Падение полумесяца

Пытаюсь сдержать зевоту, что вроде как и получается, но не слишком. Ночка выдалась бурная, пусть и в хорошем смысле этого слова. Вот и зеваю периодически с самого момента возвращения к профессионально королевско-политической деятельности. Ч-чёрт, опять зевок. Да что ж ты будешь делать! И аккурат в этот момент вошла герцогиня Миланская собственной персоной, словно в противовес мне, выспавшаяся, довольная, вся из себя цветущая. И едва только за ней закрыли дверь с той стороны, тем самым отрезая от относительно посторонних — доверенная охрана ж, не абы кто — как Львица Романии тут же поинтересовалась с заметной долей ядовитости в своих словах:

— Бессонная ночь, Ваше Величество? Неужели думали о делах государственных? Или может быть сочиняли важную речь, с которой замыслили обратиться в воинам с крестом на знамёнах? Или…

— Отдыхал с парочкой освобождённых недавно из гарема прелестниц. Это ж ни разу не секрет и нигде не тайна, Катарина, — на сей раз всё ж удерживаюсь от очередного приступа зевоты. Видимо, ядовитость Сфорца служит неплохим нейтрализатором. — Думаю, уже не раз разболтали и слуги, и другие девицы, ныне абсолютно свободные и высматривающие себе покровителей из числа крестоносцев.

— Все вы, Борджиа, падкие на женщин. Даже те, кто вроде бы и не должен.

— Лукреция, понимаю, — улыбаюсь в ответ, а заодно чисто эстетически любуюсь собственно Катариной.

Она ведь тоже более чем красива и сама об этом прекрасно знает. И пользуется, появляясь в действительно шикарных, подчёркивающих все выгодные грани своего облика нарядах. Отсюда и огромное количество поклонников, невзирая на то, что она реально была верна своему мужу. Сперва одному, затем второму. Серьёзный такой подход, правильный, даже немного завидно. Я то свою кобелиную натуру слишком хорошо знаю, равно как и то, что бороться с ней крайне сложно. Да и вообще моногамия — это несколько не моё. Отсюда и периодические загулы даже когда нахожусь в Италии. Конечно же, очень осторожные и ни разу не выносимые напоказ, дабы Хуану не расстраивать, к коей отношусь со всей нежностью и крайне бережно. Здесь же, по ту сторону Средиземного моря, да пребывая вдали от Рима уже довольно долгое время… Спасибо, но аскетизм — это ни разу не про меня. Во всех отношениях этого слова, но особенно в постельных утехах с прекрасными дамами.

— Да, Лукреция, — подтвердила Сфорца. — Чезаре. твоей сестре-королеве пора замуж. Уже действительно пора!

— Будущий консорт де-факто готов, ждёт лишь, когда вся суета с этими войнами малость уляжется. Надёжный, безопасный, готовый принять все особенности своего будущего брака.

— Корелья…. Иного я и не ожидала.

— Ну а кто ещё, кроме Мигеля? — риторически спросил я, ничуть не требуя ответа. — Сестрёнка его знает, относится как к другу и понимает, что тот не станет мешать её увлечениям. Особенно если она, в свою очередь, не станет ограничивать его гомерические загулы по всем борделям в пределах досягаемости. А она не станет. Как раз по причине именно дружеского отношения. Супружество по расчёту, но такое, которое выгодно и не раздражает обе стороны.

— Я буду рада присутствовать на этой свадьбе. И всегда готова посоветовать юной Лукреции, как сделать семейную жизнь более приятной. Даже в её особенном случае.

Искренность, вот что сейчас прозвучало в словах владычицы Милана. Редкая гостья в её случае, но со мной она проявляла оную куда чаще. Нежели с остальными. Признаться, немало для этого было приложено усилий, но результат того действительно стоил. Особенно учитывая важность этой конкретной Сфорца и планы по поводу уже её детей в среднесрочной перспективе. А пока…

Время. И проявляемая остальными пунктуальность. Раскланиваюсь с Великим магистром госпитальеров Пьером д’Обюссоном, который, бодрясь из уже крайне невеликих сил, вошёл, высоко держа голову и всем своим видом показывая, что ещё способен достойно представлять свой Орден. Гордый он, вот и стремится доказывать даже то, что доказывать как бы и не стоит. И перед теми, кто в подобном не нуждается, ибо и так уважает его заслуги в прошлом и настоящем. Как ни крути, но госпитальеров он до сих пор держит в кулаке, управляя, направляя и поддерживая авторитет структуры. Расширившейся по итогам уже завершившегося Крестового похода и готовой переварить ещё пару вкусных кусков по итогам нынешнего.

