Страница 16 из 22
Женщиной оказалась сорокадвухлетняя Марина Ивлева. Как она сама сказала, знакомая Толика Черепанова.
– Я как узнала об этом, так сразу к вам побежала, – говорила она, сидя в кабинете у Евтушенко и Некрасова. – Боже, аж руки трясутся…
Даниилу показалось, что руки у Ивлевой тряслись отнюдь не потому, что она испугалась. На вид женщина была пьющей вне меры, да и сквозь пелену дешевого парфюма пробивался запах вчерашней гулянки.
Вид пьющей женщины вызывал у Даниила куда большее отвращение, нежели вид пьющего, опустившегося мужика. Обобщая весь свой жизненный опыт, Даниил приходил к мысли, что женщина, с присущей ей тонкостью души, куда сильнее подвержена разрушающим факторам.
Ивлева стеклянными глазами смотрела на Даниила. Смотрела долго, так, будто хотела ответного взгляда. Даниил лишь на секунду вгляделся в ее лицо, заметил мелкую сосудистую сеточку, покрывавшую впалые щеки. Одна лишь мысль о том, что эта женщина тоже может желать и, хуже того, намекать на интимную близость, заставила его неприятно напрячься.
– В каких отношениях вы состояли с погибшим? – задал вопрос Евтушенко.
– Ну… мы виделись иногда. Проводили время вместе, – чуть замявшись, ответила Ивлева. – Когда он в городе бывал. Вне работы. На работе ему, конечно, пить нельзя было…
– То есть вы с ним выпивали, я правильно понял? – подхватил Даниил.
– Да. По поводу, разумеется.
– Каждая встреча – это новый повод, – усмехнулся Евтушенко. – Ну да ладно. Меня больше интересует, когда вы в последний раз виделись с Черепановым?
Ивлева призадумалась.
– В прошлый четверг…
Майор кивнул, а Даниил чуть склонил голову набок.
– Чуть больше недели назад, я правильно понял? – спросил Евтушенко.
– Ну да, – Ивлева чуть растерялась, ведь оба милиционера выглядели озадаченными. – Он… позвонил мне. Пришел повидаться. Сказал, что вернулся в город по особой надобности. А он ведь говорил мне, что уволился. Ругался много. Уж не знаю, что там у них случилось, на этом месторождении. Может, не заплатили они ему. Не знаю. Но ругался он много. И молчал. Ругался, а потом молчал. Странно себя вел.
– Так, давайте-ка по порядку, – выставив руку вперед, дабы прервать поток слов, сказал Даниил. – Ругался из-за того, что уволился? То есть был чем-то расстроен? Что-либо рассказывал об этом? Только конкретнее…
Ивлева закачала головой так, будто у нее начался приступ. Стеклянные глаза округлились, щеки медленно налились кровью, а на лбу выступила похмельная испарина.
– Да нет же. Ничего не рассказывал. Хотя… да, он говорил, что к этим жуликам больше не вернется никогда. Думаю, они его с зарплатой все-таки обманули. А еще он все повторял, что молчание – золото.
– Молчание – золото? – переспросил Даниил и приготовился сделать пометку в тетради.
– Да, – Ивлева вновь посмотрела на Даниила, перевела взгляд на пачку сигарет, лежавшую на столе. – А можно у вас попросить?
Евтушенко, улыбнувшись, придвинул пачку ближе к женщине и достал из кармана зажигалку.
– Спасибо, – сказала Ивлева и затянулась сигаретой.
– Думаю, нам стоит начать с самого начала, – с недовольной миной сказал Даниил. – Представьтесь.
Ивлева Марина Анисимовна, 1964 года рождения. Уроженка украинского Житомира. Переехала на Север в 1985-м, даже не представляя, что через пять лет город начнет скатываться в яму из-за закрытия большинства градообразующих предприятий. Впрочем, не одна Ивлева попалась в эту ловушку. Со второй половины 90-х город стал абсолютным рекордсменом по относительному сокращению численности населения.
Кто-то уезжал, кто-то оставался. Ивлева осталась. Большую часть времени работала продавцом в продуктовом. Какой-то период жизни (самый светлый, как предположил Даниил) она посвятила семье. Муж, ребенок. Затем развод, ребенок остался с отцом. О том, в какой момент жизни появилась всепоглощающая тоска и бутылка водки, Ивлева не сказала. Да и к делу это не имело никакого отношения.
– Как часто Черепанов навещал вас? – задал вопрос Даниил, делая пометку в тетради.
