Две столицы

Собрали и ручной огнестрел. Почти полторы тысячи стволов. Причем половину этого числа составляли именно стволы, поскольку ложи серьезно обгорели и требовали замены. Но были и приятные находки. У дворянского ополчения реквизировали два десятка штуцеров заграничной выделки. Оружие было конечно же охотничье. Богато украшенное и очень качественное. В пламени оно не пострадало, поскольку дворяне сдавали его выходя из крепости.

К этим стволам, а ещё к дюжине старинных затинных пищалей, обгоревших до железа, у меня тоже был сильный интерес. Конечно с точки зрения массовых армий говорить о нарезном оружии еще рано — слишком дорогое и сложное в обслуживании — но для узкого спектра задач ничего лучше и не придумать.

Ну и конечно же бриллиант среди трофеев — казна губернатора. Фельдфебель Громыхало доделал начатое и откопал мне кубышку почившего в бозе градоначальника. А точнее не кубышку, а несколько железных ящиков, доверху набитых золотом, серебром и «презренной» медью. Миллиона, увы, в них не было — часть казны была в векселях, которые к счастью каких — то купцов сгорели в доме — но восемьсот тысяч полноценных рублем мне достались.

Через три дня после падения крепости, рядом с Георгиевской церковью и в виду взорванной башни, состоялось массовое принятие присяги солдатами из крепости и немалой толпы новобранцев стекшихся под мои знамена со всей губернии. На этот раз персональную присягу я заменил на групповую.

Сначала каждый в строю громко назвался и был записан в свиток, а потом вся толпа хором повторяла за Подуровым слова присяги и после слов «Аминь» по очереди подходила целовать крест у священнослужителя и расписываться в свитке, кто умел. А кто писать не умел тот ставил в бумаге крестик напротив своей фамилии и Почиталин подтверждал своей подписью. Закончилась присяга хоровым исполнением «Боже царя храни».

Я вернулся из воспоминаний и перевел взгляд на Волгу. Над рекой и берегом моталась исполинская стая галок, сворачиваясь и распрямляясь, словно огромная черная простыня, заслоняя солнечный диск, проступающий сквозь мглистый, холодный воздух слюдяным кругом.

— Красота! — вздохнул Никитин, горяча коня. Я оглядел открывшийся передо мной простор. По Волге, разлившейся в ширину на несколько верст, а может, и больше, плыли, неслись льдины — маленькие, большие и целые снежные поля. У берега льдины сгрудились и почти не двигались, лежа сплошной массой, а дальше, ближе к стремнине, они плыли по течению споро, налезая друг на друга, с шумом и треском. Именно этот грохот меня и разбудил.

Кроме нас на берегу столпилось много народу. Каждый год волжский ледоход собирал весь город на бесплатное кино — отсюда на плывущих льдинах можно было увидеть все что угодно: то на большом ледяном поле, покрытом толстым слоем снега, виднелась часть дороги с вешками и санными колеями, желтыми от навоза; то оторвавшийся от берега и подмытый половодьем сарай с привязанной блеющей козой; то конура с собакой; то поленница дров, копны сена, не говоря о вмерзших в лед лодках, баркасах…

— Глядите други! — я повернулся к приехавшим генералам, протянул руку в сторону Великой реки — Вот так, как Волга по зиме вскрывает лед, мы вскроем всю дворянскую Россию. Мощным ледоходом пробьем путь простому народу в лучшее будущее!

— Любо! — дружный крик генералов и полковников заставил резво взлететь севшую на берег стаю галок.

Толпа прибывала. Появились выборные — Беспалов, Холезов, Понарев… Подошли поздоровались, поздравили по второму кругу с викторией. Разбор завалов кремля еще продолжался, но нижегородские купцы и промышленники уже получили крупные подряды на строительство. На моих глазах слуги вытащили «тузам» столы, накрыли скатертями.

— Не побрезгуйте с нами, ваше величество, откушать — Беспалов самолично налили в серебряный кубок вина из графина, подал мне — Господа генералы, прошу за стол

Военачальники дождавшись моего кивка, начали рассаживаться. Купец демонстративно отпил из графина, показывая, что вино не отравлено. Хмурое лицо Никитина разгладилось.

— Эгей! — по берегу, нахлествывая коня скакал удалой Чика. Казаки и генералы вскочили, принялись приветствовать Зарубина. Тот улыбался, гарцевал. Любопытствующая толпа нижегородцев все прибывала, Никитину пришлось выстроить второе оцепление, чтобы сдержать народ.

