Страница 40 из 51
Лучше бы не было кладовки, потому что теперь просто физически трудно про это не думать.
Лучше бы не была она такой милой и неопытной во всём от танцев до секса, чтобы я теперь не чувствовал, что она мне чуть ли не принадлежит.
— Принесу аптечку, — в доме ничего нет, потому оставляю раненную на кухне и иду во двор, в машину.
Вдохнув холодного воздуха, пытаюсь прочистить мозги. Мотаю головой, ерошу волосы, но Вера всё-равно там… Никуда не уходит уже столько времени, а теперь ещё и внутри всё переворачивается и ноет, от невозможности исправить кошмарную ситуацию, в которой мы оказались.
Когда возвращаюсь, она уже сидит на высоком стуле, облокотившись о раковину и внимательно смотрит на порез, будто это какая-то интересная диковинка. А я застываю в дверях и нервно сглатываю.
Видимо чтобы не запачкать кровью, она стянула кофту и осталась в одной только чёрной майке и джинсах.
У неё очень несчастное бледное личико. Из-за чёрных волос всегда казалось, что она бледнее, чем есть на самом деле. Теперь ощущение, что и глаза, и губы ярче обычного и кожа словно восковая.
Вера ужасно красивая, настолько, что снова вскипает жуткая ревность.
Красивая, но доверять ей нельзя.
— Справишься? — протягиваю аптечку.
Она кивает:
— Справлюсь, спасибо, — и смотрит так, что сразу понимаю — пора уносить ноги. Иначе. мы снова начнём ругаться, и я не ручаюсь, что всё закончится хорошо.
— Ты и правда считаешь, что разумно меня презирать?
Уже стою в дверях, спиной к ней, когда настигает этот вопрос.
— А ты?
— Что я? Нам же вместе работать. Мне интересно, что дальше.
— Ничего. Не думаю, что что-то изменится. Справимся как-нибудь.
Ухожу так быстро, как могу, чтобы не видеть больше этого светлого несчастного лица. Она не ожидала, что я тоже имею какие-то претензии к ней. Она ожидала, что буду просить прощения. что ж, самоуверенно. Глупо и самонадеянно!
Играть больше нет никакого желания, но Игнат даже не спрашивает почему. Ника и Карина составляют ему прекрасную компанию, обе в восторге и про Веру не вспоминают, а я прохожу мимо.
Дом большой, просторный и спален предостаточно. Стиль дяди, он обожает монументальные гигантские проекты, и я несусь по длиннющему коридору к своей комнате, чтобы скорее скрыться.
Радуюсь, что нам всем не нужно много времени проводить на одной территории, или выяснять кто где и с кем спит.
Ревность… ревность. Ревность!
Ужасное чувство, особенно когда ревновать приходится таких идиоток как Вера! И особенно, когда предмета твоей ревности в сущности нет. Идиотизм. Но на месте «Великого» мог быть любой! Любой!
Даже обаяшка Игнат бы в два счёта всё обкашлял.
И думать про это не хочется. Верить в это не хо-чет-ся!
Но это так, и даже доказательства не нужны. Одно дело узнать о случившемся от кого-то постороннего, а другое убедиться самому.
Эх, Вера…
Надо же было так прокосячиться. И главное: зачем?
Внутри всё скручивается в тугой узел, всё искрит, как пара оголённых проводов. Хочется сорваться и вытрясти из неё. что? Признание? Оно не нужно. Извинения? Они тоже не нужны.
И зачем кладовка мне была нужна? Я же уже всё знал. Я уже понимал, что она предательница, но не удержался. Не смог остановиться. Теперь ничего не поделаешь…
Игнат входит без стука и хмуро на меня смотрит.
— Всё ок?
— Вы разве не играете? — смотрю на него, и в темноте кажется, что это я сам.
Мы очень похожи. Те же волосы, черты лица. Один рост.
Я неплохо это всё использовал, а теперь становится тошно. Частично Игнат тоже участник истории, он тоже имел отношение к Вере, Валиковой и всей этой мути с кучей телефонов, и теперь ревность обращена даже к нему, к брату, который никаких видов ни на кого не имеет.
— Прервались ненадолго, чтобы налить вина и сделать закусок. Что с Верой?
— Ничего.
— До сих пор болеешь?
— А ты как думаешь?
Вопрос слишком резкий и брат… отстраняется, будто от удара.
