Страница 37 из 49
- Он мертв? - спросил Кетчвайо.
- Он перешел через королевский мост в иную жизнь, - мрачно ответили они, - и умер, вознося хвалебную песнь в честь своего повелителя.
- Хорошо, - сказал король, - больше я не буду спотыкаться об этот камень...
- Слушайте, что говорит Ваш отец! Слушайте трубный глас Сотрясающего землю! - закричал Кетчвайо впадая в ярость- Скоро наши храбрые воины выступят в поход, мы споем этим белым португальцам с их извергающими огонь трубами, другую песнь, красную песнь копий, все наши полки споют им эту песнь!
С той же внезапностью, с какой вспыхивает иссушенная зноем трава, всех зулусов вокруг охватил пылкий энтузиазм. Они вскочили с земли, где почти все сидели, и, дружно подтаптывая ногами, заплясали воинственный танец, затянули военную песню:
Кровавую песню! Красную песнь! Песнь копий наши полки им споют!
Воины на площади без устали танцевали, это были великолепные представители зулусского народа, молодые на вид, в полном боевом облачении. Лбы воинов, обвивали шкурки животных, над ними красовался высокий плюмаж из перьев марабу(вид аиста); туловище, руки и ноги были украшены длинной бахромой из черных бычьих хвостов; в одной руке они держал небольшой щит, какие обычно носят танцоры, из окрашенных в разные цвета коровьих шкур, а в других палки, имитирующие копья (ибо Кетчвайо сильно боялся за свою жизнь и не позволял никому с оружием находится рядом с собой, за исключением охраны).
Где мой военачальник Ингве (Леопард). Ты поведешь на север тысячу воинов.
- О король, - ответил ему рослый зулус, не без некоторого замешательства, - недавно ты оказал мне высокую честь, возведя меня в сан кешлы. - Он притронулся к черному кольцу на голове, сделанному из смолы и глины. - Будучи отличен тобой, я прошу тебя разрешить мне воспользоваться своим правом - правом женитьбы.
- Ты говоришь о правах? Будь поскромнее, у моих воинов, как и у моего скота, нет прав!
Но я уже подыскал себе красивую девушку и даже внес выкуп в 25 голов скота- пытался объяснить королю свое положение зулусский полководец.
- Замолчи, - сердито оборвал его Кетчвайо. - Время ли сейчас моим воинам думать о женитьбе? Женатый мужчина это не мужчина, а тряпка. Только вчера я повелел удавить двадцать девушек за то, что они без моего разрешения посмели выйти замуж за воинов из полка Унди: их тела вместе с телами их отцов брошены на перекрестках дорог, чтобы все знали об их преступлении: это был хороший урок для всех! Ты поступил благоразумно, Ингве, обратившись ко мне за позволением: тем самым ты спас и себя и свою будущую жену. Объявляю вам всем свое решение. Я отказываю тебе в твоей просьбе, Ингве; так как ты сказал, что девушка - красавица, то я окажу ей свою милость: возьму себе в жены. Через тридцать дней, когда народится новая луна, приведи ее в мой гарем, а заодно твоих коров и телят, которые у тебя явно лишние, раз ты так разбрасываешься ими. Такое наказание я назначаю тебе за то, что ты осмелился помышлять о женитьбе без моего позволения. А теперь готовься вести моих доблестных воинов!
Ингве слегка вздрогнув, принялся изливать традиционные похвалы и благодарность, славя доброту и милосердие своего повелителя и короля. Зулусы еще протанцевали полночи, а утром Ингве повел свой отряд на помощь бурам, получив приказание короля без ружей обратно не возвращаться. От себя же замечу, что зулусский язык довольно-таки примитивен, например, слова крокодил и леопард очень похожи, так как они оба опасные хищники.
Тем временем в Кейптауне, столице британской Капской колонии, происходило какое-то брожение. Фредерик Буллок, правая рука покойного губернатора Гарри Смита, и чиновник для особых поручений при нынешнем губернаторе Джордже Грее, как всякий трус , такие моменты очень тонко чувствовал каким-то шестым чувством. Вначале все начиналось с мелочей: эта чернильная душа стряпчий Томсон, продолжал уверять его в своей преданности, но фактически ничего не сообщал и иногда как-то странно смотрел искоса на Буллока, так что тот не мог ему угрожать. Похоже, что тот искренне боялся кого-то больше, чем власти колонии.
Дальше, больше. Начальник Кейптаунской таможни, когда к проблемному поляку Квасьневскому пришел караван с новыми рабочими малайцами из Голландской Вест-Индии, на рекомендации Буллока не торопиться и придержать малайцев в Кейптауне, неожиданно вспылил и резко попросил Буллока: "не совать свой нос в дела, которые его не касаются, он и так знает как ему нужно выполнять свою работу". После чего, он просто запросто выставил важного чиновника вон. Буллок хотел наябедничать об этом губернатору, но потом решил немного подождать, времена наступали больно тревожные, в такое время лучше не заводить себе новых врагов.
Потом все пошло по нарастающей. По городу поползли тревожные слухи, что чернокожие слуги горожан снюхались с бурскими бунтовщиками, и теперь ни одна достопочтенная семья в Кейптауне не может спать спокойно. Чернокожие слуги могут в любой момент впустить в дом бурских бандитов и они всех англичан, даже детей, могут разрезать на тысячу кусков. Хотя это и были, как говорят англичане, сплетни из отхожего места, но народ воспринял их всерьез. Так как с севера, от действующей армии не было хороших вестей, скорее доходили смутные неприятные известия, то скоро в городе вспыхнула форменная истерика.
Судья Купер просто требовал, чтобы военные взяли под охрану его дом, судье пришлось пойти на встречу и дальше пошло-поехало. Солдат кейптаунского гарнизона и так было здоровых всего три сотни человек ( больных из действующей армии оставили здесь, а сами взяли здоровых солдат в поход на буров), так еще они были взбудоражены недавними террактами против военных, и сами они проводили тревожные ночи в своих казармах, ожидая ночных нападений и выставляя тройные караулы, так тут еще и это. Офицеры, пользуясь служебным положением, стали брать солдат для охраны своих личных домов, нужно было также охранять дома губернатора и начальника гарнизона, важных чиновников. Солдат просто на всех желающих не хватало, горожане почувствовали себя брошенными властями на произвол судьбы. У тех же, кому повезло, солдаты в их дома приносили явственный казарменный дух и неприятности. Солдаты слишком привыкли много болтать, невзирая на лица: "Язык солдата -мать скандала". Так гласит старая английская пословица. И правда, солдаты без конца трепались: о местных женщинах и тупости офицеров, про казарменные сплетни и про женщин, о пайках и рационах - и снова о женщинах. Для важных людей такое было, как будто жить по тут сторону решетки в обезьяннике.
Лавочники обсуждали формирование отрядов самообороны. Остальные ждали хороших вестей от британской армии с севера, которые должны были положить конец их страхам. Буллок же явственно чувствуя запах жареного, все больше начал размышлять над своим будущим. Все чаще он стал подумывать о Индии. Там все было более или менее спокойно, Сикхские войны за Пешевар закончились уже двадцать лет назад, а со дня подавления Индийского мятежа уже прошло десять лет. Индусы жестоко поплатились за эту попытку мятежа. Британские солдаты убивали любого при малейшем подозрении в мятеже; генералы Хэйвлок (по прозвищу Живодер) и Нейл вешали туземцев направо и налево - от Аллахабада и далее к северу; генерал Нейл, заставлял захваченных бунтовщиков отмывать английскую кровь со стен в Бибигаре, и, под страхом порки принуждал их языками вылизывать эту кровь - прежде чем все они были повешены. А сколько сокровищ там было награблено, на многие миллионы фунтов! Сейчас же индусы безропотно сносили все унижения, боясь испортить свою карму. То, что надо для успешного ведения дел в колонии!
"Трудные времена там давно позади- думал Буллок- с тех пор как эта страна превратилась в абсолютно безопасное место, многие наши лучшие люди, особенно обладающие выгодными связями (возьмем того же Нэпира), предпочитают сиять именно на индийском небосклоне, со вполне ожидаемым результатом: цены повышаются, качество обслуживания падает, а женщины там набивают себе цену. По крайней мере, мне так говорили".