Царство и священство

Как отмечал К.П. Победоносцев (1827–1907), с точки зрения христианства в семье лица состоят между собой во взаимном отношении власти, покровительства, подчинения и верности[85]. «Идеал брака, – писал он, – очищаясь и возвышаясь в понятиях человечества, получил, наконец, в христианском мире значение таинства (выделено мной. – А.В.). Какое значение ни придавать этому слову “таинство”, во всяком случае, едва ли кто, верующий в цельное бытие души человеческой и в жизнь духовную, станет отвергать, что в этом союзе… есть тайна глубочайшего и полнейшего духовного и телесного единства»[86].

Эту мысль повторяет и современный православный автор. Тайна счастья христианских супругов, говорит священник Евгений Шестун, заключается в совместном исполнении воли Божией, выраженной особо к каждому члену семьи и соединяющей их души между собой и со Христом. «Без любви к Спасителю никакое соединение не прочно, ибо ни во взаимном влечении, ни в общих вкусах, ни в общих земных интересах не только не заключается истинная и прочная связь, но, напротив, нередко все эти ценности вдруг начинают служить разъединению»[87].

Именно это и демонстрирует нам современная семья, давно забывшая Бога. Если мы согласны в том, что государство не может отказаться от политики в области семейных отношений, то возникает совершенно очевидный вопрос: что именно оно стремиться положить в основу семейных отношений? Любовь, материнство, отцовство или «права человека»? Как мы видим, результаты получаются совершенно противоположными, поэтому данный вопрос напрямую связан с участием Церкви в деле определения основ семейной политики государства.

Конец XIX – начало XX в. ознаменовался появлением многочисленных научных исследований, в которых напрямую ставился вопрос о необходимости введения основ уголовной политики государства. Представлялось, что цель ее заключается в разработке руководящих принципов по правильному пониманию и применению уголовного законодательства[88].

Но не Церковь ли первой подняла вопрос о том, что не наказание и боль, а искупление должно быть положено в основу пенитенциарной системы? Разве не Она своей деятельностью смягчала законы? Не Церковь ли приучала видеть в осужденном не преступника, а человека, не справившегося с грехом? И это была именно политика, поскольку в ней раскрывалась природа преступления, присутствовала и цель наказания, и способы, которые могут быть применены к виновному лицу. Можно смело сказать, что государство лишь следовало за Церковью, никогда не опережая Ее в человеколюбии. Полагалось общество на гуманизм и разум, на «свободу, равенство, братство» – и тысячи казненных устилали улицы «свободных» городов, гильотины работали не переставая. И в наши дни ситуация качественно не изменилась.

Пытался ли кто-нибудь изучить западные фильмы, где затрагиваются вопросы преступления и наказания под этим углом зрения? Представляется, что внимательный зритель не мог не подметить одной характерной черты, свойственной подавляющему большинству подобных «шедевров»: человек, преступивший по их сюжетам закон, всегда производит отталкивающее впечатление (исключения из этого правила крайне редки и быстро приходят на ум, но именно потому, что их единицы). Как правило, если кого и жалеют сценарист и режиссер (а значит, и зритель), так это людей, случайно, по недоразумению или чьей-то злой воле оказавшихся за решеткой.

Попытайтесь сравнить эти однобокие, однообразные и примитивные сюжеты с нашей «Калиной красной» В. Шукшина, и разница станет совершенно очевидной. А ведь этот фильм был снят в годы, когда ни о каком христианском отношении к личности заключенного, изгою общества, и подумать было невозможно. Но тем не менее и в те времена древние православные традиции, неискоренимые в душе русского народа, дали себя знать: не случайно и непосредственно после выхода фильма на экран, и в наши дни это произведение пользуется самой широкой популярностью у населения.

И сегодня не правозащитники, а именно Церковь первой шагнула навстречу тем, кого нелегкая занесла в тюремные бараки. В колониях и тюрьмах строятся храмы, начинается обычная церковная жизнь, христиане посещают заключенных, помогают им и материально, и духовно. Не меморандумами и декларациями «о правах человека», не «фондами в поддержку заключенных», которые, как правило, создаются самим криминальным миром и преследуют строго определенные цели, а тихой, незаметной постороннему глазу, но такой нужной деятельностью увещевает Церковь своих заблудших сынов, гасит в их сердцах ярость, приводит к Богу.

