Ратанга

Вентнор поднес баклажку к моим губам, поддержал жесткой ладонью голову:

— Пей.

С трудом я сглотнула воду, и меня замутило еще сильнее.

— Еще, — не отставал он.

Я мотнула головой, не решаясь раскрыть рта, чтобы тошнота не вырвалась наружу. Тогда Вентнор отставил баклагу и рывком поднял меня на ноги. И так держал, пока я не почувствовала, что могу твердо стоять на земле. Тогда я оттолкнула разведчика и, пошатываясь, пошла к краю поляны. Не хватало еще, чтобы он увидел, как меня вырвет…

Возвращаясь, я увидела, что хижина все еще горит, хоть от нее остался один остов. Ветер, к счастью, относил гарь в сторону. При взгляде на хижину меня вновь замутило, но это быстро прошло. Внутри стало легко и пусто, только надсадно болело горло.

— Ну что? — спросил Вентнор, когда я подошла к нему.

— Пить хочу. И умыться бы.

Он потянулся к баклажке, но я отказалась:

— Здесь ручей поблизости…

— Ручей я запечатал, — резко сказал Вентнор. — Пить из него нельзя.

— Морна, — произнесла я впервые неведомое и грозное слово.

— Монна, — повторил он. — Здесь нельзя оставаться. Идти сможешь?

— Н-наверно.

— Тогда пойдем.

— Куда?

— Назад, — Вентнор усмехнулся, и только тут я вспомнила, кто он такой.

— Не пойду.

— Пойдешь, — сказал он уверенно. — Куда ты денешься? Прежде, чем убегать, научилась бы в лесу скрываться. Я за тобой сюда по следу пришел, как по ниточке. Как ты только высвободилась, интересно?

— Перегрызла веревку, — сквозь зубы ответила я.

— Ножом? — разведчик откровенно рассмеялся. — Ладно. Пошли.

— Нет! — крикнула я, отступая. — Не хочу! Сколько можно твердить, что это ошибка?!

— Возможно, — хмуро процедил Вентнор. — Что же, силу применить? Я тебя покрепче, пожалуй.

— Ты зачем меня из хижины вытащил? — с горечью спросила я. — Оставил бы гореть.

— Нет, — ответил он, — ты нам живой нужна. Кто бы ты ни была. Ну, идешь? — И добавил пренебрежительно: — Все равно тебе в лесу не выжить.

Может быть, он и был прав, но не могла же я идти к нему в руки покорно, как ручная зверюшка! И когда воин шагнул ко мне, я побежала прочь.

Я немного пробежала, конечно. Попробуйте убегать по скользкой траве, по скрытым корням и ямам, да еще когда слабеют ноги и кружится голова. Выворотень подставил мне черную лапу, и я упала, а когда поднялась, Вентнор невозмутимо стоял рядом.

Не говоря ни слова, он крепко взял меня повыше локтя и повел, вернее, потащил за собой, потому что я все-таки сопротивлялась, как смешно это ни выглядело. Я хваталась за ветки, обрывая листья, и цеплялась ногами за каждую выбоину в земле. Наконец мне удалось вырваться, и я села на траву, вцепившись обеими руками в куст лестовника — пусть вырывает с корнем, если сумеет! Вентнор покачал головой, как над неразумным ребенком, и спокойно сказал:

— Не упрямься.

— Не хочу никуда идти, ясно?! — выкрикнула я.

— Может быть, ты и права, да только ничего не поделаешь. Если через пять дней мы не вернемся и не привезем тебя, Боларда казнят.

— А если привезете, казнят меня. Спасибо!

— Ты сама ведь говоришь, что мы ошиблись.

— Говорю, да только никто мне не верит! А я не хочу умирать за других Я не мученица.

Вентнор вздохнул и сел рядом.

— Послушай! Зачем ты сидела в этой хижине? Ты ведь знала, что мы тебя ищем.

— Знала.

— И это же морна…

— Этого я не знала.

— Все равно — день и ночь с умирающим. Зачем?

— Отстань.

— С человеком, которого ты не знала и не узнаешь никогда…

— Боларда я тоже не знаю.

— Да? — он пристально взглянул на меня. — Ладно, пусть. Зато мы его знаем. И не только Харен готов ради него на все. Мы тоже.

— Я ни в чем не виновата.

— Иди с нами и докажи это.

Я хотела засмеяться, но не вышло:

— Доказать? Я даже вам ничего доказать не сумела. Разве что если она сама явится.

