Страница 20 из 21
Девушка молчала, не находя слов услышанному, не зная, радоваться такому сравнению или плакать. Меньше всего на свете ей хотелось быть похожей на какого-нибудь известного всем, кроме неё, героя.
Волшебная целительная перчатка скрывала ожоги и не позволяла чувствовать боль. Поэтому когда Хафиза Малкинична аккуратно сняла её, объяснив, что перчатки надо менять в процессе заживления, Хрийз при первом же взгляде на свою руку почувствовала позывы к рвоте.
Чёрная обожжённая кожа взялась багровыми и желтоватыми гранулами, была покрыта склизкой гелеобразной жидкостью, — лекарством? В нос ударил резкий сладковатый запах, от которого замутило ещё больше. Хафиза же разглядывала это безобразие с хладнокровным интересом медика.
— Ткань начала регенирировать, это хорошо, — сообщила целительница. — Но вяло. Слабее, чем ожидалось. Плохо. Вот, посмотри внимательнее, восстановление началось здесь и здесь, всего лишь… Этого мало.
Что, интересно лучше — стошнить, а потом потерять сознание, или наоборот, сначала сознание? Если отключиться раньше, может быть, повезёт и обойдётся без рвоты…
Очнулась на кушетке, в горизонтальном положении. Почувствовала мягкую прохладную губку на лице, — приятное ощущение! — и тут же сообразила, что не повезло и не обошлось. Иначе зачем бы ей вытирали лицо?..
— Как, легче тебе? — участливо спросила целительница.
Хрийз кивнула:
— Да, спасибо… — и попросила жалобно — не показывайте мне это больше!
— А кому ещё мне это показывать? — искренне удивилась Малкинична. — Ты должна очень хорошо понимать, насколько сильно травмирована на самом деле. Нормальный внешний вид конечности и отсутствие боли могут тебя подвести. Запомни хорошенько, что кожа искусственная, что рука нездорова, что надо её беречь, пока не заживёт.
— Когда же она заживёт?
— Трудно сказать. Наверное, дней семьдесят понадобится, может, больше… С ранами, полученными на Грани, всегда так. Скверно заживают. И долго.
Семьдесят дней! Семь десятков дней. Местных семь десятков, так что умножь семь на восемнадцать! Сто двадцать шесть. Считай, треть года. И радуйся. Треть года просидеть в больнице?!
— Кошмар! — выразила итог своих мыслей Хрийз.
Хафиза чуть пожала плечами.
— Я тебя сегодня выпишу, можешь вернуться к работе, — сказала целительница. — В щадящем режиме, разумеется. На перевязку будешь приходить ко мне лично. Раз в три дня. Не опаздывать и не пропускать.
Хрийз кивала, радуясь, что из больницы выписывают. Сидеть здесь без дела сто двадцать дней! Нет уж, увольте.
Хафиза вернулась к столу, достала из ящичка треугольный плотный лист размером в ладонь, черкнула на нём что-то, отдала пациентке:
— Держи. В Службе своей отдашь. Всё. Свободна, можешь идти.
— Спасибо.
Хафиза только отмахнулась: иди уже, мол, иди.
Хрийз неосознанно поступила очень правильно: вначале отдала больничный и получила расчёт за прошедший период. Очень мало получила, можно сказать, мелкие собачьи слёзы. Правильно. Платят за работу, а не за валяние по больницам. Ну, прореху залатала на Грани, да. За такие подвиги деньгами не платят.
На самом деле за магию расплачиваются только магией. Этого Хрийз тогда ещё не знала, как не знала и того, что магический долг особы императорской крови выше любых денег, что принцесса Чтагар от долга своего отступать не собиралась. Чтагар просто не стала разъяснять очевидные, по её разумению, вещи, а сама Хрийз не спрашивала, потому что не знала, как и о чём надо спрашивать. Но создавшаяся между ними связь, пришло время, проявила себя во всей красе.
Впрочем, до этого было пока ещё далеко.
Хрийз вернулась к себе комнату. Долго стояла на пороге, пытаясь ощутить подвох. Подвох не ощущался, никак. Как будто не здесь случилось всё то, что случилось… Но Мальграшевы деньги лежали на столе, теперь они были просто деньгами, без заложенных в них маячков. Первый яростный порыв выкинуть их в окошко разбился о насмешливый вопрос внутреннего я: тебе плащ тёплый купить надобно, сама слышала, как стремительно меняется здесь погода под конец лета. Сегодя солнышко и тепло, завтра ветрище и дождище с переходом в мокрый снег. С тем, что получила сегодня, не то, что плащ, до следующей зарплаты дожить бы без особых потерь.
