Корабль-акула

Стараясь не упасть, он эффектно спрыгнул на палубу. Зрителей не было. Чувствуя себя забытым всеми, он двинулся в темноте на корму, слыша лишь свист ветра и поскрипывание такелажа. Пять могучих мачт молча трудились, неся свои наполненные ветром паруса. Солтер остановился на минуту у огромной, как секвойя, Среды, и прижал к ней руки, чувствуя мощь, вибрирующую в стальной конструкции.

Мимо прошли шесть женщин, освещая палубу своими фонарями, и Солтер отскочил в сторону, хотя они его и не заметили. Будучи на службе, они впадали в состояние, напоминающее транс, и поведение их резко менялось. Борьба за корабль начиналась с их работы. Тысяча женщин, пять процентов команды, днем и ночью искали следы ржавчины. Морская вода - необычайно сильный окислитель, а кораблю приходилось находиться в ней постоянно. В такой ситуации единственным решением был фанатизм.

Каюта над штурвалом ждала капитана. Свет лампы, которая вопреки принципам экономии горела у трапа, выхватывал из темноты сто футов палубы. После сбора, когда цистерны были до краев заполнены жиром, некоторые вели себя так, словно запасы жира неисчерпаемы. Обходя и перешагивая растянутые штаги, капитан устало подошел к трапу и задул лампу. Перед тем, как спуститься вниз, он машинально огляделся по сторонам. Все в порядке...

За исключением светлого пятна на кормовой палубе.

- Неужели этот день никогда не кончится? - спросил он у потушенной лампы и направился на корму.

Светлое пятно оказалось девочкой в ночной рубашке, с пальцем во рту, бесцельно бродящей по палубе. Ей было года два, и она почти засыпала. В любую секунду она могла выпасть за борт: тихий крик, тихий всплеск...

Он поднял ее, как перышко.

- Кто твой папа, детка?

- Не знаю, - улыбнулась она в ответ.

Было слишком темно, чтобы разглядеть ее идентификационный брелок, а зажигать лампу не хотелось. Солтер поплелся к группе контролеров.

- Пусть одна из вас, - обратился он к начальнице группы, - отведет этого ребенка в каюту родителей. - Он подал ей девочку.

Начальница оскорбилась:

- Мы на вахте, сэр!

- Если хотите, можете жаловаться коммодору. Возьмите ребенка.

Одна из женщин выполнила приказ и защебетала с девочкой, пока ее начальница испепеляла капитана взглядом.

- Пока, детка, - сказал капитан. - Надо бы протащить тебя за это под килем, но я дам тебе еще один шанс.

- Пока, - ответила девочка, маша ему ручкой, и капитан, зевая, спустился по трапу к себе.

Его каюта, в сравнении со спартанскими условиями, царящими на корабле, была роскошной. Площадь ее равнялась площади шести стандартных (9х9) кают или трех двойных кают для супружеских пар. Впрочем, женитьба была для него недостижима, потому что офицеры в звании выше лейтенанта жили в безбрачии. Как показывал опыт, это была единственная возможность избежать кумовства, а кумовство было роскошью, которой не могла позволить себе ни одна группа... Рано или поздно это привело бы к ошибкам в руководстве, а это в конечном итоге означало бы смерть.

Солтер подумал, что не сможет заснуть, и действительно, сон не шел.

Супружество. Отцовство. Как это странно! Делить кровать с женой, каюту с двумя детьми, до шестнадцати лет живущими в закутке, отделенном для приличия портьерой... О чем разговаривают в постели? Его последняя любовница почти ничего не говорила, разве что взглядом. Заметив, что она - Бог знает почему - начинает в него влюбляться, он порвал с ней так мягко, как только мог, и с тех пор раздраженно отклонял всякие намеки, что должен найти себе очередную. Это было два года назад, ему исполнилось тридцать семь, и он начинал чувствоать себя лодырем, заслуживающим лишь того, чтобы его выбросили за борт. Старый распутник, сатир, использующий женщин. Не удивительно, что она так мало с ним разговаривала, - какие у них были общие проблемы? С женой, живущей у его бока, детьми, окружаемыми совместной заботой, все выглядело бы совершенно иначе. Эта бледная высокая и тихая девушка заслуживала большего, чем он мог ей дать. Он надеялся, что к этому времени она удачно вышла замуж, получила свою двойную каюту и, вероятно, ходит уже в своей первой беременности.

