Бабье царство

— Это что? — не удержался я от вопроса, глядя, как круг замкнулся, а наёмница села на колени спиной к огню и достала из небольшого мешочка несколько костяных фигурок, размером со спичечный коробок каждая. Крохотные статуэтки сноровисто были водружены на небольшой деревянный постамент в форме лавочки габаритами с блокнот. Видать, миниатюрный алтарь. Катарина протянула к фигуркам руки, сложив ладони так, словно подставляла их под рукомойник для воды, и прошептала несколько слов.

— Вечерняя молитва, оберегающая сон, — произнесла девушка и потянулась к сумке, из которой достала лепёшку, мясо и флягу с некрепким вином. Костёр к этому времени уже разгорелся, и искры, вырывающиеся из потрескивающего пламени, уносились вверх, к звёздам.

Я сделал так же, но достал не простую еду, а плоскую консерву из сухого пайка. Стоило её слегка проткнуть сверху, чтоб не вспучилась во время разогрева и положить в костёр, как к запаху дыма и трав прибавился аромат гречневой каши. Катарина застыла ненадолго, глядя на мой ужин.

— Юрий, расскажи о стране фей.

Я улыбнулся, откинулся назад, подложив руки под голову, и поглядел в небо.

— Города. Они даже ночью утопают во множестве огней. В каждом доме, на каждом придорожном столбе, на каждой повозке горит яркий-яркий фонарь. И их очень много.

— А как вы тогда спите при свете? — спросила девушка, поглядев на костёр. Пламя отражалось в её глазах, отчего казалось, что они сами обладают крохотными внутренними искорками. — Слишком светло же.

— Привыкли. К тому же фонарь не солнце. Можно и погасить. А ещё на небе ночью Луна.

— Люна?

— Ну, у вас на небе Шана и Сол, а у нас Солнце и Луна. Только ваши светила всегда вместе, а наши всегда порознь. Солнце днём. Луна ночью.

— У вас даже ночи нет?

— Что ты, Луна не такая яркая, как Шана. Но дорогу перед собой можно различить.

Катарина замолчала, а я сел и поддел веткой консерву, которая шкварчала и шипела. У меня много сказок есть для моей спутницы. Всё и не успеть, но самые красивые обязательно расскажу. А как доберёмся до места, включу у типографщиков ноут и фотки покажу.

— Пойду отолью, — произнёс я, вставая с места и направившись к кустам. Там я изготовился к действу, но, когда Катарина подбросила веток в костёр, и круг света на мгновение стал шире, выругался на чём свет стоит.

— Твою мать! Это что за хрень такая?!

Передо мной в двух шагах стоял скелет, покрытый какой-то слизью. Он судорожно разевал рот и протягивал в мою сторону руку, но при этом не доставал до меня. Вся вечерняя романтика испарилась, и возникло желание расстрелять это. Но мысли о пистолете пришли как-то не сразу. Сперва-наперво я подумал, что прямо сейчас сделаю то, ради чего пошёл к кустам. Прямо в штаны. Но нет, помимо похолодевшей спины, ничего не случилось. Все обошлось.

— Катарина, что там за хрень такая? — быстро подскочил я к наёмнице, поправляя штаны на бегу. — Что это за тварь?

— Гаул, — спокойно ответила, — дух ночных терзаний. Не бойся. Он не пройдёт через круг.

— И что. Он так и будет там стоять?

— Да.

— И ты, нахрен, будешь как ни в чём ни бывало спать?

— Да, — спокойно ответила, широко зевнув наёмница. — Главное, чтоб огонь не погас.

Я поглядел на девушку, которая поудобнее укуталась в одеяло и легла на бок, потом зыркнул на скелет, а затем пододвинулся поближе к костру, положив поближе охапку хвороста.

— Ага, — пробормотал я по-русски, — сказки ей собрался в уши всовывать. Тут у них свои байки из склепа бегают. Твою ж мать, называется.

«Система, почему не было оповещения о посторонних объектах?»

«Объект не фиксировался до визуального контакта».

«Система, оценка опасности».

«Нет данных», — сухо ответил гель-проц.

