская консультация. Понятно, что не в деревне, но встать на учет надо. И к участковому надо, регистрацию оформить, но это как Николя приедет.
Когда к дому Михаила подкатила машина, Маша не удивилась. Мало ли? Если он молоко продает, может, дачница какая приехала. А вот когда из машины вышла молодая красивая девушка, да упала в объятия Михаила, ей стало нехорошо.
Это отчего она решила, что сосед одинокий? И шастала к нему, как к себе домой, пока ей вежливо не намекнули, что она нарушает приличия. Ой, как стыдно! Маша даже покраснела, как вишня, которая лежала на тарелке. Привыкла, что в Москве никому ни до кого дела нет, а тут, и правда, все на виду. Наплетут теперь с три короба…
Маша вздрогнула, когда в кармане зазвонил телефон.
— Привет, Николя.
— Как дела, Машуль? Жутко переживаю. Твой был?
— Не мой, — буркнула она. — Но да, был. С утра пожаловал, с букетом.
— И?..
— Пинка под зад получил — и уехал. Паспорт у меня.
— О, ты молодец! Как ты с ним справилась?
— Сосед помог.
— О-о-о…
— Хватит окать! Лучше скажи, когда приехать сможешь? И так, чтобы съездить куда-нибудь за саженцами и цветами.
— Маш, ты б отдыхала там.
— Я отдыхаю. Так когда?
— Через пару дней смогу с ночевкой выбраться.
— Хорошо.
— Не шали там, рыба моя. Целую.
С Николя всегда легко и просто. И не надо задумываться, что можно сделать кому-то больно, и никто не будет ревновать и распускать сплетни.
— Хозяйка, а этим что делай?
Рядом с терраской возник Алим.
— С чем «с этим»? — не поняла Маша.
— Там, — махнул он рукой.
Рядом с сараем возвышалась куча перегнивших яблок. Пока тут росла густая крапива, кучи заметно не было.
— Вот зараза! — не выдержала Маша. — Надеюсь, он под ними не спрятал чей-нибудь труп?
— Чего? — испугался Алим.
— Ничего! — рявкнула Маша. — Тачка есть?
— Есть.
— Грузи. Я покажу, куда сваливать.
Справедливость восторжествует, она вернет яблоки законному владельцу.
= 11 =
Первые два рейда с тачкой прошли успешно. Маша лично руководила процессом, потому что Алим побаивался Лорда. На нее пес не лаял, лежал в вольере и лениво наблюдал, как перед хозяйским крыльцом растет гора гнилых яблок.
В гневе Маша забыла о том, что пыталась наладить с соседом дружеские отношения. Все мужики одинаковые! И точка! Знал же, гад, что устроил свалку в огороде, и промолчал. Лень было свой урожай до помойки дотащить?
Маша вообще не понимала, как можно выбросить яблоки. В Москве даже в самый разгар сезона они стоят около ста рублей. Тем более деревенские, натуральные, не какие-то там импортные, по вкусу напоминающие парафин. Продавать не хотел? Отдал бы так. Вишню же насушил, а яблоки чем хуже? В конце концов, козам бы своим скормил!
В тот момент, когда ее осенило, что с вишней можно попрощаться, на крыльцо вышла гостья Михаила. Между прочим, в переднике! Маше даже обидно стало: и зачем она со своим супчиком полезла, если у соседа кухарка есть.
— Девушка, вы что творите? — возмущенно спросила девица, безошибочно вычислив, что заправляет всем этим непотребством не Алим.
А молодая, между прочим, красивая. Похоже, Машина ровесница.
— Ваше добро возвращаю, — цыкнула на нее Маша.
— Да-а? — недоверчиво протянула та. А потом сбежала с крыльца, завернула за угол дома и крикнула: — Па-а-ап! Папа-а-а!
Лорд подхватился и громко залаял, подзывая хозяина.
Папа?!
Это дочь Михаила?!
А почему бы нет? Может, он выглядит моложе своих лет. Из-за бороды возраста вообще не разобрать. Поначалу Маша решила, что ему лет шестьдесят, потом показалось — сорок.
Михаил примчался, как на пожар.
— Что случилось, котенок? — встревожено спросил он.
— Вот! — «Котенок» ткнула пальцем в сторону Маши. — И вот! — показала она на кучу.
— О-о-о… — протянул Михаил. — Ты нашла мою яблочную кучу.
И тут он стал ржать. Не смеяться, а именно ржать: громко и обидно, похлопывая себя по ляжкам.
Маша растерялась. Очевидно, что она совершила какую-то глупость, иначе сосед так не потешался бы. Одно утешало, «котенок» тоже мало что понимала, потому что хмурилась и смотрела на отца.
— Хазяйка, больше не возить? — тихо спросил Алим.
— Вози, Алимчик, вози, — ответил ему Михаил, каким-то неведомым образом расслышав вопрос. — Только вози вон туда, где у меня перегной. И эту кучу туда же. Маруся, ты ему уже заплатила?
— Заплачу, — процедила она.
— Не надо, я сам.
— Пап, что это за цирк? — спросила «котенок».
— Этот аттракцион называется «сами мы не местные». — Михаил снова засмеялся, вытирая рукавом выступившие слезы. — Кстати, познакомься, моя соседка Маруся.
— Ксения, — кивнула с крыльца девица.
— Очень приятно, — пробормотала Маша.
— Так вот, вы городские девочки и не знаете, что гнилые яблоки хорошо добавлять в перегной. Или даже просто раскидать по земле перед тем, как ее перекапывать.
Замечательно! Маша почувствовала, как ее щеки запылали от стыда. Надо было использовать эти яблоки для собственной земли, тогда она утерла бы Михаилу нос. А получилось, она ему помогла.
— А у себя не мог яблоки свалить? — буркнула она.
— Ну, извини, места не хватило. Кто ж знал!
И он опять заливисто засмеялся.
— Понятно. Мне, пожалуй, пора.
Маша развернулась и выскочила за калитку. Может, в другое время она и сама посмеялась бы над собственной глупостью, но не сейчас. От обиды ее душили слезы, а плакать на глазах соседа и его дочки она ни за что не стала бы.
— Маруся! Погоди! — крикнул Михаил ей вслед. — Не убегай!
Она не остановилась и даже не обернулась.
Надо просто забыть об этом соседе. Вычеркнуть. Перестать бегать к нему каждый час. И вдоль забора посадить что-нибудь плетущееся и густое, чтобы ничего не видеть. Хорошо бы и кусты!
— Обиделась… — сказала Ксюша, едва Маша скрылась с глаз. — Пап, зачем ты так?
— Как? — не понял Михаил.
— Ты ее на смех поднял, да еще при мне и при Алиме.
— И что? Она сама виновата. Я вообще эту кучу хотел ей оставить, землю подкормить.
— Она к тебе с супом и котлетами, а ты объяснить не мог, по-простому.
— А я ей, между прочим, свое молоко отдаю. И вишню вот…
— Она тоже в положении? А, ты говорил, что она замужем. Муж-то где?
— В городе. Изменил он ей, она сюда сбежала.
— Бедная… — Ксюша округлила глаза. — Изменил беременной…
— Не беременна она.
— Да? Ну, тебе виднее.
Ксюша ушла в дом, а Михаил опустился на ступеньку крыльца. Что ж за день-то такой! Суматошный… Дочке он рад, само собой, а Маруся-то чего добивается? Он покачал головой и решил, что извинится, когда будет отдавать ей молоко.
Ксюша уехала к вечеру, еще засветло. Михаил уговаривал ее остаться на ночь, да куда там…