— Прости, не собирался тебя нервировать. Спустись, как будешь готов, — и к своему ужасу вижу на губах Игната издевательскую полуулыбку.
Падаю на кровать и пялюсь в потолок несколько минут, прежде чем закрыть глаза и подумать. Трезво. Искренне задуматься, могу ли я всё это исправить без боли и сожалений.
Скорее нет, чем да.
Лучше мне с ней пока не встречаться.
Иначе я её точно придушу.
Два дурака
Вера
Он дико похож на Сашу. И оттого мне хочется иногда себе ущипнуть.
В первую секунду я даже не придала значения тому, что Игнат — просто копия Великого, он показался мне совсем другим из-за более классического стиля одежды и моей зацикленности на одном объекте.
Теперь, в неформальной обстановке, когда мы все пьём вино и болтаем, перемещая по полю города-деревни-дороги и торгуясь за ресурсы в игре, он кажется мне до ужаса знакомым.
Игнат старше, но совсем таким не выглядит. Его лицо более правильное и, пожалуй, если бы я первым встретила именно его — он бы мне не запомнился. Но кажется, будто эти двое не двоюродные, а вполне себе родные.
Саша больше не высовывается, и без него в комнате легче дышать, ровно до того момента, как не осознаю, что Игнат много улыбается Нике, а из-за схожести братьев мне начинает казаться, что это делает Саша.
Клиника!
Абсурд!
Мне хочется разорвать и Аполлонова, и этого. типа, на клочки.
— А вы чем занимаетесь? — спрашивает Ника, расплываясь в улыбке.
— Я шеф-повар, — отвечает Игнат и вся женская часть коллектива удивлённо на него смотрит.
— А мы думали. программист или вроде того.
— Я должен был им стать, но к счастью решил не заниматься тем, что не по мне. Теперь отец понял, что быть шефом не хуже, чем программистом!
— Сынок, давай признаем, что ты просто талантлив. Не каждый смог бы добиться таких успехов, верно?
— Да уж, папа в меня когда-то совсем не верил, а теперь преклоняется перед моими талантами, — смеётся Игнат. Смех кажется тоже до невозможности знакомый, я и в нём слышу Сашу. — Я видите ли, портил ему сковородки, пока учился!
— Да, дело как раз в сковородках! — Павел стучит сына по плечу, а я прикрываю глаза и хочу абстрагироваться, чтобы не видеть в полумраке лица Игната.
При таком освещении мне кажется, что я попала в параллельную вселенную, где меня терзают призраки прошлого.
— Верочка, что насчёт вас? — Павел разворачивается ко мне, и прежде чем бросить кубики, задаёт вопрос: — Чем вы увлечены?
— Кхм… — я не успеваю ответить:
— Вера — поэт! — Ника виснет на моём плече. Она перебрала вина. — Вера пишет зашибенские стихи, а я потом их пою! Да?
— Ну. почти, — приходится сделать вид, что меня не раздражают рассказы Ники о том, какая я волшебная и умная. Подруга любит продавать «мясо», даже не думая о том, кому и зачем. Дай этой даме возможность и она откроет брачное агентство, в котором одиноких не будет вообще!
— Да что вы? Может споёте нам? — Игнат касается Никиной руки и она тот же заливается краской. Дурной знак! теперь подруга из кожи вон вылезет, чтобы усилить эффект. — Ты играешь на фортепиано, Ника?
— Да-а! — она хлопает в ладоши и встаёт с дивана. — У вас есть фортепиано?
— Как ни странно — да. Продавалось вместе с домом, никто не захотел заниматься его вывозом.
— Ник, давай не будем? — прошу я, потому что знаю, какую песню выберет подруга.
— Да ладно тебе! Милая, не вредничай, — она целует меня в обе щеки и тащит с дивана.
Фортепиано искать не нужно, оно тут же, прямо по курсу, заваленное всякими штучками — пылесборниками.
Вот бы было расстроено!
Ника открывает крышку, подняв пылищу, и присвистывает. На клавишах беспорядочно раскиданы стикеры с подсказками, видимо в семье бывших хозяев был ребёнок, которого учили играть. Подруга пытается извлечь какие-то звуки и попутно подпевает, но не моё, аллилуйя. Голос у Ники волшебный и Игнат материализуется раньше, чем я успеваю о нём вспомнить. Ника гордо вскидывает подбородок и продолжает петь чуть громче.