Страница 22 из 45
Мое сердце уходит в пятки. Все это время я даже не задумывался об этом. Как должно быть она себя чувствует, когда в такой момент с ней нет ее мамы.
– Видишь, я же говорила тебе, что это глупо, – она тяжело вздыхает. – Мне следует держать рот на замке.
– Нет, это не глупо. Нисколечко. – Я замолкаю, тщательно обдумывая следующие слова, потому что они важны. – Хочешь поженимся где-нибудь рядом с кладбищем.
Она тут же качает головой.
– Нет, мне нравится идея с озером. Приятно знать, что мы с мамой находимся в одном городе. Боже, это так странно. Я говорю о ней так, будто она еще жива. – На последних словах ее голос дрожит, и она отворачивается, избегая моего взгляда.
– Эй. – Рукой я поворачиваю ее голову обратно к себе. – Нет ничего странного в том, что ты хочешь, чтобы твоя мама была рядом, жива она или нет.
На ее лице появляется грустная улыбка, но я рад, что во время разговора о маме она улыбается, хоть и с грустью.
– Я по-прежнему хочу, чтобы свадьба прошла на озере, – уверяет она меня. – Да и отец придет, так что, думаю, все будет не так уж плохо.
– А как насчет Дина и Кэролайн? – спрашиваю я. – Может, пригласим их?
– Кэролайн беременна, поэтому я даже не уверена, что она сможет, тем более приглашая их в самый последний момент, – отвечает она.
– Тебе решать. – Я быстро целую ее в губы и отступаю назад. – Если ты не хочешь их приглашать – отлично. Но замуж выходят лишь единожды.
Ее губы растягиваются в злобной усмешке.
– О, я частенько планирую выходить замуж. Раз десять-двадцать. Ты мой муж для практики. – Она игриво толкает меня плечом.
Я обнимаю ее и как в детстве, застигнув врасплох, опрокидываю на пол. Выставляю перед собой руку прежде, чем мы падаем на ковер, и подхватываю ее. Затем немного отодвигаюсь, чтобы не раздавить.
– Миша. – Она смеется, ее ноги раздвигаются и мое тело оказывается между ними. Я усиливаю хватку на ее пояснице и пальцы Эллы скользят по моим лопаткам, а наши ноги переплетаются. – Слезь с меня. Мы слишком стары для этого.
– Ни за что, – отвечаю я. – Наши тела излучают тепло, ее волосы разметались по ковру вокруг ее головы, слезы, которые стояли в ее глазах несколько мгновений назад, исчезли. – Мы никогда не будем слишком стары для этого. Никогда. Я завалю тебя даже, когда нам будет по девяносто.
Она смотрит на меня с непроницаемым выражением лица, пульс бешеным ритмом отдается в кончиках ее пальцев.
– Ты делаешь меня счастливой, – произносит она дрожащим голосом.
Может показаться, что это элементарные слова, но для Эллы признать, что она счастлива – огромное, важное, изменяющее жизнь событие, которое дарит мне надежду на хороший конец.
– Взаимно, – отвечаю я и целую ее.
Глава 13
Элла
Рассказать Мишиной маме новость о свадьбе было легче легкого. Ну, кроме той части, когда я поведала ему о своих странных мыслях пожениться в Стар Гроув, чтобы ощущать близость мамы. Это было немного дико. Но Миша был… Мишей, он успокоил меня. Настроение поднялось. И это хорошо, потому что существует вероятность, что после того, как я сообщу отцу не только о свадьбе, но и о бабушке и посылке, которую она мне прислала, радужность моего настроения может сменится на унылость.
Мы с Мишей направляемся к моему дому, переплетя пальцы, словно дети, собирающиеся сообщить нашим родителям нечто очень плохое. Но мы не дети, и свадьба не такая уж плохая штука, но бывает наши беседы с отцом могут возыметь обратный эффект. Хотя такого уже давно не случается. В последнее время он очень мил и словоохотлив.
Я вхожу в дом и меня едва не хватает удар – пол чистый. Желто-коричневые столешницы не завалены бутылками из-под алкоголя. Отец также приобрел новый обеденный стол, хотя тот и был подержанным. Он белого цвета, с одной стороны от него располагается скамейка, а с другой – два стула. Пол по-прежнему в пятнах, но его недавно подметали и помыли, а в воздухе витает запах «пайн сол»4 с примесью корицы. На столешнице и столе не громоздятся кипы просроченных счетов. Помню, в прошлый мой приезд дом собирались забрать за неуплату, но отец решил проблему, работая сверхурочно и выплачивая просроченную сумму.
