Условия жизни

Сгущались сумерки, приближалось время ритуальных обрядов.

В центре весело горел огонь, освещая своим пламенем не только поляну, но и близлежащий лес. В это время Костик познакомился с последним обитателем острова. В начале Медведеву показалось, что это тень от дерева причудливо напоминающая человека. Но потом она начала двигаться с грациозностью животного и Костика охватил страх — «Туземец-людоед, сейчас он меня съест!». Паническое настроение Медведева успокоил шаман, он подошел к негру и взял у того шевелящийся мешок. «Значит, не такой он и дикий, раз шаман с ним разговаривает», Костик старался утихомирить бешено колотившееся сердце.

— Кто это? — спросил он у Ребеки.

— Лейтон, — толстуха перемешивала большой деревянной ложкой густое варево в медном чане.

— Он что туземец? — Медведев смотрел на сильное рельефное мускулистое тело Лейтона.

— Формально наш, но живет не в деревне, а где-то в лесу, а здесь появляется только когда захочет, — Ребека поддела со дна чана рис и, подув на ложку, попробовал, готово ли блюдо.

К костру подошел Джек и сел рядом с Костиком на бревно.

— Вашу Сесиль не поймешь, сначала сама дала, а теперь требует, что бы я ей заплатил!

— Это у нее уже в крови, — на вкус толстухи, рису не хватало остроты, и она добавила в чан несколько стручков перца. — Она же раньше в порту жила. А там для девки только одна работа — проститутка. Вот Сесиль по старой памяти с мужиков и тянет деньги.

— Так, где же я их на острове возьму, — в отличие от Костика, Джеку не выдали не то что пятидесяти франков, но и печати со справкой.

— Вот и я о том же, не прибыльный это бизнес, — закрыв чан крышкой, Ребека облизала ложку и запихнула ее за пояс юбки. — Гостиницу бы построить, как шаман мечтает, туристов запустить, вот тогда другое дело.

— Чего обсуждаем? — в разговор встрял Марсель.

— Да Сесиль с Джека деньги требует, — о том, что бы поделиться своими пятьюдесятью евро Костик как-то и не подумал.

— А, ты у нее уже отметился, — Марсель подмигнул здоровяку. — Не бери в голову, выловишь завтра ракушку, подаришь, она их страсть как любит, — при этом он обернулся посмотреть, не слышит ли его слова Гвинет. Убедившись, что все в порядке Марсель продолжил. — Только особо ни балуй, что бы не задавалась. За маленькую ракушку раз оприходовал, за большую два. Я думаю это разумные расценки.

— И шаман тоже платит? — сломав об колено сучковатую палку, Джек положил ее в костер.

— Нет, он уже давно не ныряет. Шаман ей каждый раз чего-то наколдовывает. Я у Сесиль спрашивал, какой прок от этих заклинаний, а она только хихикает. Дура одним словом! — Марсель потянулся к крышке чана.

— Самый умный в племени нашелся? — Ребека не больно шлепнула Марселя по руке ложкой. — Не высовывайся!

— Долго еще ждать? Наверное, похлебка уже готова, — Марселю не терпелось поскорее наесться.

— Шаман еще жертву не принес, а тебе уже жрать! — чтобы убавить пламя толстуха принялась разгребать угли в стороны от костра.

К обряду шаман готовился долго и тщательно. Для начала он разукрасил лицо и тело вперемешку желтой и красной красками, затем водрузил на голову корону из перьев, как у Тусегальпо, а закончил перевоплощение, прицепив сзади к тростниковой юбке, хвост из водорослей.

— Я думал, он и крылья наденет, — в ритуальных вопросах Костик был полным профаном. Он не помнил, что бы когда-то ходил в Камнегорске в церковь. Хотя в памяти всплывал один мутный момент, как они с Вероникой со свечками стояли перед образами, а где-то за ними пел церковный хор.

— Всему свое время, — по случаю праздника Сесиль оделась по скромному. Вместо черного лифчика на ней была сетчатая кофта, сквозь ячейки которой пробивались острые соски, а красную юбку заменил кусок ткани, обмотанный вокруг бедер. — В начале он выступает в роли первородного змея, а уже потом перерождается в человека птицу.

Таким кратким либретто Медведев был вполне удовлетворен.

Перед тем как пустится в пляс, шаман растолок камнем в кокосовой скорлупе несколько порошков, высыпал их в миску с дымящейся жидкостью, перемешал содержимое рукой, пошептал над зельем магических заклинаний, сбрызнул каплями снадобья: землю, растительность и небо, а затем выпил добрую половину напитка. После чего шаман упал навзничь и стал, корчась кататься по земле.

