Страница 2 из 8
10.2016
ГОСПОДИН ЩЕЛКОПЁР УБИРАЕТ СВОЮ ФАЦЕЦИЮ В СТОЛ
– Товарищ Щелкопёр! Товарищ Щелкопёр!
Хозяйка квартиры колотила пяткой в хлипкую дверь из коридора.
– Да чего ж тебе приспичило, старухня? – шепчу я, вытирая испарину со лба и листая лихорадочно страницы.
А потом добавляю громко, чтоб она услышала:
– Да, любезная Галина Александровна? Чего бы вы хотели, навестив вашего покорного, в столь поздний час?
Галина Александровна Пасюк была наисквернейшая хрычовка лет этак ста пятидесяти с беззубым ртом, отчего дюже чавкала слова, когда говорила. Она носила две пары шерстяных носков сразу и галоши. Не иначе как чёрт тогда дернул меня арендовать у неё эту треклятую квартиру, потому как не проходило и пары дней, чтобы она не являлась с проверкой. И упаси вас бог взять лишнюю свечу или наследить в коридоре талым снегом или слишком громко хлопнуть дверью. Да и квартира эта была не ахти: крохотная, угловая и на втором этаже из двух. Под окошечной рамой зимой намерзало ледяным горбом. Такие деревянные бараки более полувека назад наскоро строили для пленных японцев, и назначение их было временным. Но сейчас цена оказалась более чем подходящая, да и кое-что оставалось из старинной мебели, по этой причине комнатку-то я и арендовал.
Во рту у меня угольный карандаш, поэтому говорить получается очень неразборчиво.
– Вы там пьяны что ли, товарищ Щелкопёр?
– Господь с вами, Галина Александровна!
– Ну, ей-богу пьяный, мама-папа сказать не может!
Сплёвываю карандаш и говорю как можно разборчивей.
– Да чего же вы заладили, сказано вам, что не пью я! Лучше извольте наконец разъясниться, что вас побудило оставить свою тёплую перину и предстать перед моими очами такой ночью?
– Вестимо чего, за оплатой я! – продолжала она стучать в дверь.
– Галина Александровна, милейшая, так срок ведь завтра!
– Так я заранее, товарищ Щелкопёр! Ну и фамилию вам господь дал! Страшная фамилия, никак не привыкнуть! Так вот, я заранее плату хочу взять, потому как знаю вас качественно! Денег-то у вас никогда не бывает, а когда заведутся, так вы сразу и пропьёте до копеечки в ближайшем шалмане, а как мне потом с вас плату трясти прикажете?
Тут старушка Пасюк была, конечно, права.
– Бог с вами, Галина Александровна, когда это такое было? Всегда исправно плачу за комнату!
– Я войду, пожалуй!
– Нет! – кричу ей, приподнявшись на локти и уставившись на дверь, будто пытаясь остановить её одним лишь своим взглядом. – Никак нельзя, Галина Александровна!
– Почему это? – старая перестала стучать в дверь и прислушалась.
– Так я делом занят!
– Так я не помешаю!
Показалось, что она взялась за дверную ручку своей костлявой корягой.
– Помешаете, Галина Александровна, голубушка! Ещё как помешаете!
– Чем это вы там, товарищ Щелкопёр таким занимаетесь, что я, как хозяйка сей комнаты, и посетить её уже не могу в комфортное время с ревизией.
Мне нужно было срочно придумать правдоподобную ложь, но в голову пришла только одна мысль и та неудачная.
– А я может, Галина Александровна, каким неприличным тут делом занят! Непотребным! Которое чужих глаз не терпит, например!
– Что же вы врёте мне, слегка пожилой даме, на вас же никогда ни одна приличная женщина не посмотрела, чтоб вы с ней тут неприличным занимались! Разве что эта Шура с придурью, так та уже давно и прилежно спит в своей же комнате за стеной, в чём я убедилась минут десять назад!
– А я, может, один занимаюсь!
– Как это?
Так как ничего лучше я в спешке всё равно не выдумал, а остановить старуху за дверью необходимо, ругнулся и продолжил:
– Грешу я!
– Чего?
– Рукоблудствую, Галина Александровна! Слышите? Ру-ко-блуд-ству-ю! А вы вот пришли среди ночи и отвлекаете! Уж простите, от разговоров с вами дело-то не ускорится!