Беседу вел в основном он. Евтушенко в какой-то момент почувствовал неприязнь, возникшую у коллеги в отношении Ивлевой. Потому и молчал, дабы в подходящее время использовать подходящие слова.
– Раньше так получалось, что раз в два месяца. Как приезжал, денек-другой в городе был, и когда обратно уезжал, к себе домой. Вахтовиков обычно на перевалочном пункте селят, но в город выйти не запрещено.
– Вы сказали, так получалось раньше.
– Ну да. В последнее время он редким гостем стал. Все говорил, что теперь сразу с месторождения на самолет везут. Хотя я знала, что все это брехня. Но мужика ведь силком не затащишь. Да и гордость, знаете ли…
– Но в прошлый четверг Черепанов, все же, объявился, так?
– Да, – Ивлева потушила сигарету. – Сказал, что вернулся по делу. Я еще удивилась. Ну какие дела могут быть у него здесь? Он ответил, что дела особые. Сказал что-то про администрацию. Да, точно, он говорил, что дела в администрации, но я и не слушала особо. Он еще сказал, что, мол, видимся мы с ним в последний раз. Как в воду глядел. Может, знал, что с ним случится? Как вы думаете, товарищ офицер, люди могут видеть будущее?
Даниил ничего не ответил. Он сделал еще несколько пометок, после чего отложил тетрадь и ручку.
– Не могут, Марина Анисимовна, – сказал Евтушенко. – Иначе и преступлений не было бы. Вы так не думаете?
Он поблагодарил ее за то, что она по собственной инициативе обратилась в милицию. Не мог, правда, понять, что толкнуло ее на этот поступок. Знал, что такие, как Ивлева, обычно ментов сторонятся. По этому поводу он и хотел поговорить с ней, но уже без Даниила.
– Отойдем ненадолго? – предложил он коллеге. – Нас там Першин вызывал…
Даниил подыграл своему старшему коллеге. Кивнув, поднялся из-за стола и направился к двери.
– А мне что делать? – с испуганным видом спросила Ивлева.
– Да вы посидите пока, – с улыбкой ответил Евтушенко. – Мы по служебным делам, на пару минут. Сигареты в вашем распоряжении.
Вместе с Даниилом они отошли от кабинета на порядочное расстояние – в другую часть коридора, где быстро обменялись мнениями. Пришли к тому, что больше всего подозрений вызвала тревожность Ивлевой. Была ли эта тревожность вполне закономерной реакцией на известие о смерти любовника? Или же вкупе с тремором давалась как последствие вчерашней пьянки? Глаза Евтушенко загорелись, когда он стал задаваться этими вопросами.
– Скажи честно, Пал Палыч, – обратился к нему Даниил. – Ты получаешь кайф от работы? От такого общения?
– Ну а как иначе? – усмехнувшись, ответил Евтушенко. – Моя работа – это та причина, по которой я сохраняю былую прыть. Чуть расслаблюсь – сразу в труху превращаюсь. Ты будешь таким же, парень. Придет время.
Евтушенко отправился обратно в кабинет. Там он сел рядом с Ивлевой и внимательно посмотрел на нее. Закурил.
– Отправил пацана документы разбирать, – бросил он небрежно, выпустив струю сизого дыма. – Работа у нас такая… бумажная. Начальство с отчетами давит, как будто нам людей защищать не нужно.
– Да, ваш старлей какой-то очень напряженный. Мне казалось, что он на меня набросится, – поделилась переживаниями Ивлева.
– Ну это он сам по себе такой. Молодая кровь бурлит.
Евтушенко придвинулся ближе к Ивлевой. Посмотрел на ее руки, сухие, обветренные.
– Слушайте, Марина, – голос его звучал тихо, томно. – Пока я здесь, вам не о чем волноваться.
Евтушенко был почти уверен, что эта женщина легко находит общий язык с мужчинами и привыкла к мужскому вниманию. Для нее это была знакомая бухта, где не застанет непогода и где в баре у пристани всегда найдется выпить.
Впрочем, взгляд Ивлевой выдавал ее растерянность. Нужно было надавить еще самую малость…
– Чего вы боитесь? – спросил Евтушенко и положил руку поверх ее руки. – Кто-то угрожал? Черепанов угрожал?
Сначала она начала кивать, но после резко покачала головой. Внутри нее происходила какая-то борьба, которая окончилась тем, что женщина отстранила свою руку.