Страница 40 из 61
— Я в тайное казино, — прошептал ему.
— Очень прошу, — служащий в униформе откинул плюшевую занавеску, за которую был вход в преисподнюю.
Кнуфер поднял руку в жесте приветствия и спустился по широкой извилистой лестнице. Через некоторое время он оказался среди лишенных окон стен, фиолетового шелка, прекрасных обнаженных сирен, которые заманивали дрожанием бедер, колыханием груди и французским рефреном. Не было среди них той, о которой он не переставал думать. Кнуфер закурил сигару и ждал. Тогда в тяжелой голове услышал голос Мюльхауза: «Предупреждаю тебя, что — если ты меня обманываешь — то не проиграешь так много, как они. Ты проиграешь все».
Кнуфер был суеверным, как любой игрок. Отсутствие Софи за столом и гудящий в его черепе голос Мюльхауза счел предупреждающими знаками. Он не должен повторять игру на деньги, которые получил от Мюльхауза, потому что эти деньги он уже однажды проиграл — вчера — и выставил на них вексель. Поэтому он должен отдать их фон Стейтенкротту, снять какую-нибудь комнату в Висбадене, в течение двух месяцев не покидать город, чтобы незаметно следить за Софи. Благодаря удачному стечению обстоятельств, исполнено поручение и фон Стейтенкротт успешно «изолировал» Софи на два месяца. Рок выполнил работу за Кнуфера, и тот должен прыгать от радости и спокойно и весело проводить зимние каникулы на курорте Висбаден. Однако эту временную радость разрушал ему скрипучий голос, который повторял: «Предупреждаю тебя, что — если ты меня обманываешь — то не проиграешь так много, как они. Ты проиграешь все».
— Ты проиграешь все, когда хоть на миг потеряешь из виду Софи, — договорил себе Кнуфер и покинул тайное казино и сирен, поющих нагих крупье.
Фон Стейтенкротт с трудом боролся с яростью. Посмотрел бешеным, набрякшим кровью взглядом на Маркуса Вейландта, который улыбался иронично, выпуская ноздрями столбы папиросного дыма, и принудил себя к любезному тону:
— Дорогой господин Вейландт, вы мне уже это объяснили. Вы писатель и хотите описать психологическое состояние госпожи Лебецайдер на второй день после того, — как вы это сказали — «когда стала консумирована как дополнительное вознаграждение в эротической рулетке». Меня радует, что вы так серьезно подходите к своей работе, но в данный момент госпожа Лебецайдер нездорова и не желает никого видеть.
— Должно быть очень остро, — заметил Вейландт, — если всю последующую не в состоянии стоять у стола.
От приступа апоплексии защитил фон Стейтенкротта телефонный звонок. Директор казино поднял трубку, выслушал короткое донесение и заорал:
— Тащи сюда этого регистратора!
Дверь распахнулась, и в комнату, заполненную бейдермейеровской мебелью, папоротниками и пальмами ввалилось трое мощно сложенных охранников и невысокий регистратор в униформе отеля «Nassauer Hof».
— Фамилия? — закричал фон Стейтенкротт, целясь толстым указательным пальцем в грудь регистратора.
— Зайссманн, Хельмут Зайссман, — ответил спрошенный, пытаясь не смотреть в глаза своего шефа. Очевидно, у него была болезнь Паркинсона.
— Говорите, Зайссманн, — директор схватил регистратора за слабые плечи, — говорите все.
— Господин Кнуфер пришел ко мне, — Зайссманна, обездвиженного в тисках рук шефа, сжигали искры, стреляющие из-за его монокля, — полчаса назад и спросил, у себя ли господин Влоссок. Я ответил правду, что он только что вернулся. Тогда господин Кнуфер пошел туда и до сих пор там.
— Вы знаете, что Кнуфер разыскивается мной за неисполнение векселя?
— Да, знаю, — Зайссманн осмелился в конце концов поднять дрожащий череп и слезящиеся глаза на фиолетовое от гнева лицо фон Стейтенкротта. — Я узнал об этом пятью минутами ранее. Поэтому я сразу же позвонил охранникам. Двое из них стоят сейчас у двери Влоссока.
— Вы действуете молниеносно, Зайссманн, — монокль сверкнул удовлетворение. — Вы получите за это соответствующее вознаграждение. А теперь расскажите мне все о мадам Лебецайдер и Влоссоке. Сколько раз видели ее сегодня?
