Мы - драконы + Бонус

Тала Тоцка

Мы - драконы

Пролог

Корзина плыла по реке медленно, словно ее не течением несло, а сама река нежно и осторожно баюкала лежащую в ней девочку, младенца с синими, как весеннее небо глазами. Девочка смотрела вверх туда, где кружились вороны, три черных ворона, двое крупных, а третий мельче, совсем вороненок. Солнечные лучи отражались бликами на длинных перьях, отчего те казались похожими на чешую, переливающуюся на солнце. Они то снижались к корзине, то поднимались выше, но ни на миг не выпускали корзину из виду.

Река несла ее мимо полей и пастбищ, безлюдных дорог и полосок леса. Солнце клонилось к закату и на реку постепенно опускался ночной сумрак, зажигая свечи звезд на темном полотнище покрова Небесного Бога. Вороны стали совсем не видны, но они по-прежнему были здесь, они все так же безмолвно, без единого крика летели над корзиной, простирая свои крылья подобно пологу.

Девочка засучила ножками и взмахнула крошечными ручками с младенческими ямочками у запястий. Вороны начали кружится синхронно, будто приглядываясь к ней, а затем плавно слетели вниз и замерли, усевшись на края корзины, не сводя своих черных глаз с девочки.

Она сцепила пальчики и улыбалась им так, как могут улыбаться только младенцы — бессмысленно и безмятежно, а в ее груди зарождалось алое свечение, разгораясь все ярче и ярче. Вороны застыли на краях корзины, казалось, они приросли к плетеным краям когтистыми лапами.

Луч алого света изогнулся спиралью и начал вращаться над корзиной, словно воронка, основанием касаясь груди ребенка, а краями захватывая птиц. Вороны вздрагивали, их перья топорщились, но они по-прежнему не шевелились, лишь время от времени из чересчур мощных грудных клеток вырывалось хриплое, не птичье, дыхание, больше похожее на рык.

Внезапно воронка схлопнулась к основанию, сверкнула и застыла причудливо изогнутым камнем размером с ладошку младенца. Он продолжал сиять, но все меньше и меньше, от его краев протянулись светящиеся струйки и обвили тонкую шейку. Лишь только они сомкнулись, птицы взмыли вверх, невидимые в ночи, издавая крики, больше похожие на стоны. Детские ручки в изнеможении упали по краям маленького тельца. Поверхность реки густо покрыло черное оперенье, падающее с неба и бархатным одеялом переливающееся в тусклом свечении звезд.

Когда звезды совсем поблекли и растаяли на светлеющем небосклоне, первые солнечные лучи озарили горизонт и нежно обняли корзину, плывущую по середине реки. Младенец спал, улыбаясь во сне, укрытый распростертыми крыльями трех белоснежных птиц, без сил склонивших головы над девочкой.

Десятью часами ранее

— Я должен тебя утопить, тьма меня раздери, — Родерик хмуро посмотрел на младенца, лежащего в люльке и радостно ему улыбавшегося. Он не вызывал у молодого гвардейца ничего, кроме раздражения. И почему жребий выпал именно на него? Он воин, а не убийца мальчишек. — И нечего мне улыбаться. А как тебя утопить? Если бы мог хоть меч держать в руке, я бы с тобой сразился, а взять и бросить тебя в реку как новорожденного яхненка?

Младенец схватил себя за ногу и засунул себе в рот. Это вызвало еще большее раздражение у Родерика. Он подумал, что бросать в реку вместе с люлькой мальчишку не стоит, может, лучше что-то к нему привязать?

Родерик достал младенца из люльки и тут же выругался.

— Да ты никак обмочился, приятель? Что ж ты так поспешил.

Младенец засмеялся и засучил ножками. В груди Родерика предательски шевельнулось странное, неведомое ему чувство. Он не стал прислушиваться к нему, лишь только подумал, что негоже вот так взять и утопить описавшегося мальчишку, надо бы его… вымыть, что ли. Родерик оглянулся по сторонам, держа мальчика на вытянутых руках. Ребенок засунул в рот пятерню и сияющими глазами смотрел на воина. Тот снова выругался и спустился к реке. Перебросив малыша через руку, он стянул с него мокрую рубашку, зачерпнул воды и плеснул на голую попку.

