Страница 27 из 39
Эмблемой, заимствованной у древних римлян, стали знаки военного легиона, трансформировавшиеся в штандарты отдельных партийных организаций НСДАП. Штандарт состоял из черной металлической свастики, обрамленной серебряным венком, который держал когтями взмывающий позолоченный орел. Под этой конструкцией располагались название партии «НСДАП» на металлической прямоугольной основе, украшенной бахромой и кистями, и флаг со свастикой, на которой вышивалась строка из поэмы Дитриха Эккарта «Йойрио» (1919) – «Германия, проснись!»
В символический ряд Третьего рейха оказались также включены орел и дуб (дубовые листья), апеллирующие к имперскому началу. Эти символы государственности хорошо известны со времен императорского Рима, кроме того, дуб сам по себе считается священным деревом древних германцев.
В своей пропагандистской работе гитлеровцы активно использовали и другие древнегерманские символы, особенно руны. Так, две руны «зиг», символизировавшие солнечный диск в движении, а также гром и молнию, составляют знак СС. Руна «тейваз», посвященная богу войны, использовалась, наряду с одиночной «зиг», в эмблеме гитлерюгенда с целью привить молодежи воинственность. В обрядах, связанных с сельским хозяйством, часто применялась руна «альгиз», руна с идеографическим значением корней и деревьев (7).
Один из самых характерных символов безжалостной нацистской военной машины, значок дивизии «Мертвая голова» (череп с перекрещенными внизу костями), служивший эмблемой в эсэсовской дивизии того же названия, был заимствован у одноименного воинского подразделения кайзеровской армии. А там, в свою очередь, он появился под влиянием розенкрейцеров; но, в отличие от молвы, которая приписывала этому символу значение смерти и разрушения, имел первоначально совсем иной смысл, связанный с победой человеческого духа над материей. В общем, не так все страшно.
Хотя полностью без мистики не обошлось. Самое знаменитое кольцо Третьего рейха – «Мертвая голова», которое носили эсэсовцы, имело руническую символику. Рейхсфюрер СС Гиммлер так расшифровывал знаки кольца для своих подчиненных: «Череп на нем является напоминанием, что мы в любой момент должны быть готовы отдать свою жизнь на благо общества. Руны, расположенные напротив мертвой головы, – символ процветания из нашего прошлого, с которым мы возобновили связь через мировоззрение национал-социализма. Две «зиг»-руны символизируют название нашего охранного отряда… Кольцо овито листьями дуба, традиционного немецкого дерева. Это кольцо нельзя купить, и оно никогда не должно попасть в чужие руки. После вашего выхода из СС или смерти оно возвращается к рейхсфюреру СС» (8). «Властелин колец» Гиммлер искренне верил, что они способны связывать каждого награжденного им члена СС с духовным центром Черного ордена – замком Вевельсбург и его хозяином. Ну, это уже чистой воды бесовщина, которую я оставляю толкиенистам и отечественным историкам, которые, приплясывая на груде трипольских черепков, воображают себя наследниками арийцев.
Кроме собственно партийной символики, основой наглядной агитации нацистов, особенно в период борьбы за власть, стал плакат. Дешевизна производства, простота распространения, оперативность делали плакатное искусство незаменимым подспорьем во время многочисленных предвыборных кампаний 1920–1930 годов.
«Я в подробностях объяснил фюреру наш пропагандистский план, – откровенничал Геббельс в своем дневнике. – Надо было выиграть предвыборную борьбу большей частью за счет плакатов и речей. Наши финансовые ресурсы были ограниченными» (9). Геббельс долго размышлял над тем, какой цвет выбрать для печатания нацистской наглядной агитации, и выбрал багровый, который до того использовала уголовная полиция, объявляя всегерманский розыск особо опасных преступников. Чтобы создать впечатление величия и несокрушимой мощи, НСДАП то и дело организовывала мощные уличные шествия, а параллельно постоянно действовали ее многочисленные распространители листовок и расклейщики плакатов. Целые города или кварталы за одну ночь окрашивались в кричащий, кровавый цвет. Штурмовики оклеивали стены домов своими плакатами и сдирали агитацию своих противников. Иногда они поливали транспаранты соперников особой жидкостью, которая самовоспламенялась по прошествии определенного времени. Неожиданно загоравшиеся на улицах костры привлекали сотни зевак и ставили в тупик полицию, а в целом являлись доказательством того, что полиция не в состоянии поддерживать порядок[18].