— Уже пора, — Марсель встал с бревна и пошел к себе в хижину.

Скоро он вернулся с большим обтянутым красной кожей барабаном, бока которого покрывал зеленый растительный орнамент. Сев спиной к костру и зажав барабан коленями, Марсель принялся отбивать неторопливый ритм.

Перестав извиваться и корчиться, шаман замер и вот из него полилась песня на непонятном языке.

— Какой у шамана голос стал странный — низкий гортанный прямо не человеческий, — заметил Джек, до того абсолютно не проявлявший интереса к каким-то там ритуалам.

— Тихо черти, — Ребека приложила деревянную ложку к губам, — первородный змей просыпается!

«И она туда же» — Костик записал про себя толстуху в слабовольную сектантку.

Постепенно Марсель наращивал темп «мелодии», лупя по барабану все отчаяннее и отчаяннее.

Шаман сел на колени. Мотая головой, он водил по сторонам руками. Зрачки его глаз закалились, так что шаман смотрел на окружающих одними белками. С пронзительным утробным криком он одним прыжком вскочил на ноги и пустился в пляс вдоль хижин по кругу. Просто не верилось, что это один и тот же человек, что еще два часа назад не мог самостоятельно забраться на причал. Сейчас же казалось, что он может даже взлететь. В вихре кружения шаман подобрал с земли миску с зельем и стал поочередно предлагать испить из нее всем присутствующим. Первым, с нескрываемой радостью к напитку приложился Лейтон и будь его воля, он бы выпил все до дна, но шаман не дал такой возможности, передав миску Гвинет. Та скромно пригубила зелье, после чего стала покачивать бедрами в такт барабану.

— Что это за напиток? — потравленный за годы лечения в психушке всевозможными транквилизаторами, Костик не собирался и на свободе измываться над своим телом.

— Молоко пробуждения! — с благоговейным трепетом ответила Ребека.

— Предложили бы мне водки — другое дело, а это я пить не буду, — толстуха Медведева не убедила.

— Ты что, Тусегальпо обидится! — от такого наплевательства к традициям острова Изабель, Ребека чуть не поперхнулась.

— Далась вам эта ящераподобная птица, — Костика поддержал Джек. — Без нее может и спокойнее будет.

— Многие до вас так же думали. Только где они сейчас? Нет! Все кончились! Тусегальпо лучше не гневить, — продолжала наставлять еретиков на путь истинный Ребека.

Пока Костик с Джеком припирались пить или не пить, миска с зельем дошла до Сесиль, а после и до Марселя, которого шаман напоил из своих рук, дабы барабан не умолкал ни на секунду.

Джек, заявивший последнее и решительное «Нет!», получив подзатыльник от Ребеки, согласился таки отведать «молока пробуждения».

Лишившийся поддержки со стороны здоровяка Медведев тоже сдался.

— Хорошо, я уважу вашу традицию. Пусть Тусегальпо будет доволен, — Костик повернулся вместе с чашей к деревянному изваянию. — Всех тебе благ, — и сделал осторожный глоток, действительно похожей на молоко сладковатой жидкости. «Мм, не такая уж и гадость!», сделал вывод Медведев после второго глотка. «А что-то в ней есть!», заключил он, вытирая рот после третьего глотка.

— Пусть моя душа улетит вместе с тобой! — высказала пожелание Тусегальпо Ребека и вкусила «молока пробуждения».

Допив остатки зелья после толстухи, шаман, закапал в песке, пустую миску. Затем он принялся с песнями пританцовывать на месте «схрона». К пляске присоединилась Гвинет, а за ней и Лейтон. Троица согласованно разыгрывала целый спектакль. Шаман в образе Первородного змея, показывал, как он выбирается из моря на сушу, которую сам и создал. Гвинет, перевоплотившаяся в колышущееся Древо жизни, поднимала на своих ветвях небесный свод. Лейтон же олицетворяя дикую и не обузданную Стихию, наполнял мир ветрами, дождями, громовыми раскатами и молниями. По мере развития сюжета к танцующим примкнули Сесиль и Ребека. Им достались роли: Утренней зари и Лунного света. Даже большой и тяжелый Джек не усидел на месте — пылающим Огнем он ворвался в круг. Один Костик оставался сторонним наблюдателем, Марсель был не в счет, так как давно стал единым целым со своим барабаном и ритмом. В казалось бы, полном хаосе танца Медведев угадывал каждое движение, каждый нюанс истории. Так, погружаясь в нее мысленно, он не заметил, как оказался в центре пляшущего хоровода. И уже руки и ноги Костика сами отбивали такт, а голос подпевал незнакомую и одновременно родную песню.