– Господи… – было слышно, как она отпустила дверную ручку и перекрестилась. – Вот же оскорбление мне на старость лет! Какой позор! Я уйду, товарищ Щелкопёр! Уйду сейчас! Но дело так не оставлю. И уж будьте уверены, сообщу куда нужно! Есть соответствующие структуры… Ещё не хватало такого позора в моём доме…
– Доброй вам ночи, Галина Александровна! Не переживайте, я железно покаюсь на первой же исповеди! И всё приберу за собой!
Прислушавшись, я убедился, что старуха ушла в свою комнату в конце желтого коридора. Теперь я, повернув регулятор фитиля, прибавил огня в керосиновой лампе с закопченным стеклом и полистал дальше пожелтевшие страницы тяжелого учебника по анатомии для первого курса медакадемии.
– Ага, стало быть, где-то здесь…
Угольным карандашом провожу пунктирную линию слева между седьмым (истинным) и восьмым (ложным) ребром.
– Примерно здесь…
Я лежу на холодной сырой клеёнке посреди комнаты. Все необходимые инструменты, тряпки и бинты тут же под рукой разбросаны. Поджигаю спичку для камина и несколько раз провожу скальпелем над огнём. Теперь прикусываю лезвие, чтобы освободить руки. Поворачиваю маленькое зеркальце на штативе так, чтобы в нём была видна моя левая сторона в свете керосинки.
– Так, ладно…
Надеваю медицинские голубые перчатки, которые оказываются на пару размеров больше и обильно осыпаны тальком внутри.
– Так, ладно… – повторяю. – Бог поможет.
Открываю санкционную бутылку тёмного «Капитана Моргана», щедро поливаю на пунктирную линию на ребрах. Чуть помешкав, делаю большой глоток.
– Главное сердце не задеть. И какую-нибудь там артерию. Есть ли там артерии?
Снова листаю учебник пальцами в перчатке, но не нахожу нужной схемы. Может быть, она была на одной из вырванных кем-то страниц, потому что книга библиотечная и пары десятков страниц грубой бумаги в ней явно не достает.
– Ай, ладно. Авось, и так сойдёт…
Складываю втрое кожаный ремень и прикусываю его. Не хватало ещё разбудить эту старую ведьму, если она, конечно, спит когда-нибудь. А если и спит, то, несомненно, вниз головой и под крышей, как летучая мышь. Попробовав на вкус, перекладываю ремень ещё в один раз и снова прикусываю.
– Сильный, резкий удар, – повторяю я, стиснув зубы. – Достаточно сильный, чтобы пробить межреберный хрящ, но не слишком глубокий, чтобы не повредить плод. Ладно. О, боже…
Глядя в зеркало, прицеливаюсь и делаю надрез. Вздрагиваю всем телом и вмиг обливаюсь крупным потом, рубашка тут же липнет к спине. Ком тошноты подходит к самому горлу. Закусываю ремень до боли в зубах. Пилящим движением разрезаю линию между ребрами примерно на десять сантиметров. Очень хочется прерваться и передохнуть, но боюсь потерять сознание, тем более, что в глазах темнеет, поэтому в получившуюся рану скорее вставляю реечный ранорасширитель Госсе.
– Так, насколько там можно?
Дрожа всем телом, ищу скорее в учебнике насколько можно раздвинуть ребра, не сломав их к чертям.
– Бесполезный лечебник! Ладно, попробую… опытным путём.
Вращаю ручку, и каждое движение отдается ноющей болью в грудине.
– Так, ладно, хватит… Господи, как больно-то… Вот-вот сломаются!
Я смог раздвинуть ребра всего на два-три сантиметра.
– Ну, ладно, давай… Вот остолоп! Как же я так, достал новый острый скальпель, но совсем забыл про пинцет… Что ж, делать нечего.
Поправляю зеркало и, глядя в него, запускаю пальцы внутрь.
– Ну, где ты там? Где же…
Наконец нащупываю что-то весьма глубоко… что-то такое… неописуемо хрупкое и мягкое, и чужое. Что-то, чего тут явно не должно быть. Инородное. В учебнике так и написано: инстинктивно поймёте. Пытаюсь сообразить, не может ли это всё-таки быть каким-то моим органом, вроде, селезенки или поджелудочного пузыря, но поняв, что всё равно не знаю что такое селезенка и где она, решаюсь действовать. Зажимаю это нечто между указательным и средним пальцами, но очень аккуратно, и тащу наружу. Оно выскальзывает, но я подхватываю это снова. Наконец, я достаю это из себя, кладу на ладонь в медицинской перчатке и подношу ближе к лампе. Теперь можно немного разглядеть.