Пальцы сами собой подхватили ветку и швырнули на угли. Чую, ночь здорово пройдёт…

Глава 4. Кровь чужих дорог

— Первый постулат прогрессорства, — бормотал я, сидя у костра и поглядывая на поблескивающий в свете пламени скелет, — благими намерениями вымощена дорога в ад. Нельзя давать менее технологически развитому народу сразу все блага. Если начинать развивать медицину, то при отсутствии культуры контроля рождаемости начнётся взрывной рост численности населения. Это приведёт к голоду, войнам, нацеленным на геноцид, и ещё большему откату цивилизации назад. Откат вызовет падение имеющихся знаний медицины и ещё сильнее усугубит регресс.

— Богам молишься? — спросила Катарина, поправляя шерстяное одеяло. Я бормотал по-русски, и, естественно, она не понимала ни слова.

— Да, — ответил я, не имея никакого желания пояснять реальное положение дел.

— Какому?

— Святым братьям Стругасис, — буркнул я, кинув в костёр веточку. К небу взлетел сноп искр, а подскочившее пламя ещё чётче высветило костлявую фигуру, клацающую зубами и тянущую руку. Но стоило кисти пересечь незримую линию, дух отдёргивал её и скрючивал пальцы, словно обжигаясь.

Присказка про братьев была излюбленной у прогрессоров, ибо эти писатели-фантасты предвидели ситуацию с агентами влияния в других мирах. Впору их на самом деле делать святыми.

Наёмница вздохнула и закрыла глаза. Её совершенно не беспокоил неупокоенный дух. Наверное, и мне не стоило переживать, но привычки терпеть присутствие потусторонних не имел, уж извиняйте.

— Второй постулат прогрессорства. Не давайте голодному рыбу, не давайте ему удочку, сделайте на его глазах инструмент и примените его. Раздача технологий и высокотехнологичных орудий на халяву приводит к эффекту «святого карго», когда дикие народы вместо развития начинают молиться вертолёту с гуманитарной помощью и не хотят ничего делать сами. А если лишить их даваемого блага. Воспринимают это как оскорбление и личную обиду. «Вы должны нам!», — будут кричать они. Единственное исключение — это плата за что-то нужное. За товар, за услугу. И даже тогда технология изготовления не должна давать им явные преимущества над другими народами.

— Хватит молиться, — широко зевнув, протянула Катарина. — Спать пора. Завтра долгий путь. И боги уже спят и не слышат молитв.

Я промолчал, кинув ещё одну веточку на угли. Было полное ощущение, что я не в своей тарелке. Сперва мне путешествие казалось лёгкой прогулкой, но сейчас я видел нежить. Сложно назвать это нестрессовой ситуацией, несмотря на подготовку.

— Третий постулат прогрессорства: «Трудно быть богом». Поэтому даже не старайся. Всё то, что кажется тебе диким и отвратительным — сугубо их выбор. Чти и свои традиции, и чужие, пока они не коснулись именно тебя.

Глянув сперва на глубокое чёрное небо, а потом на закутавшуюся в серое шерстяное одеяло наёмницу, потёр лицо и встал. А чем я хуже? Эта не дрыхнет без забот, и мне не стоит.

С такими мылами я достал из сумки зубную щётку, полукруглую коробочку зубного порошка и флягу с водой и отошёл к кустам. Я прогрессор и должен быть примером, а порошок нам рекомендовали, как самое наглядное средство пропаганды. И ещё рассказали, как его приготовить, чтобы мы всем это могли поведать. Конечно, моя пятая точка, обращённая к клацающему челюстями мертвяку, делала вечернюю зарядку в виде сильного жим-жим при каждом шорохе, а мурашки устраивали забеги вдоль спины, но я старался не думать об этом. Наоборот, я же супер-пупер нагибатор, отважившийся пуститься в путешествие по чужой планете в компании боевой баскетболистки. Весь мир будем мой.

А воительница глядела на меня лёгким прищуром, медленно моргая. Лицо не выражало совершенно ничего, хоть прямо сейчас кино про женскую версию терминатора снимай. Даже глаза в свете костра горят красными огоньками. Интересно, что у неё на уме? Уж явно не куклы и плюшевые мишки. Наверное, считала, сколько денег отвалят за эту прогулку.

Окончательно уверившись в том, что нежить так и будет ходить вдоль невидимого круга, я показал скелету средний палец и достал из сумки бритвенный станок с остальными приблудами, то есть мылом и помазком для бритья. На этот раз наёмница нахмурилась, вглядываясь, как я взбил в мыльнице пену и начал наносить вспененное мыло подбородок. Бриться без горячей воды-то ещё удовольствие, но больше этого я ненавидел скрестись сонным с утра. Лучше уж с вечера морду почищу на ощупь.