Страница 19 из 20
– Привет, Алевтиночка Михайловна! Не разбудила? Я тут только из гостей вернулась, дай, думаю, позвоню подруге. Поболтать что-то захотелось!
В телефоне что-то забулькало, и связь прервалась. «Блин! Звонок сорвался! Второй раз звонить неудобно, – расстроенная интриганка отложила мобильник в сторону, – облом, как говорит Лука Владимирович!». Она не успела закончить мысль, как трубка лихорадочно завибрировала.
– Алё! – Топчилина чуть не выронила телефон из вспотевшей ладони. – Я говорю, вот, поболтать с тобой решила…
– Правильно, что позвонила, – «подруга» в нетерпении перебила коллегу, – тут такое творится! Про пожар в Академгородке ты, наверное, уже знаешь? Там Анфискин коттедж загорелся. Некоторые отмороженные болтают, что шеф его сам от злости поджёг. Но ты не верь! Мне Остерман сейчас звонил, только, что… Говорит, что Савелий лично семерых человек из огня вынес и ещё из шланга пламя сбивал! Как настоящий спасатель из сериала. Генрих Иванович повёз Глинкова домой к Селиванову интервью брать, чтобы к понедельнику в «ОВ» статья во весь разворот была готова. Меня попросил название придумать. Как ты думаешь, «Герой нашего города» нормально будет?
Анастасию Максимовну охватило радостное предчувствие удачи, теперь надо было поскорее отделаться от ставшего бесполезным «агента»:
– Классное название! Почти как «Вишнёвый сад» у Достоевского! – Топчилина понимала, что запуталась в авторстве классиков и несёт откровенную ахинею, но ей нужен был повод, чтобы без последствий для себя отделаться от «актрисы». – Не сомневайся, я уверена, что Генрих Иванович будет в восторге.
– Правда? Мне тоже так кажется! – Алевтина даже взвизгнула от удовольствия. – А ты уверена, что «Вишнёвый сад» Достоевский написал? Я, правда, не совсем уверена, но, кажется, что это чеховский спектакль. Я в нем одну из трёх сестёр играла. Ту, которая Чайкой в финале оказалась…
– Слушай, Алевтиночка Михайловна! Ко мне тут с ответным визитом должны прийти знакомые. – Топчилина говорила очень спокойно, как говорят люди, привыкшие встречать гостей. – У меня пирог вишнёвый в духовке поспевает. Боюсь, подгорит… Я тебе позже перезвоню. Ладно?
Торопливо выключив телефон, чтобы подруга случайно не напросилась в гости, Анастасия снова вышла на балкон и, закурив сигарету, сказала вслух:
– Сидите, курицы? Ну-ну! Сидите, сидите… на своих насестах! Тут, такая бомба! И, самое главное, я знаю, что с этой «бомбой» делать! Всё очень просто…
Женщина затушила недокуренную сигарету и, вернувшись в комнату, снова взяла в руки мобильный телефон.
Глава двенадцатая. Короткая. Сестра Бастинда
– Вот сучка! – Алевтина Михайловна с гневом, достойным сцены, отложила телефон. – Могла что-нибудь правдоподобное придумать, а то – гости! Да кто к тебе в гости в субботу-то придёт? Такие же амёбы одноклеточные. Чего звонила-то? Какой у этой медузы интерес? Шмыгает по мэрии, как мышь серая… тля беспозвоночная!
Наградив недавнюю собеседницу столь яркими эпитетами, Курдюкова успокоилась и налила в бокал немного красного вина: «Интересно, когда муженёк с рыбалки вернётся? – пригубив глоток Alma Valley (она предпочитает отечественные брэнды). – Отпросился до утра, а уже полдень… Скотина! Ну да ладно… толку с него… всё равно приедет и спать завалится! Чего же всё-таки Настька хотела? Может и правда, просто поболтать? Что-то здесь не так! Никогда она не интересовалась пьесами. А название ей понравилось. Наверное, и в самом деле хорошо получилось: «Герой нашего города»! Как пьеса Достоевского. Кстати, надо будет в инете посмотреть, кто «Вишнёвый сад» написал. Жаль, что Чехова никогда не играла. Да и Достоевского тоже не приходилось».
