Про Life

— Нет уж, вы будете участвовать. Будете, если хочешь, чтобы вас вообще когда-нибудь попустило. И когда вам представится случай доказать мне свою… признательность, назовём это так, то, надеюсь, ты будешь умницей и вспомнишь, что у меня для вас кое-что есть. А теперь закрой дверь с той стороны! Я отдыхать буду.

Герман выскочил из «Газели» и хлопнул дверью изо всех сил. Повернув к близнецам выбеленное лицо, сестра Кукольника улыбнулась и ослабила хватку. Тросы заскользили по шершавым, как наждак, ладоням.

Герман ускорил шаг. Не из страха, просто не хотелось, чтобы женщина видела, как Герман старается не плакать, и передала Кукольнику.

Тот пленил близнецов гораздо надёжнее, чем они думали. И, что хуже всего, теперь он знал об этом и о том, что они тоже это понимают.

Случай, о котором говорил Кукольник, вскоре представился.

Там, где дорога встречалась с горизонтом, возникла грязно-белая «Приора». Никого не спросив, водитель убрал импровизированный шлагбаум – колючую проволоку, завязанную петлёй на конце, всю в пёстрых отрывках. Проволока осталась лежать в следу шин.

Герман растолкал толпу, выползшую погреться на солнышке и поглазеть на гостя, и увидел Грёза. Их глаза встретились. Какое-то время Герман позволил себе обманываться тем, что рабство кончилось… А потом о случившемся доложили Кукольнику, и он явился, бряцая шпорами.

— Ну всё, толстый, пошутили, и хватит, - сказал ему Андрей. – Я их забираю. Прямо сейчас, если не хочешь продолжить этот разговор в полиции.

— А может, ты сначала выслушаешь, чего они сами хотят? – ответил Кукольник, лоснясь от удовольствия.

— Что же, - в голосе Грёза послышалось напряжение, - давай послушаем. – Вы как, парни? Со мной?

Больше всего на свете Герман хотел ответить да. Он опустил взгляд и уже не смог его поднять.

— Мы здесь по своей воле, - выдавил Герман.

— Правильно, скажи ему! – азартно взревел Кукольник.

— Бумаги ведь… так и не были подписаны, верно? Если я правильно понимаю, это значит, что мы имеем право сами решать… И мы решили.

— Скажи ему, пацан!..

— Да ладно, вы серьёзно?! – разорался Сергей. – Андрей, кого ты слушаешь? Он же сам не знает, чего хочет. Но ничего, я объясню!

Грёз улыбнулся ему и опустил руку на плечо – тёплым, обнадёживающим, знакомым жестом. Это причинило Герману почти физическое страдание. Он отшатнулся.

— Нечего объяснять! – крикнул он. – Я с тобой никуда не поеду, так что уходи! А не то я… я пожалуюсь в опеку, и у тебя отберут всех! Твой дом – бомжатник! Бар – притон! А ты – сутенёр! Убирайся!

— Заткнись, заткнись!

Левая рука, которая и прежде слушалась правшу Германа неохотно, вышла из-под контроля и врезала ему в лицо. Герман ощутил тревожную пустоту в переносице, истекающей чем-то густым и солёным, и упал в снег.

В прорехе между облаками блеснул, исчезая, солнечный луч. Фары прощально осветили лицо Германа. Он завыл – без смысла, без содержания, на одной душераздирающей ноте, и продолжал, пока голос не перешёл в хрип и не иссяк.

8.

Кукольник решил сдать фуры в аренду до конца театрального сезона. Когда арендатор увидел, насколько они загажены, сделка чуть не сорвалась. Накануне шоу всех подняли затемно и отправили мыть и чистить.

Палочник Второй надсматривал. Держался он самодовольно, всем видом показывая – он-то нормальный, никому из кукол не чета.

Близнецы разделили руки, чтобы справиться быстрее. Закончилось это тем, что Герман опрокинул ведро, сунувшись прополоскать тряпку. Он хоть и занял место брата, но ведущей рукой у него оставалась правая, а Сергей загораживал ему обзор.

Вода хлынула на пол, протекла в ботинки. Она была ледяная. Стоял январь.

Сергей отшвырнул тряпку и невидяще уставился перед собой. Палочник говорил, они должны осознать, что галлюцинируют… Сидя на корточках в холодной луже, Сергей осознавал лишь одно – с него хватит.

