Я не хочу!

В этот момент на телефон пришло смс от Демьяна.

«Ты закончила?»

Вот он – тотальный контроль. А если другими словами – страх Влада потерять дозревшую до постели падчерицу. От этой мысли снова передернуло, затошнило. Хотелось верить, что до моего совершеннолетия он действительно будет держать себя в руках. Но судя по тому, как у него утром горели глаза, как он был взбудоражен… не знаю, что меня ждет по возвращении. Каков подонок! Все просчитал, все продумал. Дождался, когда станет можно. Выродок чертов!

Однако вернуться в машину пришлось, нельзя заставлять нервничать мою няньку, иначе следом начнет нервничать Влад.

– Все получилось? – добродушно улыбнулся.

До сегодня дня мы с ним открыто и непринужденно общались. Я считала его другом.

– Получилось, – ответила так, чтобы понял, развивать тему не намерена.

– Ок, – и включил радио.

Мне же стало душно, тесно, плохо… Кажется, мозг до их пор сопротивляется и не хочет принимать эту дичь.

– Ты какая-то бледная весь день, – глянул на меня в зеркало заднего вида. – Не заболела?

– Может быть.

– Сейчас погода такая, располагает ко всякой заразе.

– Это точно.

Только вот главный источник заразы все это время был рядом. А я и не замечала…

Встречи с Владом я ждала, сидя в своей комнате, вздрагивая от каждого стука или шороха, вспоминая прошлое, и впервые мечтая, чтобы отчим не вернулся домой.

Мама так верила в него, так любила, но в какой-то момент между ними что-то произошло, все чаще начали вспыхивать ссоры на почве ревности, за ссорами пошли разговоры о разводе, но Влад не хотел разводиться, всеми силами он старался сохранить семью, а вскоре после этого и он, и я стали замечать за мамой странности. Она, то могла спать сутками, то наоборот, мучилась бессонницей и разгуливала ночами по дому, то уходила в себя, то наоборот, была слишком активная, все что-то бормотала, смеялась. Так продолжалось пару месяцев, затем случился срыв – во время очередной ссоры она бросилась на Влада с ножом и едва не задела меня – он успел оттолкнуть. Когда мама успокоилась и все осознала, то сама попросила отвезти ее в клинику. Что ж, после тщательного обследования врачи поставили диагноз – параноидная шизофрения.

Когда её не стало, мне казалось, что Влад вздохнул с облегчением, ведь что может быть хуже, чем сумасшедшая жена, тем более у такого влиятельного человека, казалось, он намеренно держал ее в клинике до последнего, хотя мог бы забрать домой, и я ненавидела его за это. Позже, остыв и примирившись, осознала, что винить отчима было неправильно, неблагодарно, ведь он старался. Вместо того, чтобы жить полноценной жизнью, он каждый день мотался в клинику, параллельно занимался мной. И я снова зауважала его, перестала изводить своими выходками, начала слушаться. Даже согласилась ходить в художку, хотя ненавижу рисовать, лишь бы только Влад был доволен. С каким же упоением он рассматривал мои ничем не выдающиеся каракули после уроков, все искал в них что-то особенное, какой-то почерк, характер, хотя я видела в них только одно – тотальную бездарность. Но раз ему нравилось, значит, Алиса молодец. Теперь-то понятно, откуда все эти восторги. Просто он пытался умаслить меня, я же параллельно умасливала его, не подозревая об истинных мотивах Влада.

Вдруг в дверь постучали, отчего я подпрыгнула на кровати, а сердце заметалось в грудной клетке.

– Алисочка? – к счастью, это была Лидия Петровна. – Ты ужинать будешь? У меня все готово.

– Нет, спасибо, – даже открывать ей не стала, не хочу никого из них видеть.

Что-то она там еще пробормотала, после чего ушла, и снова наступила тишина. За окном тем временем стемнело окончательно. Я же поспешила выключить основной свет, оставив лишь маленький ночник. Думала, наивная, мне это поможет. Мол, подонок решит, что я сплю, и обойдет комнату стороной. Как бы не так…

Отчим приехал спустя полчаса. Окна спальни как раз выходили на передний двор, на въездные ворота. И меня затрясло. Я обхватила себя руками, принялась раскачиваться. Захотелось разбить окно и выпрыгнуть, когда до ушей донеслись звуки его шагов, а когда он постучал в дверь, я резко остановилась.