— Кресло к вашим услугам, Пьер, — ни капли сочувствия в словах, а то взбрыкнёт, ибо возраст его единственная реально больная мозоль. — И герцогиня буквально за минуту до вашего прихода интересовалась, как именно лучше всего перестраивать цитадель, чтобы установленные крепостные орудия во время частой стрельбы не повреждали собственно стены. Очень уж они тут местами к этому не приспособлены.

— Это сложно, но осуществимо, — мигом загорелся д’Обюссон непритворным энтузиазмом. — Я сейчас покажу. Тут есть бумага и чернила… Сейчас. Пойдёмте, герцогиня!

Понимающий и чуть ироничный взгляд Миланской Паучихи. Нет, ну а чего? Мы и впрямь с ней это обсуждали, разве что не минуту назад, а вчера. Вот пусть малость отвлечёт дожившего до почтенных лет госпитальера. Мне же стоит перемолвиться несколькими словами с… О как! Эти двое одновременно появились, друг с другом беседуя. Король Испании Фердинанд Трастамара и командующий португальскими войсками, задействованными в Крестовом походе, Педро Алвариш Кабрал. Что с одним, что со вторым я впервые столкнулся тут, в Иерусалиме. Но если о супруге Изабеллы Католички я и так знал очень много и во всех подробностях от Хуаны, то вот Педро Кабрал, тут уже более сложная картина.

Кабрал… В моей истории этот выдающийся военачальник и мореплаватель был известен прежде всего как первооткрыватель земель, позже получивших название Бразилия. Этим он обессмертил своё имя в истории. Однако о чём частенько забывали, так это о другом его новаторстве, которое гораздо позже получило название «дипломатия канонерок». Тогда, не помню уж в каком году, когда Кабрал уже находился в Индии, на один из португальских торговых постов напали не то арабы, не то индусы, не то сборная солянка из вышеперечисленных. В большом таком количестве напали, убив несколько десятков португальцев, застигнутых врасплох. Оставшиеся, отстреливаясь, отступили к кораблям, откуда уже была выслана поддержка, после чего нападающих отбросили. После этого Кабрал некоторое время ждал от тамошнего правителя объяснений и выдачи голов либо живых организмов, которые всё это устроили и которые принимали непосредственное участие. Не дождался… Потому и решил действовать так, как и подобает «непреклонному белому человеку».

Хорошо так дал понять, кто есть ху в этой части света и вообще. Не мудрствуя лукаво, Кабрал просто напал на флотилию арабских торговцев, которые были заказчиками случившегося нападения. Немало кораблей банально потопил, с десяток взял относительно целыми — те, которые были наиболее ценными, с заполненными дорогостоящим грузом трюмами — после чего устроил местному заморину, то бишь правителю, огненный ад с моря, более недели обстреливая его столицу. Душевно так обстреливая, отдавая особые «почести» дворцу самого заморина, жилищам местной знати и вообще наиболее важным объектам. Делом, а не словом показал, доказал и закрепил условный рефлекс, что когда рыпаешься на европейца, получаешь не пустые словеса, а сокрушительный удар кулаком в латной перчатке.

Воистину человек на своём месте, куда бы его не посылали! И тут, в Иерусалиме, португалец уже успел себя проявить подобающим образом, после взятия собственно города подавив в сжатые сроки малейшие угли возможного сопротивления. Несколько десятков показательно повещенных, изгнание куда подальше потенциально опасных, жёстко поставленное патрулирование самого города и его окрестностей… В общем, к моему сюда прибытию Иерусалим был если и не полностью безопасен, то вот-вот был готов таковым стать.

Вот, собственно, все и собрались. Не вообще все, а те, кто сейчас был действительно нужен и важен. Более того, собравшиеся знали, по какой именно причине они тут оказались и относились к оной… с большим таким одобрением. Не зря же Кабрал уже начал разговор с Фердинандом Трастамара, явно будучи воодушевлён сверх обычного внезапно проявившимися возможностями. Мне только и оставалось, что, протянув руку к доселе стоящему на низком таком столике красного дерева колокольчику, взять его и пару рас встряхнуть. Раздавшийся мелодичный звон привлёк внимание всех собравшихся куда лучше, чем если бы я стал повышать голос, привлекая всеобщее внимание. Так уж устроена психика большинства людей, мы чаше куда как быстрее реагируем на звон, стук, иные резкие сигналы, но никак не на голос другого человека. Вот и сейчас…