Страница 48 из 64
Сегодня медленное чтение "Акта" обнаружило, по меньшей мере, одну датирующую деталь, непроизвольно, как штамп, проскочившую через пишущую машинку автора фальсификации. Она связана с названием и началом раздела "Акта", посвященного декабристам. Раздел, озаглавленный "Раменские и движение декабристов", начинается фразой: "Имеющиеся документы свидетельствуют о прямых связях семьи Раменских с участниками декабристского движения". Характеристика явления, связанного с деятельностью радикального крыла русской общественной мысли начала XIX в., пиком развития которого стали события 14 декабря 1825 г. на Сенатской площади, именно как длительного и разностороннего движения впервые была дана в советской историографии М.В.Нечкиной. В ее книге, вышедшей в 1955 г.[359], в ряде предшествующих работ и была обоснована концепция "декабристского движения". Это понятие было немыслимо для 30-х годов, когда широко еще употреблялись по отношению к декабристам исключительно такие понятия, как "бунт", "восстание", когда само "движение декабристов" трактовалось исключительно через призму событий на Сенатской площади. Автор фальсификации, таким образом, выдал себя, показав, что в момент фабрикации "Акта" он имел перед глазами книгу Нечкиной. Это могло быть, следовательно, в 1955 г. или после этого. Значит, "Акт" не был написан в 1938 г., значит, и весь рассказ о его злоключениях после 1938 г. -- сплошная ложь.
В "Акте" есть и еще один датирующий признак, одновременно лишний раз подтверждающий его фальсифицированный характер. Среди многочисленных исторических сюжетов этого документа рассказ о Радищеве занимает особое место. В отличие от других ему посвящены два раздела -- "Дружба с Радищевым" и "О рукописях Радищева". Но дело не только в этом. Число помещенных в этих разделах "радищевских текстов" можно сравнить только с числом "пушкинских". Наряду с указанием на "воспоминания" Раменских, на основе которых строится рассказ об их связях с Радищевым, в "Акте" приведены тексты дарственных надписей Радищева на книгах "Приятное препровождение времени" и "Месяцеслов" на 1793 г., выдержка из его письма А.Раменскому с советом обратиться к Екатерине II с просьбой помочь в обустройстве мологинской школы, полный текст предсмертного письма к тому же Раменскому, автографическая надпись Радищева 1785 г. на титульном листе загадочной книги под названием "История", представляющая цитату из "Телемахиды" Тридиаковского и др.
Рассказ о Радищеве лежит в русле общего повествования "Акта", показывая дружеские, доверительные связи с ним нескольких представителей рода Раменских. Уже Михаиле Рамен-ский, участвуя в Полтавской битве, познакомился с денщиком Петра I, дедом Радищева, Афанасием. Георгий, младший сын другого представителя рода -- Данилы, после смерти отца в 1763 г. воспитывался "в семье Радищевых-Аргамаковых", учился у "домашних учителей" вместе с Александром Радищевым, затем уехал в Саровский монастырь, "где жил отец Радищева Николай Афанасьевич Радищев". Здесь он руководил мастерской по переписке рукописей и школой сирот. "Другом моей юности" называл Александра Радищева первый из династии мологинских учителей Алексей Раменский.
"Акт" сообщает, что после ареста Радищева и ссылки его в Сибирь все бумаги Радищева и архив, находившийся в Петербурге у верных людей, были перевезены в Саровский монастырь "на хранение" к Георгию Раменскому. В числе этих материалов находились "список "Путешествия из Петербурга в Москву" с дополнениями и примечаниями", "рукопись о Сибири из четырнадцати глав, представляющих собой страстную обличительную книгу царского режима и доброжелательное отношение к работным людям Урала и Сибири", "рукопись "Размышления", в которой автор размышляет над судьбами России и ее народа".
"Друзья, -- как сказано в "Акте", -- начинают массовую переписку и распространение его крамольной книги "Путешествие из Петербурга в Москву"". Георгий Раменский, в частности, организует ее переписку в Украине -- в Бамуте[*] -- с помощью своих родственников, "думая, что в маленьком городке далеко от столицы не будет большого риска с перепиской". Однако полиция выследила злоумышленников, установив, что одним из них был племянник Георгия, Никифор. Он был приговорен к смертной казни, замененной каторгой, и помилован только в 1802 г. Навестивший Радищева в Петербурге в связи с хлопотами за Никифора Алексей отметил в своей хронике, что "настроение у Радищева плохое, ему грозят Сибирью, плохи материальные дела". Позднее, как сообщает "Акт", "трагедия Радищева продолжалась, он сообщал Раменским о своем беспокойстве за рукописи и новую книгу" под названием "Путешествие в Сибирь".
