Страница 12 из 14
– Причина болезни, может, гормональная, а может, и наследственная. То ли чего-то в крови не хватает, а может, что-то лишнее туда поступает. Скажем, щитовидка. Одной причины, к сожалению, не установлено. В молодости лечение более результативно, но если время упущено, то с возрастом проблемы только нарастают, – ответил уклончиво врач.
И каждый день ему готовил сюрприз – Яны могло не оказаться вечером дома, и тогда приходили тревожные мысли. Или наоборот, могла быть дома, но в компании с каким-нибудь бородатым охламоном, на которого она неотрывно смотрела горящим взором, готовясь, по всей видимости, посвятить остаток жизни ему.
– Ян, это кто такой? – интересовался Дмитрий, поскольку жена гостя не представила.
– Ванек! – с ухмылкой отвечала жена, – известный художник.
– Живописец?
– Ну, так, разное… Они выставки делают… в парках. Современное искусство.
– Ванек – это что имя такое или фамилия? Он что, у нас жить будет?
– Да нет же! Какой ты несовременный! Они все там Ваньки, так группа называется.
– Гитарная, что ли, группа?
– Ну да! Они и на гитарах тоже… Живопись тоже. Этот и стихи тоже… импровизирует.
– А этого-то как зовут?
– Не знаю! Ему до поезда надо перекантоваться. В Питер ночью отъезжают.
Охламон с добродушной улыбкой слушал эту дискуссию, ничем ей не помогая и не мешая. Лицо у него было отрешенное. Он порядочно уже выпил Диминого вина и теперь покуривал самокруточную цигарку, странный сизый дым от которой резал Диме горло.
Яна гостеприимно предложила Ваньку остаться ночевать, но надо отдать ей должное – в постель она его не тянула, семейное ложе разделить не предлагала. Хотя иногда, правда не в этот раз, в порядке скабрезного юмора предлагала Диме попробовать групповой секс. И, видя гримасу на лице мужа, громко и заливисто смеялась, говоря, что это такая шутка, прикол, и такой, мол, у нее юмор.
Среди ночи подвалили и еще Ваньки, общим числом человек семь, бойкие, возбужденные и пьяненькие.
Ваньки, в ответ на гостеприимство Яны, легкомысленно плюнувшие на возвращение в Питер, принесли водки, Яна достала закуску. После ужина расслабившиеся Ваньки достали пару гитар, один из них схватил две ложки и стал стучать по кожаному стулу, изображая ритм-секцию. Ребята грянули сперва битлов, а потом какую-то свою муру. Яна возбудилась и, надев мини-юбку, вскочила на стол и стала вертеть своим худым задом так, что у компании отвисли челюсти. Дима явственно увидел, как маска безумия вынырнула откуда-то из-под прически и быстротечно, на несколько мгновений, укрыла ее лицо.
Побежали еще за водкой, едва ее нашли, разбудив соседей. Вечер продолжился до утра. В общем, повеселились.
Позднее Дима случайно обнаружил, что Яна, помимо рок-музыки, поэзии и парковой живописи на асфальте, увлеклась мотоциклетным спортом. Как-то она пришла домой в черной кожаной косухе, кожаных же брюках и грубых ботинках на резиновом ходу. Он не обратил на это особого внимания. «Мода, что ли, побрела в эту сторону?» – подумал он. Однако спустя несколько дней, возвращаясь вечером с работы, он увидел, как жена подъезжает к подъезду на ревущем харлее. При этом она обнимала за талию бородатого водителя.
«Опять борода», – подумал Дима.
– Как тебе аппарат? – весело сказала Яна мужу, соскочив с сидения с ловкостью профессионального жокея. – Познакомься, это – Коля.
– Дмитрий Александрович, – сказал Дима, взмахнув рукой.
– Приятно, – прохрипел закуривший Коля.
– Здорово, правда? – защебетала Яна – Коля у нас работает в офисе. Подвез меня с работы. Давай мы тоже такой купим, а?
«Интересно знать, заразна ли шизофрения?» – подумал Дима, а вслух спросил: – Тебе не холодно?