— Все уделали по твоему слову, царь — батюшка — смеясь начал рассказывать Чика, спешившись — Клевали Орлова целую седьмицу у Владимира. Покель к нему не подошли конные лейб — гвардейцы, да гусары с карабинерами из питерского легиона. А тама Андрей Афанасьевич дал приказ отступать.

— Хвалю! — я кивнул Баташеву и тот опять налил в кубок вина. Собственноручно поднес его Чике, тот довольно прищурился, махом выпил. Перевернул, показывая последнюю каплю. Все по обычаю.

— Где нынче Овчинников с Мясниковым? — поинтересовался Подуров

— Подходят к городу с полками — Зарубин начал жадно поглощать снедь, что слуги разложили на столе. Глядя на него принялись кушать и выпивать генералы с выборными. Кто — то из купцов притащил даже целую четверть водки. — Эй там! — я прикрикнул в конец стола — Сейчас же час убрали бутыль! Пьянства не потерплю!

— Царь — батюшка! — Чика прижал руки к сердцу — Дозволь забрать четверть в полк — порадовать боевых товарищей!

— Как же ты заберешь чужое? — поинтересовался я

— Легко. На спор — Зарубин нам подмигнул, заломил шапку — Эй, господа торговые люди! А давайте биться на спор

Купцы оживились. Делать заклады в Нижнем любили.

— О чем спор? — поинтересовался Холезов

— А вот ежели я перейду по льдинам на тот берег Волги? Сколько вы готовы поставить в заклад?

Народ загудел, я дернул к себе Чику за рукав.

— Не дури! Голову сложишь!

— Не, царь — батюшка, не сложу! Я заговоренный. Под Владимиром двух лошадей подо мной убили — а я вона жив!

Сильно жестикулируя, пуча глаза, Чика начал торговаться за заклад.

— Господа хорошие!.. — услышал я — Четверть — это в одну сторону. Ставьте две… и я махну туда и обратно!

Купцы, переглянувшись, согласились. Я лишь покачал головой. Жизнь — ценой полведра водки. Вот такие нравы в 18—м веке…

Чика скинул бешмет, взял багор рядом с одной из лодок, подбросил в руках, проверяя увесистость, и направился к реке. Мы пошли все следом. На берегу уже стояло тысяч десять народу. Тишина была полная — лишь треск льдин нарушал ее.

У берега лед был малоподвижным и довольно толстым — какое — то время Чика шагал по реке, как по земле. Потом начались разводья между льдинами, вода в них «кипела» от стремительного течения… Зарубин начал прыгать, перелетая с льдины на льдину, тыча в лед багром и им же балансируя, чтобы сохранить равновесие.

Купцы на берегу громко приветствовали каждый удачный прыжок полковника.

Чика дошел до стрежня; тут он сбавил скорость, тщательно выбирая льдину, прежде чем ступить на нее, старался сохранить равновесие, играя багром, телом…

Две четверти водки, поблескивая, стояли на земле и отбрасывали от себя радужную тень, прозрачную и колеблющуюся от лучей весеннего солнышка. Купцы и выборные подбадривали криками Зарубина, который, теперь превратившись в плохо различимое пятно и уже не мог их слышать.

Черная, как туча, большая стая галок развернулась во всю мощь на фоне солнца, отбросив на землю скользящую тень.

Толпа на крутых откосах берега переживала за казака — судя по разговорам, которые я слышал — каждую весну кто — нибудь бросал такой вызов Волге, и каждый раз новгородцы заново переживали это событие.

Чика, добравшись до противоположного, лугового берега, почти не был виден, но у Подурова с собой было подзорная труба, и он громко комментировал происходящее:

— Дошел… Дошел!.. Теперь на берегу!.. Машет багром!.. Отдыхает!..

Возбужденные зрители протискивались поближе. После продолжительной паузы Подуров громко воскликнул:

— Пошел! Назад пошел!..

Постепенно Чика начал обозначаться яснее, вот он уже допрыгал по льдинам до середины реки. Миновал самую стремнину. Ему осталось преодолеть меньше четверти расстояния. Совсем недалеко было сплошное поле льда, и тут разводье перед льдиной, на которой он стоял, вдруг начало увеличиваться. Зарубин, широко размахнувшись, метнул багор в проплывающую перед ним ледяную глыбу и прыгнул. Но металлическое острие багра плохо воткнулось, казак стал соскальзывать в воду. Народ дружно ахнул.