— Два, — Зайссманн расслабился и начал похлопывать руками карманы брюк, как будто что-то искал. Писатель Вейландт протянул ему папиросу. — Два раза. Раз около пяти утра. Она вошла с господином Влоссоком в его номер. Около двенадцати господин Влоссок позвонил мне и попросил справиться об отправлении поездов до Вроцлава. Я проверил и перезвонил ему. Через три часа, около трех, мадам Лебецайдер вышла из отеля. Выглядело это так, как бы она хотела прогуляться по парку. Около пяти господин Влоссок заказал обед, который я лично отнес ему.
— Не мог это сделать кто-то из низшего персонала? — в голосе фон Стейтенкротта не было иронии.
— Знаете, уважаемый директор, — Зайссман улыбнулся от уха до уха, — я предпочел сделать это лично, чтобы отметить, что мы очень уважаем гостей, которые много выигрывают.
— Вы имели в виду, скорее, чаевые, — буркнул фон Стейтенкротт. — Давайте, рассказывайте дальше.
— Я отнес ему обед в пять. Он был один. Потом никуда не выходил. Полчаса назад его посетил господин Кнуфер. Вскоре после его прихода господин Влоссок позвонил мне и потребовал папирос. Я снова выполнил заказ лично. Господин Влоссок разговаривал о чем-то горячо с господином Кнуфером. Затем я вернулся к стойке регистрации и мне позвонил интендант казино господин Хечс, который сказал, что господин Кнуфер разыскивается господином директором. Я сразу же проинформировал об этом охранникам, и с этого момента они стоят под дверями номера Влоссока и ждут дальнейших распоряжений.
— Благодарю вас, Зайссманн, — фон Стейтенкротт обнажил набор зубов, столь же натуральных, как его «фон» перед именем. — Я о вас не забуду. А теперь всем — кроме господина Маркуса Вейландта — выйти!
Когда кабинет опустел, директор упал в кресло и поднял высоко брови.
— Какие-нибудь вопросы, дорогой господин Вейландт?
— Да, — писатель был явно чем-то обеспокоен. На его лице отразилось изумление ученика общей школы, которого попросили бы назвать все основные формы греческого глагола gignomai. — Никто из ваших людей не следил за мадам Лебецайдер? Все, что вы о ней знаете, это донесение регистратора Зайссманна? Вы позволили, чтобы она наиспокойнейше в мире вышла на прогулку? А может, уже сейчас ее нет в Висбадене? Вы не заботитесь о такой красивой крупье? Ведь любой мужчина заложил бы приданое жены, чтобы получить ее!
— Дорогой господин Вейландт, — улыбнулся фон Стейтенкротт. — Вы влюблены в мадам Лебецайдер и боитесь, что уже ее больше не увидите? — из черного ящика он достал сигару, обрезал ее щипцами, а коробку толкнул по глянцевой столешнице в сторону Вейландта. — Если бы я был таким глупым, как вы думаете, я бы не управлял уже двадцать лет этим казино. Я скажу вам кое-что очень интересное, что вы не напишете, под честное слово, в своей книге, — фон Стейтенкротт посмотрел внимательно на писателя, который дал слово чести, прижимая руку к сердцу. — В договоре, который подписала эта шлюха и ее сутенер, стоит как бык, что если она сделает ноги, будет для меня работать этот режиссер из погорелого театра. А за ним след в след идет моя горилла. Я его больше не выпущу из рук…
— И что? — Вейландт рассмеялся громко, делая заметку в памяти, чтобы записать языковую метаморфозу фон Стейтенкротта: из изысканного завсегдатая салонов, сыпящего иностранными цитатами, в вульгарного простолюдина. — Голый фон Финкл будет лежать на столе для рулетки и передвигать лопаткой стопки фишек? Достойная замена для этой Лебецайдер!
— Слушай, единственное, что связывает этих двоих, — это работа в тайном казино. Этот жидок заработает для меня больше, чем его дама.
— Как голый крупье? — спросил снова Вйландт. Посерьезнел, однако, и не обиделся, когда услышал шепот фон Стейтенкротта:
— Как мой шулер, придурок.
Фон Стейтенкротт и Вейландт шли по коридору, ведущему к номеру Влоссока. На них не было пальто или шляп, хотя отель «Nassauer Hof» был по другую сторону улицы. За ними мерно подрагивали животами двое охранников и подпрыгивал регистратор Зайссманн. Облако дыма из сигар попало в открытые рты охранников и окутало трясущуюся голову Зайссманна.