Страница 7 из 11
Соединит. Ему поддастся меч
Он станет королём…»
Род Эриспо (точнее род его матери) происходил от одной из побочных королевских ветвей, давно увядших. А ум? Граф, без сомнения был неглуп, благороден, но покуда не проявил себя в полной мере. Впрочем, на него недвусмысленно указали Боги и Старшие, так что – к чему сомнения?
Фелиза смущала лишь необходимость союза с Адеодатом, жрецом веры в Единого. Его авторитетом и под сенью его веры будет утверждено право Эриспо быть королём. Но по замыслу тех, кто послал его, новый король должен править, осенённый также и светом Старой Веры, как правили в прошлом Короли Армора. И хотя он и передал поручение матери Невене, кто знает, явятся ли Они на его зов?
Раздумья Фелиза прервал Алэн, принёсший сидр. Когда он ставил кружку на стол, его рукав обнажил запястье, и Фелиз разглядел на его коже синие узоры в виде переплетающихся ветвей.
– Ты был бардом, Алэн?
Вопрос Фелиза застал хозяина гостиницы врасплох. Минуту он соображал, а его лицо меняло выражения от искреннего и тревожного удивления до притворного изумления.
– Бардом, месье? Вы должно быть хотели сказать, арфистом? Я был придворным арфистом, потом странствующим менестрелем, потом вот на сколоченный капиталец открыл гостиницу. Не вечно же странствовать по дорогам…
– Узоры на твоих запястьях, Алэн, говорят мне, что ты – посвящённый бард из круга Огмы. Ты можешь не таиться, друг Богов, – с этими словами Фелиз обнажил своё левое запястье.
– Керидвен, хм…, давно это было, друг богов Фелиз. Правда, будто бы в другой жизни. Я ушёл из круга. Теперь я верую в Единого, как и все добропорядочные горожане Ренна.
– И именно поэтому на вывеске твоей гостиницы начертан знак Огмы, а по углам висят обереги Керидвен…
На лице Алэна отражалась мучительная борьба. Он угрюмо молчал, словно пойманный с поличным.
– Алэн, недостойно барда из круга Огмы таиться и стесняться своей веры. Надеюсь, скоро и в Ренне, и повсюду в Арморе не будет в этом необходимости. Спой нам за ужином, Алэн. Покажи старое искусство.
– Хорошо месье Фелиз. Я спою, – было видно, что внутренняя борьба закончилась. Лицо его теперь выражало решимость.
За маленькими занавешенными окнами сгустились сумерки. Снаружи зажгли факелы, а внутри – свечи и масляные светильники, жарче растопили камин. Граф и Бертрам спустились к ужину, подошёл и Сьёк, доложивший, что люди графа устроены, коням задан корм, а пленники уже находятся в городской тюрьме, и что гильдия купцов Ренна знает о засаде на тракте. «Они здорово разозлились на графа Мореака» – с усмешкой добавил Сьёк. Все четверо налегли на ужин, запивая его кисловатым сидром.
Алэн тем временем вынес арфу, украшенную искусной резьбой. Заняв место у камина, он объявил посетителям, что в честь графа Скер и его благородных спутников он исполнит сегодня несколько баллад. И вот полилась искусная благородная музыка. Алэн пел о героях старины, о древних королях, изгнавших из Армора захватчиков – кертов, и с каждым новым куплетом его облик преображался. Из подобострастного хозяина гостиницы он на глазах превращался в статного, хотя уже и немолодого арфиста, на высоком лбу которого отражались мудрость и талант. Публика слушала, затаив дыхание, взрываясь аплодисментами после каждой песни. Видно, Алэн не часто баловал своих завсегдатаев своим искусством. Сегодня происходило что-то особенное.
В зал тихо вошли четверо, закутанных в плащи, их лица были скрыты капюшонами, и так же тихо заняли стол в дальнем углу зала, в полутёмной нише. На их появление никто не обратил внимание, кроме Фелиза. Он разглядел, что один из них при входе сотворил особый знак своим посохом, а ещё приметил, что одной из вошедших, судя по фигуре, была женщина.