Над его головой запищал свисток: кто-то дунул в одну из переговорных труб, размещенных на переборке. Потом открылась труба № 7 - отдел связи. Солтер отрешенно взял в руки эластичный наконечник с воронкой переговорной трубы и произнес в нее:

- Капитан слушает.

- "Гренвилл" сообщает о шквале третьей степени, идущему кормы, сэр.

- Шквал третьей степени, с кормы. Вызвать вахту правого борта, пусть рифуют паруса до положения "Чарли".

- Вахта правого борта, зарифить паруса до положения "Чарли".

- Исполняйте.

- Слушаюсь, сэр.

Заглушка трубы № 7 захлопнулась. Почти сразу же послышался пронзительный звук свистка. Солтер почувствовал слабую вибрацию корпуса, а разбуженная шестая часть команды принялась, вскочив, крутиться по своим каютам и пробираться вдоль коридоров к люкам я на палубу. Он тоже встал с койки и, зевая, оделся. Рифление парусов из положения "фоке" в положение "Чарли" даже в темноте не составляло проблемы. Вахтенный начальник Уолтере был хорошим офицером, но все-таки капитан предпочитал и сам быть на месте.

Корабль имел гладкую палубу, без капитанского мостика, и Солтер управлял им с "первой верхней" на Пятнице, последней из пяти мачт. "Первая верхняя" была отличным вороньим гнездом, прикрепленным на высоте пятидесяти футов к стальной конструкции этой могучей башни. Благодаря ему он мог одним взглядом окинуть все мачты и реи.

Капитан забрался в свой командный пункт, слишком измученный, чтобы чувствовать усталость. Полная луна освещала все вокруг. Это хорошо, меньше шансов, что какой-нибудь желторотый поставит ногу навыбленку, которая окажется просто тенью, и свалится с высоты двухсот футов на палубу. Чем быстрее будут зарифлены паруса, тем быстрее все кончится. Солтер вдруг решил, что если ему удастся вернуться в койку, он наверняка сможет заснуть.

Он повернулся, чтобы взглянуть на освещенную луной большую сеть из бронзы, лежащую на кормовой палубе. За неделю ее должны очистить и смазать, а затем - убрать вниз, оберегая от ветра и непогоды.

Отделения вахты правого борта уже кишели на реях мачт от "Понедельника" до "Пятницы", а боцманские свистки задавали работе необходимый темп.

Ветер взвыл и тряхнул капитана, пришлось ухватиться обеими руками за релинг. Струи дождя хлынули сверху, а корабль закачался с борта на борт. За спиной капитана скрежетнул металл - это сеть сдвинул юь на пару дюймов и вернулась.на свое место.

Неожиданно тучи закрыли луну, он не мог разглядеть людей, работающих на реях, но внезапно, с поразительной ясностью, чувствуя дрожь настила под ногами, понял, что они делают. Ослепленные и оглушенные секущими дождем и ветром, они с трудом выполняли задачу рифления парусов. Они уже не координировали своих действий, не пытались в одном темпе уменьшать поверхность парусов на каждой мачте, а просто хотели сделать свое дело и спуститься. Ветер завыл ему прямо в лицо, когда он повернулся, изо всех сил держась за релинг. На "Понедельнике" и "Вторнике" рифили быстрее, на "Четверге" и "Пятнице" отставали.

Значит, корабль начнет раскачиваться. Сила ветра будет действовать неравномерно, и корабль накренится, словно готовясь к молитлитве. Нос покорно погрузится в воду, корма медленно и величественно поднимется в воздух, пока с верхнего шарнира руля хлынет в пенящийся кильватер стофутовый водопад.

Но это была только половина крена. Капитан держался изо всех сил. Несмотря на вой ветра, он слышал, как грохочут по палубе предметы, скатываясь, как лавина. Услышав громкий звон на корме, он закусил нижнюю губу, а когда выступила кровь, холодный дождь тут же размазал ее по щеке.

Крен достиг максимума, на мгновенье, показавшееся вечностью, корабль застыл, накренившись под углом в сорок пять градусов, а потом нос начал подниматься, бушприт заслонил звезды на горизонте, предметы посыпались обратно на корму, сметая все на своем пути: гандшпуги, какие-то тюки, лежни под бочки, бухты стальных канатов, солнечные зеркала, извивающиеся концы бронзового такелажа.