— Не думаю, — тихо сказал Вентнор. — Если она бросила на смерть Боларда…

— Спасибо за утешение.

— Просто хочу быть с тобой откровенным.

Он замолк, а я подумала, что впервые в своей речи он отделил ту, неизвестную, от меня. И это уже хорошо. А, может быть, это он помог мне? Тогда — почему молчит об этом? Спросить? Но это мог быть и кто-то из тех двоих — холодный насмешник Боско или яростный Харен — и я могу подвести его. И я промолчала.

— Все, — сказал Вентнор, — пора.

Он встал, поднял меня:

— Пойдем. Надо сообщить Харену и Боско, что случилось. Надеюсь. ты понимаешь, что никто не должен к нам ни подходить, ни прикасаться.

— Понимаю.

— Ладно. Тогда идем.

На этот раз я не стала упорствовать. К чему? Он прав, деваться мне некуда. А потом… может быть, мне помогут еще раз?

Боско вынырнул перед нами на тропинке так неожиданно, что. по-моему, даже Вентнор удивился.

— Недалеко ушла, — ухмыльнулся он.

— Не подходи, — резко предостерег Вентнор.

Боско застыл, усмешка его стала слегка кривой:

— Право неприкосновенности?

— Нет. Я нашел ее в хижине больного морной.

Боско невольно шагнул вперед, странная гримаса исказила его лицо.

— Не подходи, — повторил Вентнор. — Через три дня будет ясно. заразились мы или нет.

— А-а… хижина?

— Я ее сжег.

— Так, — Боско кивнул. Лицо его постепенно стало прежним. — Ну что ж, пожалуйте в возок, благородные господа, — он легко поклонился.

— Не жалко возка?

— Для таких смельчаков? Ничуть. Пойду вперед. Надо предупредить Харена.

Боско с силой захлопнул за нами дверцу, и время как будто вернулось вспять на полтора дня. Сейчас, правда, меня не связали, но Вентнор, сидевший рядом, был так же угрюм и отчужден, и опасность впереди была все та же. Только сейчас появилась еще одна — неведомая мне морна.

В окошке мелькнула широкая вода, заплескалась о колеса, рвануло свежим ветром — и снова пошел лес. Солнце, судя по всему, стояло уже высоко, но в возке был полумрак. Сильно трясло. Я вдруг почему-то вспомнила, что у нас на двоих неполная баклага, и у меня тут же пересохло в горле. Просить у Вентнора не хотелось. Он сидел, погруженный в свои мысли, даже глаза прикрыл — словом ему до меня не было никакого дела. Ну конечно — он ведь уже заставил меня поступить по-своему, теперь я никуда не убегу. Я попробовала тоже закрыть глаза, задремать — ничего не вышло. Хотелось пить. Но я молчала.

Вентнор зашевелился, вздохнул, и я почувствовала, что в руку ткнулось холодное. Это была баклажка.

— Пей, — сказал разведчик. — Дорога дальняя.

Мысли прочел, что ли? Я сделала три глотка, едва удерживаясь, чтобы не выпить все. Вентнор пить не стал, заткнул горлышко и повесил баклажку на пояс. Я вдруг испугалась, что он снова задремлет, и поспешно спросила первое, что пришло в голову:

— Вентнор, а что такое морна?

Вентнор потемнел:

— Если и впрямь этого не знаешь… Морна — это поветрие. Ничем от него не спастись. Если морна человека зацепит — умирает через два дня. Как — ты сама видела.

— Значит… и мы?

— Ну, не знаю, — он пожал плечами. — За три дня будет видно. Если через три дня не заболеем — все в порядке.

Мне только сейчас стало по-настоящему жутко. Я же провела ночь в той хижине, возилась с больным. Что же теперь — все? А Вентнор продолжал:

— В последний раз морна пришла с гор. Потому и назвали — Поветрие Скал. Мне тогда пятнадцать было, жил в поселке Синяя Мята. Ничего от поселка не осталось, одни пепелища. Вот так же сжигали хижины… — у него дернулась щека, — вместе с живыми еще сжигали.

— Как же так?!

— Морна, — повторил он в который раз проклятое слово. Потом обхватил голову руками и замолк. Я уже думала, что не услышу больше ни слова, но тут Вентнор поднял голову и уже спокойно сказал:

— Я тогда остался один. Воины из Ратанги подобрали меня. С тех пор я там.

— Ратанга? — ухватилась я за новое слово, втайне опасаясь, что оно окажется чем-то страшным. — Что это?