Демон внутри меня – 2

И только я знаю о своих шрамах, которые пришлось закрыть татуировками крыльев. На руках, на лопатках и шее. Когда краска начинала слезать, я корректировал татуировку, чтобы никто не догадался.

До этого все девушки доставали меня с вопросами о них. Это раздражало.

Я думал о той ночи в амбаре спокойно и трезво, сохраняя здравый рассудок.

Но одно дело – лишь представлять то, что отец совершил, и другое дело вспомнить все до конца. Полностью погрузиться в тело пятилетнего мальчика и увидеть все своими глазами до мелочей.

Лидия считала, что, только приняв это воспоминание, я смогу отчасти побороть Деймона. Она никогда не скрывала от меня, что он едва ли когда-нибудь покинет мой разум. Но изменить ход его мыслей, сделать его мысли своими, синхронизировать и убрать его склонность к насилию…это возможно.

Нужен якорь, чтобы постоянно удерживать свое сознание в необходимой мне форме. Это как причалить на корабле к одному берегу, осознать, что тебе там понравилось, и остаться там навсегда.

Голубая лагуна. Думая об острове и голубой воде, я не могу не вспоминать о глазах Леа и не размышлять о том, что бы я делал с ней долгие длинные ночи напролет, зажимая под собой на песке под размашистой пальмой.

Баттал поглядывает на меня с осуждением: я свернул с дороги и едва ли добьюсь отпущения грехов. Поднимаясь на гору, я должен молить о прощении и искуплении грехов, а никак не думать о том, что буду совершать новые.

Этот смуглый, молодой парнишка, который взбирается на гору легко и быстро, чувствует себя здесь, как рыба в воде. Знает каждый камень даже в темноте.

Синай – место, которое невозможно забыть. Стоит всего один раз взглянуть на мириады звезд над головой, и понять: может, поднявшись на гору, ты не обретешь Бога внутри себя, но этот вид запомнишь на всю жизнь. Это точно. Звезды здесь падали каждую минуту – пролетали в плотном скоплении за одну секунду и навсегда исчезали.

Мертвые звезды.

– Боже! – ломанный английский резанул по ушам. Женский истошный крик пронзил мой слух, и я обернулся, ища источник паники. – Помогите! Она упадет! Моя девочка.

В полной темноте, не разбирая дороги, огибая попадающихся мне на пути людей, даже не задевая их, я прибыл к источнику криков. Горел слабый свет от фонариков, что некоторые путники несли в руках.

– Derjis, Veronika…derjis! – шептала женщина, глядя на то, как ее дочь отчаянно хватается за выступ горы, норовя вот-вот сорваться в бескрайнюю и темную бездну.

Спасать девочку сродни самоубийству, но мне плевать. Она в панике и может в любую из секунд потянуть меня за собой, к тому же здесь настолько темно, что я едва вижу дрожащие руки ребенка.

Осторожно ступаю по камням, что мешают спокойно вытащить Веронику.

Это самый край бездны. Сколько раз мы с Леа ходили по краю? Балансировали на самом краю бездны и астрала?

Тысячи.

Но я не собирался падать туда без нее.

– Держись, Вероника, – о черт. Девочка отпустила одну руку. Я не видел лица, слышал только то, что она плачет. Почему ребенок вообще стал подниматься на гору?!

Я схватил ее за запястье и, не разбирая ничего перед собой, едва не упав сам, вытянул Веронику наверх.

– Mamochka! – запищал маленький комок в белом пуховике. Ночью в горах было холодно. – Mamochka! Ya lublu tebya!

– Боже, я так испугалась за тебя, детка, – я не понимал, о чем, говорит женщина. Но она явно говорила на русском языке – грубое произношение, как будто она произносит слова не любви, а ругательства.

– Спасибо. Вы спасли нашу жизнь. Мою жизнь, – прошептала женщина на ломанном английском. Наши взгляды лишь на мгновение встретились, я только кивнул в ответ и снова прикрыл голову и лицо широким капюшоном.

Мне часто приходилось скрываться в последнее время. У меня было десятки врагов, и передвигаться без охраны, пусть даже по Египту, совсем небезопасно.

Хотя вряд ли кто-то знал, что я здесь.