После смерти Радищева, согласно "Акту", злоключения с его рукописями продолжались. Георгий незадолго до своей смерти передал их на хранение Федору и Матвею Раменским. У последнего они сохранялись в Москве до середины XIX в., затем, после его смерти, перешли к сыну Александру, преподавателю Поливановской гимназии, а потом были перевезены Пафнутием и Пахомом Раменскими в Мологино. Последний совмещал обязанности учителя церковноприходской школы и пономаря. Пользуясь этим, вместе с Пафнутием они вшили "все материалы Радищева в одну из церковных книг и поместили их в мологинскую церковь, где они хранились пятьдесят лет". В начале XX в. сын Пахома, Николай, забрал эти книги к себе. В его доме они находились до конца 1905 г., когда в результате полицейского обыска были конфискованы, и следы их затерялись. Лишь в 1917 г. поэт А.Блок обнаружил их среди дел Отдельного корпуса жандармов. Однако последовавшие затем события привели к их очередной утрате. Очевидно, утверждают составители "Акта", они были вывезены за границу[68].
Внешне суховатая и сдержанная канва рассказа "Акта" о связях Раменских с Радищевым и судьбе его архива содержала ряд малозаметных, но сенсационных подробностей. Из литературы было известно, что отец Радищева, по крайней мере с 1798 г., какое-то время жил в знаменитой Саровской пустыни. "Акт" утверждал, что с этим монастырем связано еще более выдающееся для истории общественного движения в России событие -- хранение рукописей Радищева и переписка его "Путешествия из Петербурга в Москву". Исследователи, писавшие о Радищеве до этого, в своем подавляющем большинстве были едины в том, что после возвращения из ссылки Радищев испытал тяжелый духовный кризис и отказался от публицистической деятельности. "Акт" свидетельствовал о том, что Радищев сохранил свои убеждения и продолжал работу над новыми сочинениями, изобличавшими самодержавие и крепостничество.
Названные подробности повествования "Акта" удивительным образом подтверждали ряд гипотез, которые впервые выдвинул и попытался доказать писатель-литературовед Г.Шторм. Его книга "Потаенный Радищев", опубликованная в сокращенном варианте в конце 1964 г. в журнале "Новый мир", а затем, в 1965 г., вышедшая отдельным изданием[360], содержала попытку обосновать идею о том, что Радищев спустя годы после своего ареста и ссылки продолжал работать над "Путешествием из Петербурга в Москву", углубив обличительное содержание книги, и даже поручил близким ему людям организовать ее переписку в Саровском монастыре.
Книга Шторма стала одним из заметных событий в литературоведческой и историографической мысли СССР начала 60-х годов. Написанная живо и занимательно, она вызвала к жизни дискуссию о радищевской текстологии, дала сильный толчок радищеведению. Но, несмотря на многочисленные архивные находки Шторма, книга стала лишь историографическим фактом. Время не только не подтвердило основных выводов автора, но и показало, что он ошибался в своей гипотезе. Фальсификатор "Акта" знал книгу Шторма и своим подлогом попытался доказать обоснованность его гипотезы.
Таким образом, мы можем сказать более определенно о времени изготовления фальсифицированного "Акта" -- после 1964 г. В пользу такой датировки говорят его многозначительные умолчания. Автор фальсификации, как уже было показано нами на примере с книгой Нечкиной, был не только в курсе исторической и литературоведческой литературы, в том числе советской, но и следовал ее основополагающим концептуальным схемам. В этом отношении весьма показательно, что в "Акте" среди друзей Раменских не фигурируют ни Л.Д.Троцкий, ни Н.И.Бухарин, ни кто-либо другой из известных советских деятелей, подвергшихся репрессиям. Можно возразить, что в 1938 г. упоминания этих лиц были уже невозможны. Но фальсификатор, рискнув связать Раменских с Ульяновыми, вряд ли мог удержаться в 1938 г. от такой же связи, скажем, с И.В.Сталиным. Проверка подлога в 1938 г. имела бы равные для него последствия в отношении фальсификации как связей с Ульяновыми, так и связей со Сталиным. Все объясняется просто: в начале 60-х годов фигура Сталина не была столь исторически значима для того, чтобы указывать на связь с ним кого-то из Раменских.