– Алиса? Ты спишь?

В надежде, что молчания для него будет достаточно, я и дышать-то перестала. Но он все равно зашел.

– Конечно, – устало улыбнулся, – не спишь…

И направился к креслу. Завсегдатаем моей комнаты Влад никогда не был, но если и заходил, то выбирал именно это кресло, что стояло в двух метрах от кровати у окна. Надо бы включить свет, сидеть с ним в полумраке еще хуже. Словно оказалась в одной клетке со зверем, который то ли сыт, то ли наоборот, ужасно голоден и вот-вот набросится. С таким выражением лица Влада не прочитать, не понять. Однако, чтобы включить свет, надо встать с кровати, а у меня словно ноги онемели.

– Я бы хотел обсудить с тобой предстоящий праздник…

Какой к дьяволу праздник? Неужели он считает, что я хочу подарочки и тортик со свечками?

– Ты же знаешь мою секретаршу Кристину, так вот, я ей поручил заняться подготовкой. Но она интересуется твоими вкусами, интересами. Может, ты вообще хочешь чего-нибудь необычного?

– Я, – кое-как вдавила из себя, – я не хочу праздновать.

– Все-таки восемнадцать лет, Алис. Серьезная дата.

Угу, серьезнее некуда. Я ж стану совершеннолетней и со мной можно будет творить всё, что угодно без риска пойти по статье.

– Прошу, не надо ничего устраивать.

– А я настаиваю, – положил руки на подлокотники.

– Так, кому, выходит, нужнее этот праздник. Мне или тебе?

– Думаю, нам обоим он важен. Ведь после мы с тобой…

Но я закрыла глаза, замотала головой. Всем своим видом умоляя его заткнуться.

– Не поступай так со мной, Влад. Это неправильно, противоестественно, – снова посмотрела на него. – Так нельзя.

– Сердцу не прикажешь, милая, – откинулся на спинку кресла, – и потом, что значит противоестественно? Вот отец и дочь, это противоестественно, брат и сестра противоестественно, и прочие близкородственные связи. Что до неправильности. Неправильно, когда взрослые домогаются до несовершеннолетних. А мы с тобой не родственники, и ты вот-вот станешь совершеннолетней.

– А ничего, что я считала тебя отцом? Видела в тебе отца.

– Со временем ты перестроишься, – пожал плечами, будто говорил о какой-то вредной привычке, не более.

– А чувства? Как с ними? Я к тебе не испытываю ни любви, ни симпатии.

– И это наживное. Я готов ждать.

– Ждать? Ждать чего? Любви?

– Да.

– Параллельно имея меня? – чуть не задохнулась от нахлынувшей злости.

– Ты кое-чего не понимаешь просто. Я не собираюсь тебя иметь, Алиса. Того, кого любят, не имеют.

– Кажется, это ты чего-то не понимаешь, – вцепилась в край матраса, – это ты не понимаешь!

– Не шуми, Алис, – и подался вперед, – не надо. Ты хорошо меня знаешь. Ты знаешь, что я все равно сделаю так, как нужно мне. Пусть для тебя мои слова звучат грубо, оскорбительно, как ты там сказала, противоестественно, но мы будем вместе. Я тебя никому не отдам.

– Потащишь в ЗАГС против воли? И не смутит, что я буду сопротивляться?

– Конечно, ты можешь сопротивляться, только есть один нюанс, который мы сейчас и обсудим. Вернее, я скажу тебе, как все будет в том или ином случае.

– И?

– Если ты проявишь благоразумие, то будешь жить, окруженная любовью и заботой. Если же решишь бунтовать, то я буду вынужден пойти на крайние меры. Не забывай, какой диагноз поставили твоей матери. Очень часто, Алиса, шизофрения передается по наследству.

– То есть, – прошептала из последних сил, – ты упечешь меня в психушку? Так что ли?

– Я сказал достаточно, а ты умная девушка, чтобы сделать правильные выводы из моих слов, – поднялся, – хороших снов, – после чего устремился к двери, однако прежде чем уйти, добавил, – все-таки поужинай. Лидия Петровна только для тебя и старается.

Ублюдок! Мразь! Но черта с два я сдамся! Уж лучше в психушке оказаться, чем в одной койке с этим нелюдем. Однако в психушку я тоже не собираюсь. Пусть считает, что запугал, пусть верит в свою вседозволенность.