Мадам Курдюкова подлила в бокал вина: «Нет, неспроста мышь белая звонила! Может, тоже на Немца работает? Скорее всего, Генрих сказал ей проверить, как я отреагирую на звонок, и проболтаюсь ли?». От последней мысли актрисе стало не по себе: «Блин! А я-то, овца, наболтала ей невесть что! Слабину дала, – Алевтина отставила пустой бокал, – надо срочно Генриху Ивановичу позвонить. Может, получится загладить прокол?». Настроение обрело тёмные тона, и на душе стало пусто и страшно. С Остерманом шутки всегда плохи! Преодолев острое желание самой превратиться в маленькую серенькую мышку, Алевтина Михайловна взяла телефон и, отыскав имя нужного абонента, нажала кнопку вызова.
Остерман отозвался мгновенно, после первого гудка, как будто постоянно держал аппарат около уха.
– Рад вас услышать, Алевтина Михайловна!
Курдюкова проглотила внезапный ком в горле: «Как же, «рад»! Сейчас издеваться начнёт!». Говорить очень не хотелось, но деваться было не куда. Сама ведь позвонила.
– И я безумно рада! – ответила любезностью на любезность актриса. – Я бы вас не стала беспокоить, но тут такое дело: мне только что звонила Топчилина, выспрашивала про вас и Савелия Сергеевича. Я, конечно, ничего ей не сказала, но поняла, что Настя знает про интервью.
– Анастасия Максимовна? Что за ерунда? Ей-то это зачем? – казалось, что Генрих Иванович не обеспокоен, но сильно озабочен.
Алевтина решила подлить масла в огонь, уж очень ей захотелось позлить своего начальника:
– Я сама не знаю, но как-то странно… Особенно про интервью!
Остерман был умён, образован и искушён в подковёрных играх, но, если бы мадам Курдюкова не перегнула палку своей последней репликой, то и Генрих Иванович, пожалуй, принял её информацию за чистую монету. Актриса сама виновата… Расплата последовала незамедлительно:
– Ты, курица драная! Про интервью с Селивановым знала только ты одна! Я позвонил только тебе… Никто знать не мог! И ещё – вы, Алевтина Михайловна, сделали то, о чём я просил вас в письме?! Конверт хоть распечатали?
Курдюкова буквально рухнула на диван. Страх железною рукою сдавил её горло. Она абсолютно забыла про конверт! Выпитый накануне коньяк не только снял с души напряжение, но и лишил её памяти. Врать было очень опасно, но Алевтина была настоящей женщиной:
– Генрих Иванович! Следите за словами! Вы сами мне срок не назначили, вот я и решила заняться поручением с утра, в понедельник! И Настя всё знала! Вы уж там сами между собой разбирайтесь, – актриса тут же выключила трубку, но не от обиды за поруганную честь, а от страха продолжить опасный разговор с Немцем.
Остерман, услышав резкий сигнал отбоя, положил мобильник на стол и весело рассмеялся:
– Сработало! Ну, Курдюкова! Тоже мне – актриса погорелого театра… Почти как у Пушкина: «Слух обо мне пойдёт…». Вот только в Засарайске так будет: «слух обо всём».
Серый кардинал подошёл к окну: «А всё-таки, что-то здесь не так! Топчилина по выходным дома сидит, носа не высовывает. А здесь вдруг сама актрисе позвонила. Или работает на кого-то, или свою партию решила разыграть. Ну, что же? Так даже интереснее!». Генрих Иванович вернулся к рабочему столу и глубоко задумался; ему вдруг стало казаться, что в тихую, захолустную жизнь Засарайска пытается вмешаться ещё одна, пока неизвестная ему сила.
Глава тринадцатая. Женская интуиция
Если бы Настя знала, насколько глубоко она вторглась в сферу интересов Генриха Ивановича, то остановилась бы и свернула свою интригу. Ведь с Остерманом шутки плохи! На свою беду Топчилина не знала, куда встревает. Ну, ничего! Может, и пронесёт… Может, и не подведёт её женская интуиция.
Азарт захватил женщину с головой. Жизнь совершенно неожиданно обрела цвета и краски. Новые краски. Сомнения и неуверенность исчезли, как будто их и не было вовсе. Анастасия Максимовна решительно набрала номер Близняка. На этот раз Вадим Борисович откликнулся быстро.
– День добрый, госпожа Топчилина! – голос собеседника звучал неестественно бодро и радостно, так здороваются солдаты на плацу с высоким начальником. – Чему обязан?
Топчилиной стало неловко. Зачем так официально? Немного помолчав, она неожиданно для себя, каким-то тёплым голосом ответила: