Ратанга

— Очень уж вы милосердные! Никак не отучишь…

— Будь моя воля, я бы тебя от многого отучил, — процедил Харен.

— Люблю прямых людей!

— Хватит! — отрезал Вентнор. — Заносите ее в дом.

Боско покачал головой:

— Сбежит.

— Конечно, сбегу! — откликнулась пленница радостно. Вентнор сгреб ее в охапку и унес в хижину. Остальные пошли за ним, кроме меня и Боларда. Болард стоял, не шевелясь, глядя куда-то в заросли.

Я коснулась его руки:

— Болард, пойдем.

Он не дрогнул, только сказал тихо, через силу:

— Ты… слишком похожа… Уйди. Прошу тебя, уйди…

Я медлила. Мне было страшно жаль его. И ту — тоже. Никогда бы не подумала, что можно одновременно жалеть преступника и жертву.

Из хижины вышел Боско:

— Иди.

— А ты?

— Я сторожить буду.

Болард равнодушно кивнул и ушел. Боско уставился на меня:

— Ты чего смотришь? Спать пора…

И тогда я не выдержала:

— Ой, мерзко все это!

— Что именно? — вкрадчиво поинтересовался он.

— Гнаться за человеком. Хватать его. Связывать. Вы… как охотничьи псы за добычей… Мерзко.

Боско засмеялся. В темноте ровной полоской заблестели его зубы.

— Ка-акой благородный гнев! — пренебрежительно протянул он. — Какая чистота и святость! А тебя не смущает то, что ты могла оказаться на ее месте?

— Конечно, могла, — сказала я. — Вы ведь и за мной охотились. Играли… разведчики.

— Разведчиков ты не трожь, — процедил он с яростью. — Ты ведь не хоронила убитых по ее милости. Тебе Ратанга чужая.

Конечно, чужая. И Ратанга, и ее Хранительница. Навела на след, отдала на смерть человека — хоть какого, но человека. Пропадите вы все пропадом!

Это я только подумала, а говорить ему не стала. Не потому, что побоялась, просто поняла, что бесполезно. Обошла его, как дерево, и вошла в хижину.

Пламя в очаге догорало. Возле очага на охапке лапника спала Странница, укрытая плащом Вентнора. Маску она сняла. Вентнор устроился ближе к двери, возле него — Харен и Болард. Харен даже во сне крепко держал брата за руку. Пленницу положили в дальнем углу. Она не спала. Широко раскрытыми глазами смотрела на мерцающий огонь. И даже не пошевелилась, когда я вошла. На лапнике было еще место, лежал чей-то брошенный плащ, но я не пошла туда, а легла на пороге, обхватив себя руками, чтобы теплее было. Ну, вот и день прошел. Так хорошо начинался, и такое в конце… Из-под двери тянуло холодом. Слышны были тяжелые шаги Боско: никак не угомонится, проклятый. Кто-то застонал сквозь сон. Кажется, Харен. Или Болард? А, все равно… Спать…

Я проснулась от холода и какого-то шороха. Очаг давно угас. Шорох доносился оттуда. Потом я различила громкий и внятный шепот:

— Нашла время милосердие проявлять! Спать мешаешь.

— Ты же все равно не спишь. А я не могу разговаривать со связанной.

— Подумаешь! А, леший с тобой…

Шорох стал тише, потом что-то шевельнулось в темноте.

— Руки болят, уй! Хороши ратангцы, нечего сказать, на женщину нападают.

— А если женщина этого заслуживает?

— Тогда зачем спасала? Убили бы, тебе что за печаль?

Вот это кто!.. Меня будто обожгло. Не шевелясь, не смея выпрямить затекшую руку, я прислушивалась к шепоту. А он то затихал, то становился громче:

— … жалеешь, да? Смешно!

— А тебе никого не жаль?

— Нет!

— И Боларда?

— Мальчишку-то? Сам виноват — не влюбляйся в кого попало.

"Как ты смеешь?!" — хотелось мне крикнуть, но я лежала, стискивая кулаки, и слушала дальше.

— Напрасно развязала, напрасно! Я ведь и убить могу.

Я застыла. Вскочить? Закричать? Сейчас… Но что-то удерживало меня. А шепот все звучал:

— Что ж не убиваешь?

— А, неинтересно! И не люблю я убивать.

— А те, кто из-за тебя погиб?

— Так ведь я не сама. В бою убивала, да, но там же другое.

— Хорошо тебе платили за них?

— Еще заплатят! Когда на Север выберусь.

— Что же до сих пор не выбралась?

— Тревогу пережидала. Приди вы на час позже — не застали бы. Ах, промахнулась я…

— Жалеешь?

— Еще как!

Я почувствовала, как во мне растет отвращение. Так легко, снисходительно, с презрением к другим говорила она о собственной подлости…

— Ты не промахнулась.

— Как?!

— Вот. По кости скользнуло.

"Что она говорит?.." — я похолодела от ужаса. И никто ничего не заметил?..

— Ну, утешила. Но все равно — промах. Жива осталась, Хранительница… Откуда только взялась на мою голову?

— С Побережья.

— А-а, слыхала. Не была там. Вот вырвусь — побываю непременно.

— Не побываешь. Там не терпят таких. Пустых и злых.

— Ого! Все равно проберусь.

Хоть что-то ее задело. Какая странная. И страшная. Зачем только Странница говорит с ней? Вначале привела воинов, чтобы схватили, теперь… А если кто-нибудь проснется, услышит? Что он подумает?

— Что, красиво там, на Побережье?

— Очень.

— Обязательно посмотрю! Люблю красоту.

Я услышала тихий смех Странницы.

— А еще что любишь?

— Играть люблю. Всю жизнь играла. В Ратанге — вот где игра была! Три года без передышки — в честного воина и доброго друга. Вышло, а?

— Вышло…

Голос Странницы будто надломился.

— Эй, ты что? — вполголоса вскрикнула пленница, и я услышала тяжелый шорох оседающего тела.

— Эй, что с тобой? Этого мне только и не хватало! Очнись, Хранительница!

Я подскочила, готовая броситься на помощь, но тут Странница слабо проговорила:

— Зачем ты… какие у тебя руки ласковые… не надо, лучше разбуди кого-нибудь.

— Вот еще!

— Пожалела?

— Нет, в сиделку играю. Играть я люблю, забыла? Что ты лицо прикрываешь?

— Рассвет уже скоро, — глухо прошептала Странница. — Увидишь.

— Ну так одень маску, если стесняешься.

В самом деле, уже светало. Мне стало видно, что голова Странницы лежит у нее на коленях.

— А что, — сказала пленница вполголоса, — может, и вышла бы из меня сиделка получше этой девчонки. Не пойму, зачем вы ее с собой прихватили.

— А ты присмотрись к ней утром, — улыбнулась Странница. Я боялась шевельнуться — мне ужасно хотелось услышать, что они скажут обо мне. Мне уже столько всякого наговорили в глаза…

— Я к ней вчера еще пригляделась. Болард за ее плечом прятался. Что, похожа она на меня?

— Так похожа, что ее едва вместо тебя не убили.

— Надо же! — она коротко рассмеялась. — Еще одной навредила нехотя. Ну что ж, будет утешать Боларда, когда меня казнят.

Меня передернуло. А Странница молча поднялась, надела маску и наклонилась к очагу, чтобы разворошить угли. Пленница смотрела на нее. Потом спокойно сказала:

— Свяжи меня снова. А то благородных воинов утром хватит удар.

— Не буду я тебя связывать, — отозвалась Странница, подкладывая веточки в разгорающийся огонь. — Не умею.

Пленница засмеялась:

— Как хочешь. Тогда я спать буду. Надоели мне ночные разговоры.

Она легла и умолкла. Легла и я. Вспыхнул огонь в очаге, озарив розовым светом склоненную Странницу, и это было последнее, что я видела, засыпая.

Мне показалось, что спала я долго, но на деле, видно, прошел всего час с небольшим. Все уже были на ногах, Харен, ворча что-то, разглядывал ремни и недоумевал, как они могли развязаться. Пленница усмехалась, но не объясняла. Молчала и Странница, сидя у очага. Вентнор, застегивая пояс с мечом, смотрел на нее с тревогой. Боско потягивался, потирая исцарапанную щеку. Боларда не было, должно быть, его послали седлать коней.

Харен выпрямился, окликнул Боско:

— Помоги-ка мне. Надо связать ее так, чтобы до Ратанги не развязалась.

— С охотой, — отозвался Боско, подходя к ним. — Ну-ка, благородная дама, протяни свои ручки…

— Постойте, — сказала Странница. — Ее надо переодеть.

— Зачем? — удивился Боско, а пленница вдруг вскочила, но Харен схватил ее за плечи:

— Стой!

— Пусть Эгле обменяется с ней одеждой.

Пленница смотрела на нее с ненавистью.