— Темная сила, и что я вожусь с тобой, кто бы мне сказал, — проворчал он, но лишь только его шершавая ладонь коснулась нежной кожи младенца, он словно закаменел, а затем быстро перевернул ребенка и изумленно воскликнул: — Вот те раз! Да ты же девчонка!

Девочка. Не мальчик, а девочка, тьма его раздери… Внезапно догадка заточенной сталью пронзила его и он тихо взвыл, сцепив зубы. Девочка засмеялась, схватила его за темную прядь и потянула на себя. Родерик дрожащими руками прижал мокрого ребенка к плечу, а затем, опомнившись, сорвал с себя плащ и укутал девочку. Он лихорадочно оглядывался по сторонам, пытаясь сообразить, что ему теперь делать.

Возвращаться в замок с младенцем нельзя, герцог Ильброз отдал четкий приказ избавиться от ребенка. От своего рожденного служанкой сына-бастарда, зараженного мокрицей. Но теперь Родерик понимал, что за младенца подсунули ему и еще крепче прижал к себе девочку. Что же делать?

Сверху раздались протяжные гортанные крики, молодой человек поднял голову и увидел трех воронов, круживших над ним. Их крики были совсем не похожи на воронье карканье, но Родерик не испугался. И почему-то вовсе не удивился тому, что в клювах вороны держали привязанную к лентам корзину. Вороны опустили ее перед Родериком и снова взлетели вверх. Двое крупных, взрослых птиц, а третий помельче, видать еще птенец.

Плащ гвардейца со знаком Огнедышащего Дракона слишком узнаваем, Родерик осторожно положил ребенка на траву, а сам принялся стягивать с себя сорочку. Простая, без родовых вязей, полотняная сорочка, какие носят и простые горожане, и обедневшие аристократы. Он надел ее утром свежей, но она уже успела пропахнуть его потом. Родерик положил сорочку на дно корзины, уложил туда девочку, а затем как сумел, запеленал ребенка, оставив свободными ручки.

— Так тебе будет удобнее, — шепнул он и погладил светлую, с еще совсем редкими светлыми волосами головку.

Сорочку трижды можно было обернуть вокруг малышки, такая она была крошечная. Вороны, усевшись на опустившем ветви к реке дереве, повернув головы, пристально наблюдали за парнем. У него невольно бежали мурашки по телу, такими… человеческими казались ему эти взгляды.

Лишь только Родерик закончил работу, вороны подлетели к корзине, подхватили клювами ленты и без труда подняли корзину в воздух. Родерик смотрел, как они несут ее к середине реки и сморгнул мешавшую глазам влагу. Мелкий вороненок обернулся и посмотрел на воина, тот вздрогнул и опустился на одно колено.

— В добрый путь, маленькая амирана, — прошептал он, — в добрый путь.

Вороны бережно опустили корзину на воду и она поплыла, несомая течением, а птицы, сделав круг, развернулись и полетели к Родерику. Он продолжал стоять на коленях, склонив голову, а вороны спускались все ниже. Родерик приложил обе руки к сердцу.

— Пусть хранит вас Небесный Бог, амираны, — сказал он, — простите меня, что не смог помочь вам. Я всего лишь солдат.

Их крылья коснулись его лба и молодой человек вскинул голову. Он понимал, что прощен. Не знал как, но понимал. Птицы сделали еще круг и устремились за корзиной. Родерик поднялся с колен и набросил плащ на голое тело. Он купит новую сорочку в городской лавке по дороге в замок, а сейчас нужно избавиться от люльки.

Он бросил в люльку рубашку младенца, вскочил на морава и, пришпорив его, взлетел над дорогой. Он долетит сейчас выше по течению, до водопада Эль-Гудар, привяжет к люльке камень и бросит в реку. Доложит герцогу, что выполнил поручение, а затем попросится на войну, туда, где их амир Эррегор, последний из Огнедышащих Драконов, сражается в битве с Драконами Света. Он хороший солдат, Итем из обедневшего рода Родериков, и он не убийца маленьких девочек.

А когда хороший солдат, честный гвардеец Итем из рода Родериков вернется и доложит герцогу Ильброзу о выполненном поручении, тут же упадет замертво, пронзенный лично командиром охраны его сиятельства за тайный заговор против амиры Алентайны и будет выброшен за городскую стену как безымянный преступник.