– Ух ты, – оборачиваясь восклицает Миша и, осматривая кухню, подскрёбывает подбородок. – У меня такое чувство, будто я очутился в Сумеречной зоне.
Я отпускаю его руку и, пройдя через кухню к столу, беру декоративного керамического петуха. Голова отскакивает и раздается громкий петушиный возглас, когда я заглядываю внутрь.
– О Боже, домашнее печенье.
Миша смеется и подходит сзади ко мне.
– Твой голос звучит так очаровательно. – Он отводит мои волосы в сторону и губами ласкают шею. – Такое возбуждение из-за печенья.
Я достаю печенье и опускаю петушиную голову на место, а потом ставлю банку обратно на стол.
– И что? Единственное печенье, которое у меня было в детстве – Орео. – Я откусываю кусочек домашнего шоколадного печенья и поворачиваюсь к нему лицом. – И ты постоянно заставлял делиться ими, а после забирал половинку со всей начинкой. Ты всегда давал мне все, что я хотела, кроме тех чертовых печений.
Он умыкает большую часть моего печенья.
– Что тут сказать? Я может и люблю тебя, но глазурь люблю немного больше. – Он проглатывает печенье, а потом открывает рот, чтобы откусить еще кусочек, но я запихиваю печенье в рот, вскидываю брови и награждаю его самонадеянным взглядом.
На его лице также проявляются дерзкие черты, а затем он накрывает мой рот своим, просовывая язык между моих губ, пытаясь украсть кусочки жеваного печенья.
Я отшатываюсь, смеюсь и корчу гримасу отвращения.
– Ты такой отвратительный, – говорю я, вытирая рот тыльной стороной ладони.
Он, улыбаясь, облизывает губы.
– Я выиграл.
Я высовываю язык, на котором прилипли кусочки жеваного печенья.
– Вот это ты только что съел.
Его язык снова скользит по губам.
– И оно было очень-очень вкусным.
Я качаю головой, но не могу перестать улыбаться, а потом закатываю глаза, потому что превращаюсь в одну из тех девушек, которые бегают вокруг своего парня... жениха... будущего мужа. Реальность обрушивается на меня, и мои глаза от изумления широко раскрываются.
– Черт возьми, я вскоре стану Эллой Мэй Скотт. – Я делаю вдох, сама не понимая: то ли меня охватывает паника, то ли удивление.
Уголки губ Миши опускаются вниз, он хмурится и дерзкое выражение исчезает с его лица. Не знаю, причина того, что он тоже это осознал или того, как встревоженно прозвучали мои слова. Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но тут в кухню входит папа, и слова застревают у меня в горле.
Несмотря на чистоту в помещение, отец по-прежнему выглядит неряшливо и неотесанно. На нем огромная клетчатая куртка, одетая поверх дырявой темно-синей рубашки, джинсы заляпаны краской, а на ногах ботинки – сейчас он работает маляром. Он не выбрит и выглядит немного мрачнее, чем при нашей последней встрече год назад, но его глаза ясны, не налиты кровью, и, хотя от него несет сигаретным дымом, но запаха алкоголя не чувствуется.
Увидев меня стоящей напротив стола, он спотыкается и хватается за дверной косяк.
– Срань господня. – Он внимательно смотрит на меня и моргает. – Что ты здесь делаешь? Я думал, ты не сможешь приехать домой на Рождество?
Я теснее прижимаюсь к Мише, словно он мой защитный механизм. Хотя я знаю, что отцу гораздо лучше, не так просто полностью забыть прошлое. Его пьянство. Его обвинения в смерти матери. Когда он даже не мог смотреть на меня, потому что ему было слишком больно.
– Да, у нас изменились планы, – отвечаю я и чувствую прикосновения пальцев Миши.
Папа отпускает дверной косяк и подходит к кухонному прилавку.
– Ну, я рад, Элла, – неуклюже произносит он, что случается часто, когда мы оказываемся рядом друг с другом. Он напряженно массирует шею, оглядывая чистую кухню. – Если бы я знал, что ты придешь, купил бы еды или еще что-нибудь.