Жажда мести и… дудочка
Армор – страна преимущественно равнинная, за исключением севера, где вздымает свои вершины суровый Менез, и запада, где к морю сбегает скалистая гряда Лотерека. В остальном же взору путника предстают чуть всхолмлённые равнины, где возделанные поля перемежаются изумрудными лугами для выпаса скота, а вдоль несущих в море свои бело-зеленоватые воды речек, у переброшенных через них изогнутых каменных мостов россыпью домов расположились деревеньки. Здесь испокон веков жили вилланы, обрабатывая свои поля, возделывая сады и разводя животину. Армориканцы любят делать блинчики с разной вкусной начинкой, в большинстве домов из яблок и груш делают хороший сидр. А вот виноград и вино здесь редкость. Его купцы завозят из южных стран, да и водится оно на столах знати, а не бедняков. В центральной части страны мало городов, лишь деревеньки и замки владетелей, стоящие на возвышениях. Веками здесь живут по установленному в стародавние времена порядку, и время здесь течёт очень медленно, как бы нехотя.
Редко, но встречаются в этой части страны одинокие утёсы, словно окаменевшие великаны, застигнутые врасплох посреди равнины неизвестным могучим колдуном. На таких, словно нарочно предназначенных для того природой местах, феодалы любят воздвигать свои замки. И замок Мореак, цепляющий низкие облака своими шпилями, был воздвигнут на самом высоком из них.
Его мощные стены и башни казались излишними, ведь на вершину вела лишь одна круто поднимавшаяся, извивавшаяся подобно змее, тропа. С прочих же сторон высились неприступные скалы. Замок и слыл неприступным, и даже измором он ни разу не был взят, так как внутри, в пещерах имелся в замке собственный источник воды, а кладовые были всегда подготовлены на случай длительной осады и забиты провизией. Замок мог долго оборонять даже небольшой гарнизон. Отсюда, с высоты своего положения, графы Мореак диктовали свою волю населению окрестных деревень, собирая дань с вилланов и плату за защиту и покровительство с вассалов благородного происхождения. Отсюда они зорко следили за проходившим по близости широким и удобным трактом, основной торговой артерией, связывающей запад и центр страны, взымая с купцов пошлины за провоз товаров. Так они богатели, что позволяло содержать графам немалое войско и угрожать соседям.
Догмаэль, названный так в честь своего трагически погибшего отца, был уже не совсем молодым человеком. Двадцати восьми лет от роду, опытный воин и вождь, богатый и могущественный, он был женат, и имел наследника. Однако был у него порок, накладывающий неизгладимый отпечаток на его характер, делающий его жизнь и жизнь зависящих от него людей поистине невыносимой. Многие люди его положения были часто подвержены вспышкам гнева и злобы, но большинство – отходчивы. Догмаэль же не мог успокоиться, пока его гнев не находил выхода в мести. Обидеть его страшились, ибо в его лице приобретали опасного врага, неусыпно думающего об отмщении обидчикам. И самым злейшим его врагом слыл Эриспо, граф Скер, вражда к которому выходила за всякие разумные пределы.
Пятнадцать лет назад Эриспо, тогда совсем ещё юноша, недавно посвященный в рыцари, впервые принял участие в большом турнире, по традиции проводимом в Лангоннэ тамошним владетелем, одним из самых могущественных в Арморе. На удивление всем, этот юноша тогда легко победил нескольких более старших по возрасту и опытных соперников и заслужил право участвовать в Мелэ – групповом поединке. В этой свалке, где участвовали по три десятка рыцарей с обеих сторон, Эриспо в первой же сшибке поразил копьём старшего брата Догмаэля – Ренана. Обломок копья попал сквозь щель шлема прямо в глаз несчастному Ренану, и вскоре тот скончался. Догмаэль, потерявший отца, а теперь и брата, но ставший благодаря этой внезапной смерти в тринадцать лет полноправным графом Мореак, глубоко возненавидел Эриспо и поклялся отомстить. Но случай представился ему лишь три года назад, когда скончался могущественный отец Эриспо. Войско Мореака обрушилось на соседа, предавая огню и мечу деревни и городки. Однако, вопреки неравенству в силах, графу Скер удалось тогда выкрутиться, заручившись помощью могущественного соседа, графа Монтабана, который таким образом добавил своё имя в список злейших врагов Мореака. Догмаэль был разбит, погибло множество воинов, а с оставшимися он был осаждён в своём замке и вынужден был пойти на унизительный мир. С тех пор отмщение обидчикам стало смыслом всей его жизни.