Беларуский Донбасс

Остановить полномасштабную торговлю беларуских предприятий с ОРДЛО можно было бы одним звонком из Администрации президента. Но власть выдала карт-бланш на подобный серый бизнес, не гнушаясь сотрудничеством даже с теми структурами, которые в Украине подозреваются в прямом финансировании терроризма. В итоге уже к 2016 году доля беларуской продукции на потребительском рынке ДНР и ЛНР составила примерно 25 %. Как минимум, беларуские компании создавали ситуацию, при которой вести войну становилось все более выгодно — для главарей боевиков и связанных с ними коммерсантов. Как максимум — они эту войну финансировали.

Лукашенко, безусловно, искусно лавировал между Россией, Западом и Украиной. Но свобода маневра была не безгранична. В действительности внешняя политика Беларуси по отношению к российско-украинскому конфликту была независимой ровно настолько, насколько эту независимость был готов терпеть Кремль. То есть на словах вы, конечно, можете поддерживать территориальную целостность Украины, но когда дело доходит до голосования в ООН — будьте добры защищать интересы РФ. В ключевых вопросах Минск шел строго в фарватере Кремля.

Роль лукашенковской Беларуси в российско-украинском конфликте можно отчасти сравнить с ролью франкистской Испании во Второй мировой войне. Режим Франко был идеологически близок гитлеровскому, а сам каудильо находился у власти во многом благодаря помощи Германии. Идеологическая близость предопределила активное участие испанских добровольцев в войне на стороне Германии, на советско-германский фронт была отправлена знаменитая «Голубая дивизия». В Беларуси, правда, государство не участвовало в отправке добровольцев в группировки ДНР и ЛНР, на уровне риторики даже осуждало эти процессы. Но в реальности никак им не мешала, не ограничивала российскую пропаганду и боевиков почти не преследовала. В годы Второй мировой немецкие спецслужбы действовали на испанской территории без всяких ограничений. И точно такой же карт-бланш получили путинские спецслужбы в Беларуси — чего стоит хотя бы похищение Павла Гриба сотрудниками ФСБ. Когда нужно было, Франко клялся в верности своим немецким союзникам, а когда это стало невыгодно — умело отмежевался от гитлеровского режима. Но главная схожесть в другом: фашистская Испания, которая воспринималась всем миром как потенциальный союзник Гитлера во Второй мировой войне, так и не стала участницей этого конфликта. Франко сумел избежать втягивания Испании в мировую бойню, чем спас страну от новых разрушений, а свой режим от краха.

В этом же заключается и главная заслуга Лукашенко в ходе российско-украинской войны — сохранении пусть и пропутинского, но нейтралитета. Кто-то спросит: можно ли хвалить за неучастие в преступлении? Если бы речь шла о демократической Беларуси, где президента выбирают, существует сильный парламент и разделение властей — это действительно звучало бы нелепо. Но речь идет о диктаторе, который уже более 20 лет безраздельно правил Беларусью. Который привык произвольно карать и миловать, заменил собой судебную систему и правоохранительные органы. Чьи главные оппоненты в свое время были похищены и убиты. За годы правления которого в тюрьмы по политическим мотивам были брошены сотни людей, многие эмигрировали. Вопрос участия или неучастия страны в войне в 2014 году единолично решался человеком, давно утратившим обратную связь со своим народом и откровенно презирающим гуманистические идеалы. Да, абсолютно очевидно, что втягивание Беларуси в войну погубило бы и режим Лукашенко, и саму страну. Но история знает массу примеров, когда опьяненные властью диктаторы добровольно ввязывались в авантюры, хотя их фатальную развязку предсказать было не сложно. Бенито Муссолини во Второй мировой войне, угандийский тиран Иди Амин при вторжении в Танзанию, лидер аргентинской хунты Леопольдо Галтьери в ходе Фолклендского конфликта, Саддам Хуссейн при оккупации Кувейта или Слободан Милошевич во время югославских войн — все они не хотели видеть очевидных вещей. Главное достижение Лукашенко заключается в том, что он чувства реальности как раз не утратил. Мы должны отдавать себе отчет, что все могло быть гораздо хуже — и параллель пришлось бы проводить не с Испанией Франко, а с Италией Муссолини.

