Страница 2 из 3
- Да чтоб вы сдохли все, - в бессильной злобе простонал он.
- Зачем так говоришь? - посерьезнел усатый, - мы же не волки степные, чтоб все стадо резать. Нам и тут люди нужны. Ты, воин, нам помоги, мы тебе поможем.
- Чего хотите-то? - зыркнув исподлобья, буркнул Вышеус.
- Ты обратно в крепость ходи, - хитро прищурился ушун, - а ночью нам ворота отрывай и условный знак подавай. Мы женщин детей не трогать и тех, кто оружие бросать - мы тоже не трогать. Мы не звери. Зачем нам пустая земля, какой от нее доход?
- Обманешь ведь, - скривился Вышеус.
- Я тебе водой поклянусь, хочешь? Травой поклянусь, небом! - ушун вдруг гортанно крикнул что-то на своём языке.
В шатер заскочили двое и перерезали путы у Вышеуса на руках.
- Ты ешь, ешь, - усатый кивнул на мясо, - у тебя дети, жена есть?
- Ну, - все еще не веря, ответил Вышеус и, взяв кусок, тут же сунул себе в рот. Пока узкоглазый не передумал.
- Мы тебе хлеб давать, лепешки, неси детям, жене неси, жену муж кормить должен. У нас такой закон. Видишь - я не обманывать. Ты... только ворота открой, а? Нам что? День другой - сами войдем. А так - себя сбережёшь, друзей, деток. А нэт, - ушун провёл ладонью по горлу и почти шёпотом докончил, - всех порешим. Никого жалеть не будем. Понял, да?
К рассвету Вышеус был уже возле стен, за пазухой грели тело еще теплые лепешки. За спиной в котомке полно было ломанных стрел. Все честь по чести, будто всю ночь собирал. Голова шумела более от мыслей, нежели от прошлого удара.
Домой Вышеус пришёл, когда рассвет едва окрасил зарёю небо. Тихо постучал, дверь отворила заспанная, ещё простоволосая, Заренка.
- Ну, наконец-то. Хоть передохни чуток. А то опять на стену, против ворогов биться... Ну когда же всё это кончится? - скорее уже по привычке простонала она, увидев Вышеуса. Ночные дежурства давно стали обыденностью, а сил оставалось всё меньше.
- Скоро, скоро кончится, - кивнул тот, думая, что, пожалуй, теперь даже не кривит душою. Разговор с ушуном вселил смутную надежду, что ему удастся спасти семью от неминуемой гибели, - Как Радодневка?
- Вроде затихла к утру, не мечется, как давеча.
- Всё бы так. На, держи, - Вышеус протянул жене уже остывший ушунский хлеб.
- Это что? Откуда? - вскинула та свой взгляд, словно пытаясь заглянуть Вышеусу прямо в душу ясными глазами.
Вышеус отвёл взор. Говорить правду не хотелось. Было немного стыдно за свою слабость, да и как объяснить ей, что ради неё же и детей он и пошёл на такое. Как сказать?
- Откуда, откуда. Дали вот. Вы ешьте... Только никому не слова. Сама знаешь, за стеной много чего... найти можно.
Заренка кивнула, хотя и продолжала смотреть немигающим взглядом на мужа, никогда не умевшего говорить неправду. То, что дружинники приносили из ночных рейдов не только ломаные стрелы, но и ещё кое-что, давно не было ни для кого секретом. С трупов снимали перстни, выворачивали карманы, порою не брезговали даже сапогами поверженных врагов. Начальство на это смотрело сквозь пальцы. Многие выменивали потом найденное у цепкого Сбитня на зерно, но Заренка ещё летом наказала мужу, не опускаться до мародёрства и тот до сих пор оправдывал её доверие. Но ведь тут не треклятое вражеское барахло, а хлеб. Не свой, ушунский, но всё же. Хлеб, который рука не поднимется выбросить, когда дети голодны.