Я поборол искушение заглянуть в телефон и посмотреть, где находится ОНА. В последний раз, когда я делала это, Лейла была в Бруклине. Наверное, рада радешенька вернутся в свою развалину, где ее снова изнасилует один из дружков брата.

Это то, чего ты хотела, киса? Чтобы тебя насиловал не я, а провонявший травой бедный хмырь или Аксель Честер? Готова отдаваться за бесплатно? Только попробуй развести перед кем-то свои стройные ножки…

Закипаю.

Я со злостью поморщил нос, сжимая кулаки до боли. Каждый шаг превратился в настоящую муку, будто сам Бог добавлял мне камни на плечи. Будто напоминал, насколько чудовищны и греховны сейчас мои мысли.

Еще две минуты назад я думал о Леа совсем в другом ключе.

Если бы она была для меня дыркой, шлюхой, прохожей…одной из тех девчонок, на которых я проводил свои эксперименты со времен колледжа.

Мне всегда было интересно, насколько сильно они падут к моим коленям. Насколько сильно станут Боготворить меня, благодаря воздействиям на их нежный и наивный мозг.

Каждый раз я выбирал себе более непонятную и труднодоступную жертву. Жертву, способную отвечать и бороться, и в то же время быть податливой и стать украшением моей коллекции.

Мой отец коллекционировал пауков, скорпионов и змей.

Я коллекционировал девушек. Но ни одну из них я не мучал…против их воли. Они влюблялись в меня, желали. Сходили с ума и сами умоляли о том, чтобы я творил с ними все, что угодно.

Я никогда не переходил черту. Это делал за меня Деймон.

Поэтому, когда в моей коллекции появилась Леа, угомонившийся Дей ожил вновь.

Мой падший ангел. Леа Харт.

Но даже у самого опытного коллекционера есть «венец», украшающий всю коллекцию, и годы, что он потратил, собирая ее. И когда ты знаешь, что тебя лишили любимой игрушки, пойдешь на все, чтобы вернуть ее.

Как бы мне не было больно это признавать, и как бы я не хотел исправиться, я, Я, а не Деймон, жаждет ее крови. И ее счастья одновременно.

Я не исправим.

Это была моя последняя мысль, когда Баттал в очередной раз поглядел на меня с презрением.

В дальнейшем на гору я поднимался, думая о том, что спас маленькую русскую девочку возраста Энджи.

Но это не повернет время вспять и не исправит моих ошибок. И даже поднятие на гору Синай не избавит меня от тяжести этого греха.

Да, Баттал сказал, что любые грехи будут прощены и отпущены. Не знаю, для красного слова он это сказал или нет, но это место действительно священно и удивительно.

Но я знал одно: этот грех не уберет и не простит никто. Даже Бог. Даже если ты сам считаешь себя Богом. Богом среди Богов.

Ничто не поможет.

Пока ты не простишь себя.

А я никогда не прощу Деймона, который является моей частью, клоном, отражением.

И никакие психические отклонения не способны оправдать эти поступки в моих глазах и в глазах Леа.

Мы едва успеваем подняться на вершину до рассвета.

Я смотрю, как солнце поднимается из-за линии горизонта и раскрашивает сумеречного цвета горы в красновато-желтый. Земля напоминает поверхность Марса.

И впервые…за долгое время я ловлю это чувство. Чувство, что я в гармонии. Я один в этом теле. Мое «Я» изначально, первозданно. Кажется, что нет прошлого и будущего.

Может, это и есть отпущение грехов.

Я просто стою на вершине, делая глубокие, жадные вдохи. Расправляю руки, забитые двумя крыльями, и чувствую…тепло в груди.

Прикосновение Бога.

И оно не разрушает меня.

Как только солнце полностью встает, мои руки опускаются. Я вновь чувствую приход тьмы, злости, ненависти…обиды на отца. Вспоминаю все самое ужасное и плохое. Вспоминаю лицо своей безумной матери, а точнее, то что от нее осталось. Она овощ, манекен, сбой в матрице. Не жива, ни мертва.

Вспоминаю Леа, что стоит на коленях. Осколки разбросаны по столу, а ее рот… губы отдают себя другому мужчине с похотливой и дикой улыбкой.

Как она могла…? Как могла. В ее глазах было столько похоти. Я ее научил?