Однако давать окончательную оценку роли Александра Лукашенко в российско-украинском конфликте рано. И дело даже не в том, что война еще не закончилась. Дело в том, что будущее самой Беларуси совсем не однозначно. В декабре 2018 года Кремль выдвинул ультиматум: либо Беларусь соглашается на тотальную интеграцию в рамках договора о создании Союзного государства от 8 декабря 1999 года, либо Москва прекращает всякое субсидирование. В условиях реализации Россией «налогового маневра», который грозил огромными финансовыми потерями для бюджета Беларуси ($ 8-12 миллиардов в течение пяти лет) и коллапсом нефтеперерабатывающей отрасли, этот ультиматум выглядел устрашающе. Он вызвал волну алармистских прогнозов, эксперты всерьез обсуждали угрозу аннексии Беларуси. Bloomberg писал о плане Путина принудить Лукашенко к созданию единого государства, посредством которого хозяин Кремля сможет остаться у власти на долгие годы. «Я понимаю эти намеки: получите нефть, но давайте разрушайте страну и вступайте в состав России, — комментировал Лукашенко ультиматум Москвы. — Если нас хотят поделить на области и впихнуть в Россию — этого не будет никогда». Одновременно Лукашенко заявлял, что и от интеграции как таковой Минск не отказывается — но только, мол, после «железобетонного выполнения достигнутых договоренностей». Другими словами, утром деньги — вечером интеграция. Москва же настаивала на обратном порядке действий и торопиться никуда не собиралась. Путин рассчитывал, что неумолимое течение событий сделает все само и Беларусь в конце концов упадет в его руки, как перезрелый фрукт. Уж слишком крепко режим подсел на иглу российских дотаций, чтобы теперь вот так безболезненно с нее соскочить. Возможным такой сценарий стал благодаря тому, что Лукашенко все годы своего правления занимался чем угодно, боролся с кем угодно, но только не с реальными угрозами независимости. А еще — потому, что у Лукашенко не хватило духа использовать войну на Донбассе для ограничения российского влияния на Беларусь. Даже ультиматум Кремля не заставил его скорректировать свою политику. В начале 2019 года (как, впрочем, и всегда) наибольшую решительность он проявлял при подавлении инакомыслия внутри страны. Национально ориентированную, антипутинскую часть общества он не считал своим союзником — в этих людях он видел своих врагов.

Если Путин осуществит беларуский «крымнаш», добьется тотальной интеграции, то все хитроумные комбинации Лукашенко не будут стоить в глазах потомков и ломаного гроша. История не простит ему сотрудничества с агрессором и упущенных возможностей это сотрудничество свернуть. Если же Лукашенко на своем посту переживет путинский режим, тогда и разговор будет иной. Будущие исследователи наверняка попытаются представить его сложным и противоречивым политиком, который вел рискованную и порой грязную игру, но, тем не менее, сохранил независимость Беларуси в годы российской экспансии и безнадежных попыток Москвы возродить империю. В любом случае ставить точку в этой истории преждевременно. Война на Донбассе продолжается, а беларусы остаются по обе стороны фронта.

. . .

В книге «Беларуский Донбасс» я высказал мысль, что оценка роли Лукашенко в истории будет во многом зависеть от того, будет ли сохранен суверенитет Беларуси в условиях имперской экспансии путинской России.

Наша книга писалась весной 2019 года, когда период пацификации беларуского общества достиг своего пика. На тот момент внутри страны Лукашенко ничего не угрожало, режим выглядел абсолютно неприступным. Единственная интрига в плане будущего режима лежала в плоскости взаимоотношений Минска и Москвы. И именно в этом я видел потенциальный источник для создания исторической легенды о Лукашенко.