Наконец, женщина взяла краюхи дрожащими руками и, вдруг, не сдерживая себя, прижалась к мужу ещё тёплым, после ночи, телом.
- Ту уж сторожко там, а?
- Да уж как-нибудь. А вы дома сидите ныне. Мало ли...Жарко обещается оно.
Вышеус отстранил жену и вышел. Язык так и не повернулся сказать всё. Да и как можно? Не хотелось, чтобы она думала о нём, как о предателе. Вот спасёт он их, а там - разберёмся. Там видно будет, кто принимает верное решение среди этой свистопляски смерти.
До ночи Вышеус промаялся кое-как. Хоть и мог поспать после ночной вылазки, но сон не шел. Голова гудела от мыслей, что твой весенний рой в поисках матки. Как отворить ворота, не убивая сторожей, Вышеус придумал еще по пути обратно. Не раз бегал к знахарке за сонным отваром для Радодневки. Оставшееся с прошлого раза зелье, Вышеус влил в корчагу с квасом и припрятал ее возле стены. Кто усмотрит злой умысел в том, что решил угостить старых знакомых стоящих в карауле? Но как пойти на такое? А ну, обманет ушун? Но тут же одергивал сам себя, - ну не звери же! Должны понимать. К вечеру Вышеус и вовсе извелся. И было уж решил плюнуть на все да идти излить душу десятнику, когда увидел Ставра с пустыми глазами, бредущего будто на ощупь, ведомого под руку могучим другом Бером.
- Что случилось? - окликнул он их.
Ставр даже головы не повернул.
- Сын у него, - скороговоркой буркнул Бер, - и жена, с голоду... в общем отмаялись сердешные.
Дождавшись вечерней смены, Вышеус двинул к воротам.
- По здорову вам, - приветствовал он дюжего Корю и юркого Ушью. - Кваску вот Заренка моя вам передает. Не чужие чай, соседи. Охолонили мы ворога, ноне даже на стены не лезь, пообломал зубы-то, - Вышеус никак не мог остановить словесный понос. Внутри все тряслось и обрывалось. - Даст бог отстоимся, а там князь подойдет, и погоним ворога поганого. Стражники поочередно надолго приложились к корчаге, улыбались и согласно кивали. Забрав пустую корчагу, Вышеус отошел в сторону и повалился на траву. Сердце бешено колотилось: - А ну как не подействует отвар? Тогда что? Засапожником их? Это своих-то?! Поднимется рука? Однако и часа не прошло, от ворот донесся дружный храп. Измотанные голодом и сражением стражники спали как убитые.
Вышеус с трудом откинул засовы, выкрутил ворот и немного отворил ворота, со стороны, в темноте, особо и не увидишь, что раскрыты. Он шмыгнул наружу, тут же припал к земле, как бы со стен не заметили. Отполз подальше и, как было уговорено, трижды прокричал совой. Издалека, заливистым лаем, тут же отозвалась степная лисица - сигнал был услышан. Не помня себя, Вышеус направился в крепость...
То, что случилось дальше, Вышеус видел, как сквозь пелену. В висках стучало так, будто молодой коваль лупит по заготовке, правя её на меч. Ушуны выскочили, казалось, прямо из трупов, что валялись под стеной. Вроде как лежали покойники и - раз, мало того, что на ноги поднялись, так ещё и просочились в створы ворот.
- Тревога! - закричал было молодой, ещё безусый, парнишка, бывший ближе всех, но захрипел и осел, проткнутый ушунской пикой.
Узкоглазые кочевники один за другим проникали на территорию крепости, измазанные кровью, в лохмотьях, крича что-то на своём тарабарском языке и быстро ныряли в узкие улочки. То тут, то там раздавались крики, женский визг. Казалось, что на латников на стенах нападающие даже внимания не обращают, так, играются, как ленивый кот с пойманной им птахой с перебитым крылом.