Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 38

– Я замерзла,  Макс,  – жалуется брюнетка.  – И  ты уже весь мокрый.  Никита,  подгони  машину... 

– Никита,  стой,  – командует Велесов,  по-прежнему не отрывая от меня взгляда. 

– Никита,  не подгоняй,  – одновременно  с ним говорю я. 

Черт. 

Теперь уже обе велесовых брови  взлетают на  середину лба,  а  я набираю побольше воздуха  в  грудь и  выдаю:

– В  машине бомба. 

Прямо,  глупо,  неизбежно.  Могла  бы еще покрутиться и  при  большом везении  отправить жертву домой на  такси,  но  бомба  от этого  никуда  не денется,  просто  взорвется позже.  И  анонимкой тут не обойтись – потом меня все равно  найдут,  и  тогда  будет еще хуже. 

А  так...  я пришла,  я предупредила.  Я молодец. 

– Как занимательно,  – тянет Велесов  и,  махнув  лысому охраннику,  приказывает: – Проверь. 

Лысый послушно  идет к машине.

– Не надо! – Я бы бросилась наперерез этому кретину,  но  ушибленная нога  опять подводит,  подкашивается.  – Я же сказала...  она  сейчас... 

– Уймись,  – перебивает Велесов  и,  чуть склонив  голову,  наблюдает за  шествием охранника.  – Он знает,  что  делать.

Машина  припаркована  у обочины вниз по  улице.  Рядом только  широкая полоса  газона,  какие-то  стриженые кусты и  еще пара  легковушек.  Удачное место  для взрыва,  если  преступник хочет обойтись минимумом ущерба.  До  ресторана  волна  вряд ли  дотянет,  разве что  окна  чуть-чуть подребезжат,  а  больше вредить тут нечему.  Впрочем,  наверное,  зависит от мощности  бомбы,  с ними  мне сталкиваться пока  не доводилось...   





Стоит об этом подумать,  как я вдруг совершенно  четко  понимаю: сейчас рванет.  У меня есть буквально  пара  секунд,  чтобы оценить близость лысого  Никиты к машине,  и  заорать во  всю глотку:

– Ложись!

Не знаю,  помогает ли  упор лежа  при  взрыве,  но  в  фильмах всегда  так кричат. 

А  еще в  фильмах близстоящих сносит взрывной волной,  и  они  потом поднимаются как ни  в  чем не бывало,  так что,  может,  и  обойдется? 

Полюбоваться,  как Никита  ложится или  летает,  мне не дают.  Одновременно  с жутким грохотом на  меня обрушивается размытая тень и,  заботливо  обхватив  ладонью мой затылок во  избежание черепно-мозговой,  роняет меня на  асфальт.  Точнее в  ту самую лужу,  где я уже побывала. 

Тень твердая,  тяжелая.  Она  давит на  ребра  так сильно,  что  пару мгновений я не могу вдохнуть – лишь сиплю и  пучу глаза.  В  ушах гудит,  и  сквозь этот гул доносятся какие-то  крики  и  женский визг.  Надеюсь,  не мой.  Не люблю визжать. 

Наконец холодный влажный воздух прорывается в  легкие,  и  я кашляю и  пытаюсь спихнуть с себя нечто  большое и  явно  живое.  Оно  шипит,  тяжело  дышит,  приподнимается на  локтях и  глядит на  меня карими  глазами  Максима  Велесова. 

– Мог бы...  перевернуть...  и  на  себя...  – выдавливаю я между приступами  кашля. 

– Я тебя прикрывал,  дура,  – хмурится он,  а  потом мы слышим гулкое «цок-шлеп-цок-шлеп». 

Я узнаю велесовскую брюнетку по  туфлям.  По  пояску плаща,  что  сполз вниз и  теперь болтается,  задевая пряжкой изящную щиколотку.  Скольжу взглядом выше,  вижу побелевшие от напряжения пальцы,  сжимающие ручку зонта,  и  огромные блестящие глаза  в  тени  черного  купола.  Велесов,  задрав  голову,  тоже смотрит на  свою даму,  потом на  меня,  снова  на  нее и  хмурится еще сильнее. 

А  я начинаю смеяться и  от едва  слышного  фырканья постепенно  перехожу к гомерическому хохоту.  Даже боль в  ребрах,  спине,  ноге – черт,  да  вообще везде! – не помогает остановиться.  Я смеюсь до  колик в  животе; Велесов,  чертыхаясь,  пытается с меня сползти; брюнетка  смотрит на  нас молча,  не моргая. 

Да,  мужик...  надо  тщательнее выбирать,  кого  прикрываешь своим драгоценным телом.