Хрийз прошла к столу. Вытянула из-под подушки кошель, смахнула в него деньги. Удивительно, никто ничего не украл… Впрочем, кражи в этом мире не котировались совершенно, и вовсе не потому, что придут и накажут.
Украдёшь, не будет тебе удачи, в том числе магической. Суеверие держало крепче закона, предписывавшего за мелкие кражи отрубать пальцы или кисти рук, смотря по тому, сколько украдено и который это по счёту случай. Попавшемуся на пятой краже рубили голову, считая, что человека больше уже ничем не исправить, и что патологическому вору место в могиле на ничейной земле между берегом и водой.
Клубки ниток, спицы оказались слабее денег. При первом же прикосновении они осыпались пеплом. Магия выжгла их суть, оставив только внешнюю форму, которой не на чём больше было держаться. И при первом прикосновении всё рассыпалось в прах.
Накатило. Хрийз упала, как была в одежде, на разобранную постель и зарыдала. В голос, до спазмов, и воздуха не хватало. Жалко было незавершённую сумочку, жалко было нитки, инструмент, а больше всего было жалко себя. Одна, никого рядом, домой не вернуться, рука сгорела, упырь едва не сожрал, в боевые феи не позвали, завтра на смену, мусор собирать, и провались оно всё!
Рыдания постепенно затихли, сменившись коротким глубоким сном. После слёз всегда неплохо спится, и мера отчаяния меняется с неподъёмной на просто нелёгкую…
Проснувшись, Хрийз умылась, нашла ведро, тряпку и взялась за уборку. За окном зеленел тихий вечер, разливаясь по комнате неяркими сумерками. Хрийз протёрла широкий подоконник, затем забралась на него с ногами, села, обхватив коленки. Алый месяц, ехидно улыбаясь, вставал над крышами домов.
А вот вам всем, неожиданно подумала Хрийз. Не дождётесь!
И эта бессвязная в общем-то мысль принесла странное успокоение.
Млада долго рассматривала подаренный клинок с вниманием истинного знатока. Ей бы кто такой подарил! Она была бы счастлива до посинения. А Хрийз не знала, куда девать подарочек. И совсем приуныла, когда поняла, что придётся носить. Всегда. Везде. Даже в баню и на пляж!
— Рехнулась, что ли?! — откомментировала её возмущение Млада. — Как это, свободная, и ножа не носить?!
— А ты бы с ним и спала, да? — съязвила Хрийз.
— Представь себе — да! — на полном серьёзе подтвердила Млада. — Дармицкая сталь, инициация на хозяина… Не понимаешь? Эх, ты, серость несчастная…
Хрийз отчаянно вымоталась за две смены, вчерашнюю и сегодняшнюю, сказалось больничное безделье. Отвыкла от работы, да. Вымыться бы сейчас. Пойти в столовую, бросить в желудок чего-нибудь съестного. Вернутся, упасть и спать, спать, спать, завтра снова рано вставать. Но в гости внезапно нагрянула Млада, а выгонять подругу не хотелось. Единственный человек в этом проклятом мире, с кем можно поговорить…
— Ну-к, пошли. Пошли, пошли. Покажу тебе, что такое живой клинок.
Решительно невозможно оказалось спастись от её энтузиазма. Зевая, Хрийз взяла пояс с ножнами, потащилась следом за Младой.
За рядами уборочной техники лежал пустырь, заросший редкой колючкой. На пустыре паслась стая мелких птеродактилей, с треском выщипывая колючку и случайную траву, выросшую здесь по недоразумениию. Млада нагнулась, подобрала камень и швырнула в пташек. Те взвились с мерзким карканьем.
— Шьемсы, чтоб их, — буркнула Млада. — Пакостные твари… А, вот, иди сюда.
К забору, огораживающему пустырь от уличных деревьев, кто-то прикрепил широкие деревянные щиты. Щиты выглядели изрядно потрёпанными, должно быть, в них годами швыряли ножи, дротики и прочее колюще-метательное. Млада отмерила шагами расстояние, тряхнула рукой и клинок из ножен на предплечье скользнул в ладонь.