Афиши, приглашавшие на митинг, всегда были проникнуты духом борьбы и декларировали простые, но жесткие лозунги, которые набирались огромными буквами: «Даешь Берлин!», «Вперед, по трупам павших бойцов!», «Присоединяйся к нашей борьбе», «Сражайся вместе с нами», «Адольф Гитлер – это победа». Особенно удавались Геббельсу лозунги вроде тех, которые несли на транспарантах пятьдесят штурмовиков, совершавших марш от Берлина (где нацистская партия была уже запрещена) до Нюрнберга, на съезд партии, проходивший в августе 1927 года. Один из них гласил: «Марш Берлин – Нюрнберг: мы запрещены, но не убиты!»
В лозунги превращались и фразы, брошенные фюрером во время выступлений: «Вымирание или будущее?», «Во имя национального единства!», «Свобода и хлеб!», «Роковой час Германии». Порою плакаты использовались как своего рода объявления, разъяснявшие принципы национал-социалистического движения. Так, один из постеров гитлерюгенда гласил: «Все мы верим в Адольфа Гитлера, нашего вождя. Мы верим, что национал-социализм – единственный символ веры для нашего народа. Мы верим, что есть Господь, который создал нас, ведет и направляет. И мы верим, что это Бог послал нам Адольфа Гитлера, чтобы Германия стала краеугольным камнем вечности». Или, как говорилось в одном из плакатов, выпущенном в ходе очередной кампании: «Гитлер – наша последняя надежда».
Следующей проблемой искусства нацистской наглядной агитации стал поиск художественных образов борцов за национал-социализм. В коммерции попытки использовать подражание в целях психологического воздействия предпринимались всегда – действенность любой рекламы выше, если потребители хотят стать похожими на изображенных в ней персонажей. Отсюда «типичные» образы на рекламных стендах, а сегодня – красивые и привлекательные герои видеороликов. Рисунки давали образ германского героя нового типа: жесткого, напряженного до предела бойца со знаменем, винтовкой или мечом, в полевой форме SA или SS, а то и вовсе обнаженного; внушающего представление о силе, стойкости и агрессивности. От плакатов исходило впечатление мужественности и угрозы врагам: «Еврей, напрасно ты пытаешься спрятать под маской свой отвратительный облик! Мы тебя найдем и выставим на посмешище истинным тевтонам Берлина» (10).
Женщины изображались как героические представительницы нордической расы, доблестные спутницы героев. Порою, хотя и не часто, нацистская пропаганда показывала, что партия поддерживает и традиционные немецкие ценности: сцены семейной жизни – женщина, кормящая грудью ребенка; дети с нацистским знаменем, счастливо смотрящие в отдаленное будущее; отец, гордо стоящий рядом с семьей.
Иногда нацистские произведения искусства, и в частности плакатного, создавались в подражание стилю Альбрехта Дюрера, намекая на исторические корни режима. Но после прихода к власти значительно убедительней выглядели картинки, которые отражали саму суть национал-социалистического движения: «Несколько немцев рассказали мне о плакатах, развешанных на видных местах в провинциальных городах и требующих не иметь никаких дел с польскими рабочими и обращаться с ними строго» (11).
Кроме всяческих недочеловеков популярным персонажем наглядной агитации стал концентрированный образ врага, отщепенца, ворующего чужое топливо – «углекрада». (Здесь можно увидеть и ассоциативную связь с «ворующим чужое добро» евреем.) Виктор Клемперер рассказывает занимательный случай: «Об особом влиянии именно плаката с «углекрадом» среди множества других говорит одна сценка, свидетелем которой я стал на улице в 1944 году, т. е. в то время, когда образ «углекрада» уже никак нельзя было отнести к самым последним и популярным. Молодая женщина тщетно пыталась образумить своего упрямого мальчишку. Тут к мальчику подошел пожилой солидный господин, положил руку ему на плечо и серьезно сказал: «Если ты не будешь слушаться маму и не пойдешь с ней домой, то я отведу тебя к «углекраду»!». Несколько секунд ребенок со страхом смотрел на господина, потом испустил вопль ужаса, подбежал к матери, вцепился в ее юбку и закричал: «Мама, домой! Мама, домой!» «Углекрад» породил много подражаний и вариантов: потом появился «времякрад», один из тральщиков назвали «Минокрадом», а в еженедельнике «Рейх» напечатали карикатуру, осуждавшую советскую политику, с подписью «Польшекрад» (12).
18
Идея подобного трюка пришла в голову Геббельсу, а нацистские ученые спешно разработали окончательную рецептуру и состав.