Улучив момент, он спрятал за пазуху бутылку бензина, который им выдали для оттирания застарелых грязей, и крикнул:

— Я в туалет.

Выпрыгивая из кузова, Сергей отклонился для равновесия немного вправо, а не влево, как раньше. Тело предавало его, подстраивалось под новые правила. Привычка формируется двадцать один день. Потом он смирится. Мысль об этом невыносима.

— Ты куда? – спросил Герман. – Ты что-то придумал? Ты придумал, как нам…

Он-то знал, что в туалет им не надо.

— Заткнись, сволочь, - огрызнулся Сергей.

Он быстрым шагом обошёл временное пристанище труппы – сооружённые из лежалых простыней навесы, продуваемые тепловентиляторами, и прошмыгнул между туалетными кабинками туда, где располагался запасной выход. Через него во время представления куклы попадали в шатёр.

— Слушай, ты ведь уже разбил мне нос…

— Это был мой грёбаный нос! - возмущённо перебил Сергей.

— Ну, я вообще говорю… Может, хватит обижаться? Наш план…

— Наш план заключался в том, чтобы сбежать с деньгами! А не оставаться с психопатом, который травит людей собаками. И не плевать в душу единственному, кто заботился о нас, как умел.

— Знаешь что, - сказал Герман, - тебя никто не заставлял молчать, будто ты один из здешних олигофренов.

— Нет, ну ты издеваешься? – Серёжа вытащил бензин, свернул пробку, плеснул наискосок на створки шатра. – Ты мне и слова не дал вставить. А ещё Грёз считал, что с ним говорил я. И ты не спешил его разубедить! И кто ты после этого? Сволочь и есть. – Ещё взмах. – И сам ты олигофрен. Это ведь ты поверил, что Кукольник всё исправит, если мы будем вести себя хорошо. И как, исправил?

Герман посрамлённо молчал. Кукольник сказал, что они вернутся к этому разговору после шоу. Но Сергей не собирался ждать.

На обратном пути близнецов перехватила сестра Кукольника. Она дёрнула вниз молнию их куртки. Бутылка выпала им под ноги.

— Где был?

— Там, - неопределённо ответил Серёжа.

— Бензин зачем взял?

— Дышали им.

Он так перепугался, что не почувствовал ничего кроме облегчения, когда женщина подобрала бутылку и врезала ему пониже рёбер, хотя от удара согнулся и хватанул ртом воздух. От Палочника близнецы так легко бы не отделались.

В ожидании шоу они задремали. Сергею коротко приснилось, как он изо всех сил пытается кого-то разглядеть за пеленой дождя… А потом Палочник Второй встал над ними.

— Их выход через полчаса, а они дрыхнут, - прошипел он.

Под мышкой у него была полая тыква с прорезями для глаз. От тыквы попахивало. Не исключено, что она где-то хранилась с самого Хэллоуина.

Невольный приятель близнецов, первый Палочник, перебирал тряпьё в поисках сценического костюма. Двое уродцев неопределённого пола танцевали под мелодию из опрокинутой музыкальной шкатулки.

Сергей торопливо переоделся, стараясь запомнить, что из вещей куда бросает. Сигареты он сунул под резинку трусов сзади.

Палочник остался доволен жалким видом близнецов, и когда они проходили мимо извлечённого из фуры хлама, поинтересовался:

— Не хотите ли на себя взглянуть?

Он сорвал покрывало с напольного зеркала. Герман попятился раньше, чем Сергей рассмотрел мучительно вытянутое тельце, набухшие головы с искажёнными чертами, в которых он, похолодев, узнал себя с братом. Он не сразу понял, что зеркало – кривое.

Палочник заржал над реакцией близнецов и ускорил шаг, даже не обернувшись, чтобы посмотреть, идут ли они следом.

Сергей завёл руку за спину, достал сигарету и, оттуда же, из пачки – простую кремниевую зажигалку. Щёлкнул, прикуривая. По неопытности или от холода, ничего не вышло. Серёжа попробовал ещё раз, но только поцарапался об колёсико, которое заклинило на месте.

Сердце, казалось, тоже заклинило.

Палочник оглянулся, но ничего не заподозрил. С тех пор, как близнецы поменялись, он не видел Германа курящим, да и вообще не делал между ними различий.

— Я долго буду ждать?

— Иду, - убитым голосом отозвался Сергей.