Яна неожиданно прильнула к нему:
– Дим, ты не думай, я не такая… Ты такой добрый, Дим…
«Да, именно… я-то добрый, а с тобой-то что?..» – собрался было копать в глубину Дима, но вдруг почувствовал внутри головы вязкий удар, от которого он как будто наполовину уснул. В задурманенном мозгу неожиданно всплыла картина: он увидел, что перед ним расположился длинный ряд Яниных увлечений – мужики, которые все ему кого-то напоминали. Тут были и сумасшедшие Ваньки, и мотоциклисты, и какие-то уличные пьяницы, телевизионные «звезды», ну, словом, всякий сброд. Все они, как черные мешочники на платформе в ожидании эшелона, стояли, вытянувшись в одну живую шеренгу на солнцепеке до самого горизонта. Стояли они расслабленно, переминались с ноги на ногу, курили и неслышно переговаривались. Золотистое знойное марево расползалось с неба и постепенно заливало эту картину, а темные фигуры в мареве истончались и пропадали.
– Ну, ладно, не журись, пошли домой, – сказал Дима жене, когда через минуту сон его отпустил, а картинка в глазах опять стала отображать реальную действительность.
Харлей пустил сизую, пахучую струю газа и рванул восвояси. Долго еще Димину голову будоражил его фирменный рев.
6. Расход
Яна обладала замечательным умом: быстрым, решительным и дерзким. Ни на секунду не мог этот ум остановиться и прекратить размышлять. Как теперь понятно, это относилось к светлому периоду. Частенько она задумывалась и о своем неустроенном, как ей чудилось, материальном положении. Очень быстро она сообразила, что Дима занимает положение в компании, которое позволяет ему «зарабатывать» гораздо больше. Подзуживаемая мамой, она решительно потребовала от мужа более дерзких действий на ниве его бизнеса. Ну и правду сказать, жили они пока на съемной квартире, а кое-кто уже построился на Рублевке. По Москве вовсю шуршали джипы, а Дима донашивал свою красавицу-итальянку.
– Вообще, зачем ты этой химией занимаешься, – ядовито спрашивала Яна, – когда все деньги в банках? Иди в банк работать или свой организуй!
– Легко сказать – организуй! – отвечал Дима и видел, что глаз у жены затуманивается и смотрит он куда-то вдаль, где, возможно, и виделся ей образ искомого банка.
– Ну, хотя бы квартиру мы можем свою купить? Или по углам будем ютиться?
– Квартиру, конечно, можно будет подумать, – соглашался Дима, но действий никаких не предпринимал. Дело в том, что они жили в пятикомнатной квартире в отличном районе возле Патриарших прудов, которую помог снять Димин отец у уехавшего на долгий срок дипломата.
Уверившись, что с психическим здоровьем у жены порядок не идеальный, Дима стал пытливее вглядываться в другие черты ее характера. Он с удивлением обнаружил, что зуд приобретательства целиком охватывал Яну, как только у нее заводились свободные деньги. Казалось, они жгли ей карман и руки. Такое стремление немедленно тратить деньги у нее удивительным образом сочеталось с неразумной и даже болезненной скупостью. Алчно горели ее глаза, когда они принимала от мужа зарплату, но еще горячее они пылали, когда она выторговывала на рынке несколько копеек.
Диму, как он сам считал, никак нельзя было назвать жлобом или скрягой, но такое отношение жены к деньгам заставило задуматься, стоило ли так уж посвящать ее в свои финансовые успехи и достижения. Может быть, пришло время стать поскрытнее да поприжимистей? Умерить гордыню и не бахвалиться заработком? «Ну, случись что, а я хотя бы останусь с деньгами», – так думал Дима и вскоре перестал делиться с женой подробностями своей работы.
Когда он только начинал работать во внешней торговле, Дима быстро заметил, что бытовая мораль, в которой воспитывались практически все советские дети, совсем не совпадает с той «государственной» моралью, которой всем им внешнеторговцам приходилось пользоваться на службе. Здесь надо было быть корыстным, даже алчным, отстаивать в цене каждый цент, жадно вымучивать преимущества для своей стороны в условиях контракта, забыть вообще о милосердии и любви к ближнему. Полагалось чувствовать моральное удовлетворение от того, что сумел так нагнуть партнера, что он почти разорился на сделке с тобой. Моральным удовлетворение получалось потому, что материальное вознаграждение вообще никак не соответствовало той выгоде, которую получало государство от твоей работы. Чиновничья машина сгребала все под себя и раздавала потом всем по крошке.