Вывод достаточно прост: никакие принципиальные границы деятельности теоретически не могут быть поставлены для Церкви. Она – там, где в Ней нуждаются, где Ее деятельность может помочь людям. В контексте же вопроса «Церковь – государство – политика» это подразумевает, что по мере распространения государственного влияния на жизнь общества участие Церкви в политике становится все более настоятельным и необходимым. Смягчая, где надо, властную силу, направляя ее своей пастырской деятельностью, объединяя общество терпением и любовью, Она и дает возможность воплотиться государственному началу в жизни, сделать его реальным, эффективным и справедливым.

V

Не менее серьезен вопрос и о формах участия Церкви в политике. Сразу же отметим, что эта проблема в значительной степени обусловлена многими практическими явлениями, не последнее место среди которых занимает характер взаимоотношений между Церковью и государством. Очевидно, наиболее естественными являются формы, предусматривающие возможность непосредственного участия Церкви в управлении государством, т. е. в политике.

Если государство признает своей главной целью духовное возрождение человека, его гармоничное развитие и минимизацию различий между церковной и социальной жизнью (а таковые по причине разнородности обоих союзов – Церкви и государства – всегда присутствуют), то никакие принципиальные противоречия здесь не могут иметь места. В идеале такая симфония властей вообще не должна знать исключений ни по сферам деятельности Церкви, ни по формам Ее участия в народной жизни. Христианство занимает место государственной религии, идеологии, и государство признает себя связанным Церковным Учением и Священным Преданием. Церковь в лице христианского народа и священства входит в органы управления государством, а социальные отношения регулируются не только писаным государственным законом, но и церковным правом.

Надо сказать, что истории такие периоды содружества верховной христианской власти и Церкви известны. Например, не только деятельность земских соборов Московской Руси проистекала при горячей поддержке этого начинания со стороны Церкви, но в их составах всегда присутствовали Ее представители (и священство, и миряне).

В частности, для участия в Земском соборе 1566 г., когда решался вопрос о возможности заключения мира с Литвой, в число 374 членов были приглашены 32 лица духовного звания: архиепископы, епископы, архимандриты, игумены, старцы[89].

Но еще более показателен, пожалуй, Земский собор 1598 г., созванный (обратим внимание на этот факт!) святителем Иовом (1589–1605), Патриархом Московским и Всея Руси, для избрания царем Бориса Годунова (1598–1605). Из 457 человек, приглашенных на собор, было 83 клирика: сам патриарх Иов (председатель Собора), 4 митрополита, 6 архиепископов, 3 епископа, 22 архимандрита, 24 игумена, 23 монастырских старца[90].

Любителям интерпретировать исторические события и порассуждать о попытках «узурпации власти Церковью» зададим вполне обоснованный вопрос: а что стало бы с Русью, если бы святитель Иов посчитал себя свободным от государственных нужд, отдал этот вопрос на откуп политической борьбе, личным амбициям и мелким страстям? Не скрутила бы страну в бараний рог политическая вольница Семибоярщины, как это произошло несколько позже?

85

Победоносцев К.П. Курс гражданского права. В 4 т. М., СПб., 1871. Т. 2. С. 3.

86

Победоносцев К.П. Курс гражданского права. В 4 т. М., СПб., 1871. Т. 2. С. 11.

87

Шестун Евгений, священник. Православная педагогика. С. 459.

88

Чубинский М.П. Курс уголовной политики. СПб., 1912. С. 28.

89

Ключевский В.О. Состав представительства на земских соборах Древней Руси// Ключевский В.О. Сочинения. В IX т. М„1990. Т. VIII. С. 296.

90

Иоанн (Снычев), митрополит. Русь Соборная. Очерки христианской государственности. СПб., 1995. С. 30.