Последний бой

Утро было обычным. Конечно, как назвать обычным "полигон", Сорока не представлял, но, видно и он уже несколько привык к каждодневным испытаниям. Или мысли об так называемом "Армагеддоне", не дававшие ночью уснуть, сутра продолжали оказывать на него влияние. На полигоне он вытаскивал свою жену с поля боя. Вытаскивал обгоревшую, вытаскивал перепаханную гусеницами танков, простреленную и растерзанную. Причём тащить надо было далеко и по бездорожью. И ползком. И следить за её самочувствием, чтобы не умерла. И он таскал в тыл раненых Танюшек и не понимал, откуда его страхи, его вечерние мысли известны "чёрным" или кто там ответственный за всё это хозяйство. А иногда Танюшка была Наташкой Бариновой. И она смотрела на него своими голубенными глазищами и словно умоляла бросать её. И он тащил её тоже. И её и жену. И у него не хватало рук. И надо было кого-то из них оставить, чтобы хоть кого-то доставить в лазарет, но силы сделать выбор не было. А потому приходилось из последних сил вытаскивать обеих, даже когда враги ему отстреливали одну из конечностей.

И снова его несли, и снова на койке в их комнате он очнулся первым. Лёха Сергеев на этот раз не дрожал. Он просто лежал на животе и не шевелился. А Женька... Женька плакал.

- Лёх... - протянул Сорока.

- У... - отозвался тот неопределённо.

- С Женьком что?

- А... Чего? - Сергеев перевернулся и ещё тупыми глазами осмотрел комнату.

- Женёк плачет.

- Достали, блин... Сорока, будь другом, чифирёк завари. Где там у Когана его НЗ? Вашу медь, сегодня меня Людмилка, математичка наша, доставала. Всю душу вынула. Вот добивалась, чтобы у меня пять была. Это у меня-то!

- А что? - Сорока встал и двинулся за кипятком. - Ты же до средней школы в хорошистах ходил.

- Ну, ты ещё ясли вспомни! А у меня почерк... красивый только штык ножом. В общем, нервов видать я ей помотал - дай божЕ.

- Ладно, забудь.

- Забудешь тут. Ща Женьку откачаем и пойдём чеченам хари чистить. Или кто там... Всё хоть разрядка.

- Погоди, вот тут разговор есть. Я вчера думал, и всё как-то не складывается...

- С разговорами - это к Когану. Да задолбали эти рыжие! - грязно выругался Сернеев и несколько раз ударил себя по шее. - Кровопивцы, мать их за душу.

- Жень, - подсел Сорока к однокласснику, - Ну давай, что ты так? Что там у тебя. Скажи, всё легче станет.

Коган поднял глаза.

- Знаешь, Андрей, я уже почти в норме. Дай, хлебну.

Он сделал глоток.

- Вот, понимаешь, сегодня меня в барак вроде как поместили. Для евреев. Знаешь, в войну гетто были, ну и там потом особые лагеря.

- Да вроде я дружил с историей. Дахау, Бухенвальд...

- Вот именно. И у меня там, а...

Сергеев потянулся. Потом привстав, сделал несколько приседаний. Сорока внимательно слушал Когана.

- И вот, ребята, мне приходилось выбирать между тем, закрысить горбушку хлеба или отдать своим.

Коган улыбнулся обоим, разводя руками.

- Жмот ты всё же, Женёк.

- Есть немного. Но и это пройдёт... Буду теперь радеть о снабжении отдельно вверенного подразделения не за страх, а за совесть, - Улыбнулся тот.

- Ну и славно, а я вот что думаю ещё... - начал Сорока, - Мы ведь собираемся как бы на "светлых" войной, так?

- Вроде того. Не томи, давай по пырому, у меня уж бицы затекли, - потянулся Сергеев, расправляя широкую грудь.

- То есть враги у нас "светлые". И идём мы туда, чтоб нас за битву туда бы тоже приняли.

- Не совсем гладко, но близко к истине, - подтвердил Коган, как раз перетряхивающий свою койку.

- А с той стороны, против нас выйдут те, кто уже там есть, так? Наташка Барышева, вон Женькина мать, твои, Лёха, деды, бабка моя...

- Ну...

- И мы по ним как-то должны открывать огонь и давить их? Да кто мы после этого? Назгулы?

Сергеев сел.

- Ну, ты сказал. Деды... Вот чеха того я б отутюжил, а дедов...

Коган сидел молча.

- Правила? Да к чёрту правила! Эти правила они меняют, как хотят. И "чёрные" и "светлые", и кто там ешё! - Сорока начал горячиться. - Да пускай я каждый день буду лучше свою Танюшку из-под гусениц вытаскивать, чем один раз проедусь по ней... Или по Наташке, или ещё по кому. Так что - без меня пусть оно происходит...Армагеддоны эти. Без. Меня.

- А я схожу всё же туда, - поднял глаза Сергеев. Тренировка - не война. А там...

- Есть время подумать, - тихо вымолвил Коган.

- Да, хорошо, когда это время ещё есть. Но последний бой, он ведь - последний. Он может начаться в любой момент. А может он уже идёт? Только не так, как мы его себе представляем...

<p>

 </p>